Никита Филатов - Мышеловка капитана Виноградова
Попарились славно. За исключением Алика, гостя в бане явно не частого и потому с оханьем и визгом стремившегося поскорее выскочить из парилки к столу, ломившемуся от фантастически вкусной снеди, пестрых банок и пары причудливой формы бутылок; остальные трое толк в паре и ледяной воде понимали, отдыхали основательно и не торопясь. С любовью размачивали веники, смачно кряхтели на верхних полках, махом обрушивались в бассейн… И разговор шел сугубо банный, мужской. Не будь демонстративной охраны у входа…
Одного из хозяев Виноградов немного знал. В восьмилетием возрасте, в числе десятков других еврейских мальчиков, Миша Манус был отдан в секцию самбо — времена в стране были неспокойные, община нуждалась в защитниках. Прошли годы, многие из них стали чемпионами Союза, мастерами спорта… Кто-то ушел в рэкет, возродив традицию Бени Крика и поражая видавший виды преступный мир беспредельной храбростью, жестокостью и точным просчетом каждой акции, кто-то заработал славу и «звезды» в Афганистане и в Закавказье. Многие уехали на землю предков — подготовка позволяла открыть частную школу самообороны или, к примеру, проявить себя в рядах спецназа. Заслуженный мастер спорта Михаил Манус выбрал свой путь. Человек со стальным, идеальных форм телом, фанатик самбо, хулиган и весельчак, он собственными руками переоборудовал загаженную котельную в уютный, небогатый, но удивительно функциональный оздоровительный комплекс, потихоньку «отбил» долги, встал на ноги — и теперь лишь изредка наведывался в какой-нибудь центровой кабак, чтобы слегка сбить спесь с охамевшего воротчика или подгулявшей компании, неуважительно отозвавшейся о его ярко выраженной семитской внешности. Серьезные же люди Мануса уважали за справедливость, честность и выдающиеся бойцовские качества, используя его в критических ситуациях в качестве незаинтересованного арбитра.
Второй — полноватый мужчина лет пятидесяти, густо поросший черным волосом практически по всему телу, за исключением, пожалуй, прогрессирующей лысины на темени, — представился Ильей Михайловичем. Третьим был жилистый, с волевой нижней челюстью блондин — Виноградов обратил внимание на характерный пулевой шрам на его предплечье и трехцветную татуировку над левым соском — оскалившийся, готовый к прыжку леопард.
— Владимир Александрович, дорогуша, — Илья Михайлович говорил, барственно грассируя и несколько нарочито растягивая гласные, — вы как предпочитаете — прямо сейчас к делу или немножко еще погреться?
Этим вопросом, оборвав на полуслове очередную байку Фридмана — Алик даже поперхнулся от такой внезапной бестактности, — он круто, по-хозяйски изменил атмосферу вечера, высветил реальный расклад. В общем, распределение ролей для Виноградова особой тайной не являлось — старого приятеля, вероятно даже не посвящая в детали, использовали в качестве наживки. Манус являлся для обеих сторон гарантом безопасности и серьезности намерений. Илья Михайлович, очевидно, был тут за главного, а вот блондин с кровожадной киской на груди… Для телохранителя — староват, такому впору открывать собственную школу каратэ или рукопашного боя. И не торгаш — нет в глазах суетливых живчиков, непременных спутников любого «делового» (слава Богу, на спекулянтов, магазинных жуликов и прочую шушеру Виноградов в свое время насмотрелся). Нехорошие, кстати, глаза. Прохладные.
— Как скажете… Вы хозяин. — Владимир Александрович, придерживая спадающую с плеча простыню, взял со стола банку «Туборга».
— Тогда мы сейчас — еще заходик, а всеми уважаемый и любимый Алик пока соберется, оденется… Миша, вы его проводите?
— Разумеется. Только я тогда уже не вернусь. — Манус встал, перекатывая под смуглой кожей бугры не знакомых с анаболиками мускулов. — Жена ждет.
— Миш, а она от твоего здоровья на стенку еще не лезет? — Фридман, поначалу виновато следивший за реакцией Виноградова, а теперь понявший, что такой поворот приятеля устраивает или, по меньшей мере, не пугает, вновь взял привычный фамильярный тон.
— Нет, Алик. Я женат уже пятый год. — Манус говорил серьезно, как если бы отчитывался на тренерском совете о ходе выполнения предолимпийского графика. — Со свадьбы взял за правило — секс каждый вечер. Поначалу было трудно, но потом втянулся… Пойдем-ка, брат.
— Мы тут все выключим и закроем, Миша! — крикнул вдогонку Илья Михайлович. — Или как?
— Не надо только ничего трогать. — Дверь, за которой только что скрылись Манус и Фридман, внезапно вновь открылась, и в щель просунулась озабоченная физиономия спортсмена. — В двенадцать придет бабуська, все уберет, помоет, обесточит. Будете уходить — просто защелку хлопните посильней.
— Добро! — Это короткое слово выбросил, как выплюнул, до того почти все время молчавший блондин. В голосе его явственно звякнули командирские решительные нотки… сдобренные изрядной долей нетерпеливой раздражительности. Дверь закрылась.
— Баня — потом. Времени мало. Илья, переходите прямо к делу.
Илья Михайлович нервно дернулся, подобрал животик. Виноградову даже показалось, что сейчас он вскочит, вытянет руки по швам и гаркнет: «Есть!» На какое-то мгновение, представив себе эту сцену, Владимир Александрович развеселился, но…
— Дорогуша, убийство нашего общего знакомого Контровского заказал и оплатил Виктор Викторович Сухарев.
Виноградов не обольщался насчет приятного и легкомысленного начала вечера, но чтобы так…
Он даже не попытался скрыть свою ошарашенность.
— Однако! Заявочка серьезная.
— За базар, как говорят блатные, отвечаем. Но прежде чем продолжить — стоит ведь, да? — хотелось бы заручиться некоторыми гарантиями.
— Ну?
— Всего-навсего — ваше честное слово, что сведения, которые получите, не используете в ущерб тем, кто их сообщил.
— Со скрипом, но — приемлемо.
— Кроме того, получив доказательства виновности упомянутого лица и удовлетворив вполне понятное чувство справедливой мести, вы прекращаете дальнейшее копание в этой истории.
— Заинтриговали… Ладно, согласен. Но ведь если клиент попадет ко мне — не боитесь, что многих за собой потащит? Специально я ему рот затыкать не буду, тем более — начальство.
— Наши проблемы, — вмешался в разговор блондин, демонстративно взял с серванта массивные золотые часы и начал пристегивать ремешок. — Времени в обрез.
— Да-да, — засуетился Илья Михайлович. — Видите ли, Владимир Александрович, я представляю в Союзе фирму «Эриксон-балтик». Мы импортируем из Скандинавии игровые автоматы… У вас на Морском вокзале, кстати, тоже стоят наши…
Виноградов мгновенно вспомнил влажно-теплые ксерокопии арендных договоров, грузовые документы — инофирма гнала паромами через морские ворота страны десятки контейнеров с компьютерными играми и «однорукими бандитами», с детства приобщая нас, сирых, к достижениям западной цивилизации. За бешеные деньги и еще более фантастические взятки жадная стая кооператоров-прилипал растаскивала контейнеры по городам и весям от Мурманска до Свердловска и Еревана. Пузатые дяди в пропитках, сопливые школяры — и у тех и у других карманы опустошались пусть даже не мгновенно, но неотвратимо. Пароходство, как постоянный деловой партнер, получало зал игровых автоматов практически бесплатно, пополняя за счет чужих пороков и страстей небогатый фонд своего социального развития. Виноградов вспомнил также инициалы и фамилию под документами фирмы.
— Вы — Домантович?
— Правильно.
— А вы? — Виноградов повернулся к третьему собеседнику. — Вероятно — Эриксон?
— Разумеется нет. Я Виктор Судниекс, гражданин Швеции. Если это для вас уж так важно… Я руковожу отделом безопасности шведско-советского филиала фирмы.
— А это правда, что у нас пишут, — игорный бизнес на Западе контролируется мафией? Ну там — казино, притоны…
— Простите, Владимир Александрович, вы дурака изображаете, чтобы время выиграть? Или еще почему-нибудь?
— Простите. Все, больше не буду.
— Продолжайте, Илья.
— Так вот, Константин Георгиевич Контровский работал в нашей фирме, даже точнее — в «аппарате» господина Судниекса. Некоторое время назад у нас возникли… скажем так — определенные недоразумения со «Спорттуром».
— «Спорттур» — это Тамарин?
— Владимир Александрович, не секрет ведь, что за «деревянные» рубли сейчас приличную охрану не нанять. А Тамарин — это гарантия нормального бизнеса, это — имя. Поэтому и родился «Спорт-тур» — вроде как дочернее предприятие с определенным процентом прибыли от общего оборота. Ребята обеспечивали порядок, Сухарев придавал всему этому респектабельность — и в сами операции с игровыми автоматами «Спорттур» не встревал. Но в январе ко мне неожиданно обратился Сухарев с просьбой… Собственно, он сказал, что это личная просьба Тамарина — пропустить через него два-три контейнера с «однорукими», не по бумагам, а живьем.