Андрей Житков - Риелтор
Паша, наконец осознав серьезность всего происходящего, по-настоящему испугался — его даже на мгновение перестало ломать. Он попытался отодвинуться от Вадима, но тот безжалостно надавил коленом на его живот.
— Если что с домом случится — пеняй на себя! — Вадим Георгиевич полез в карман пиджака, швырнул ему в лицо несколько купюр. — Вот тебе на первое время, а дальше — крутись как хочешь. Ключи на гвоздике в сенях.
Он поднялся и вышел, хлопнув дверью. Через несколько секунд во дворе взревел мотор.
Когда шум машины смолк, Паша ощупал мокрую рубаху, встал на четвереньки, собрал с пола рассыпавшиеся купюры, пересчитал их и подполз к окну. В избах уже горел тусклый свет.
— Где же я здесь дозу достану? — с тоской в голосе спросил самого себя Паша.
* * *«Наградил тебя папаша фамилией, как клеймо корове на лоб. И какая баба за такую фамилию замуж пойдет?» — говаривала обычно мать Алексея. И то верно — наградил! Когда Бредов предъявил свое удостоверение сотруднице архива, рыжеволосой капитанше в коротковатой, не по уставу, юбке, она глянула на него и усмехнулась. Ну и что из того, что Бредов, слегка обиделся капитан. Ведь не Коровкин, не Лямочкин, не Зюзельков. Хотя с другой стороны, мать, может, и права — вот ведь не срослось же у них с Антониной, да и с другими бабами тоже… Так, одноразово, единовременно, без обязательств. Если честно, он таких отношений не любил.
По удостоверению Алексей был журналистом одной известной газеты, занимающейся вопросами историей органов правопорядка — архивы прокуратуры, МВД — в общем, любые. И пока что ему ни разу а отказали в информации.
Капитанша провела его к полке, выставила палец с накрашенным ногтем — «Вот вам все дела по квартирным аферистам» — и удалилась, виляя бедрами. Алексей посмотрел ей вслед, вздохнул и взял с полки первое дело десятилетней давности. Итак, квартирные аферисты…
На третий день, когда голова его опухла от обилия информации, он понял, что Кант действительно крупная фигура в черном маклерстве. И в свидетельских показаниях, и в показаниях обвиняемых это имя мелькало часто. То он выступил организатором аферы, то проконсультировал по поводу «кидалова», то помог отмыть деньги за процент… Но при этом никто не мог его даже мало-мальски описать, потому что маклер действовал всегда только через посредников, беседы вел по телефону и вообще очень походил на персонаж уэллсовского романа. Мираж, пустота, фантом со звонким именем Кант…
Результатом его недельного сидения в архиве стал листок бумаги, на котором Алексей набросал некоторые замечания по поводу неуловимого «клиента».
1. Хорошо отработанный «пиар». Имя у всех на слуху и наводит благоговейный ужас на мошенников специализирующихся в этом бизнесе. А может Кант — не один человек, а целая группировка, которая нагло сует нос во все риелторские дела? Маска которую время от времени надевает то один, то другой преступник, чтобы выдать себя за крутого?
2. Шансы найти «клиента» в данный момент равны нулю, но вполне вероятно, что в ближайшем будущем (месяц, год, два — за такие сроки Зеленцо: повесит Алексея за одно место) мелькнет информашка о его очередной афере. Нужно слушать, слушать и слушать. Связи. Надо влезать в риелторский бизнес по самые уши (тщательно проверить тех, кто упоминал в своих показаниях имя Канта, уже отбыл или отбывает наказание в ИТУ, находится в СИЗО и прочих богоугодных заведениях).
3. Ставить на подельников нельзя — не видели, не слышали, не знают. Ставить можно только на жертву. Жертва хочет вернуть деньги, жертва хочет отомстить, жертва ищет, жертва шевелится, жертва — это шанс.
4. Такой человек, как Кант, свои бабки давным-давно вывез за кордон и отмыл, но вполне вероятно, что скоро он опять неплохо заработает, и тогда…
Александра сидела, поджав ноги, на диване. Вязала джемпер, иногда бросала взгляд на телевизионный экран, щелкала каналами, выискивая какое-нибудь кино. На плите стыл ужин. Обычно Вадим возвращался около восьми, иногда позже; по вечерам людям удобней показывать свои квартиры. Днем все работают, все вертятся, всем некогда. Да и фирме удобней. А вот покупателю, конечно, лучше днем объект смотреть. Она все эти тонкости знает. При электрическом свете недостатки не так заметны: трещины не видны, выцветшие обои смотрятся как новые. Для многих именно первое впечатление является решающим фактором. Понравилось — беру, а уж потом и грибок на потолке, и мыши в кладовке… Иногда ей тоже хотелось побегать, посуетиться, ощутить азарт, с которым они с мужем когда-то брались за это дело. Но потом, когда вспоминала, сколько вся эта беготня отнимает сил и нервов, желание проходило. Хотелось на диван, под плед, в уютный теплый мир своей квартиры. Вадим сам сказал ей: «Не хочешь — не работай. Прокормлю. Еще на пряники останется». Вот она и не работает.
В двери повернулся ключ. Александра отложила вязание, пошла встречать мужа.
— Ну как? — спросила она его, обнимая.
— Я холодный, голодный, — пробормотал Вадим, дежурно чмокнул ее в щеку, отстранился. — Надо все-таки машину менять. Стойки, что ли, завалились. Езжу как на телеге по ухабам — вся задница в синяке
— Отцу скажи. Он говорил, у них кто-то новый «пассат» продает.
— Ну-с. — Вадим хлопнул в ладоши, энергично потер замерзшие руки. — Что-нибудь пожуем?
— Сейчас разогрею. — Александра отправилась на кухню. Вадим — умываться и переодеваться. Скоро он появился на кухне в домашнем.
— Тебе тут Владимир Иванович звонил. Оставил информацию по поводу одного крутого объекта. На зеркале в прихожей листок.
Пока Александра накладывала мужу котлеты салат, Вадим сходил в прихожую, вернулся с исписанным мелким почерком листком, положил его перед собой на стол.
— Устал как собака! Пришлось в Гусевку мотаться, — сказал он.
— Зачем? — удивилась Александра. — Обворовали, что ли?
— Да нет, все в порядке. Захотелось на дедов дом посмотреть.
— Опять темнишь? — Жена покачала головой.
— Не темню. Приятеля там одного временно поселил. Жить ему негде. Пусть пока сторожит.
— А не приятельницу? — ехидно спросила Александра.
— Да что ты, Сашка! — отмахнулся Вадим Георгиевич, вчитываясь в информацию на листке.
Черт возьми! Проект по реконструкции. На такой можно не одну сотню тысяч заработать! Тут же поймал себя на мысли, что такие крупные дела всегда на грани срыва, да и риск… Нужно как следует проверить объект, навести справки — словом, тут нужно время и трезвый ум.
Он набрал номер Владимира Ивановича. Подошла его жена:
— Добрый вечер, Вадим. Володя сейчас с собакой гуляет. Позвоните попозже.
После ужина они смотрели телевизор, потом Вадим ушел в кабинет поиграть на компьютере. Каждые десять минут набирал телефон своего агента, но у того было занято. Решил сегодня больше не волноваться, не накручивать себя раньше времени, отложить все дела до утра. Утро вечера мудренее.
Он первым лег в постель, читал бездумный детектив, все время отвлекался, вспоминая сегодняшний день. Зато теперь его совесть чиста — не взял греха на душу. А с «чижиками» он разберется. Интересно, соврут они ему, что дело сделано, или все же попытаются найти гаденыша?
Вошла Александра. На ней была короткая ночная рубашка. Она залезла в кровать, прижалась к нему.
— Ой, какой ты теплый! Погреюсь?
— Грейся.
Александра провела рукой по его волосам.
— Вадик мой замечательный! Добытчик. Только вот Сашке своей подарков давно не дарил, в театр не водил, не баловал! А не любил-то как давно — подумать страшно! — Она вырвала у него из рук книжку, зашвырнула ее в угол, выключила ночник, навалилась на него. — Требую сатисфакции!
Он обнял жену, крепко поцеловал в губы.
Потом он лежал, гладил засыпающую жену и вспоминал сегодняшний безумный день. Для того чтобы Успокоиться, перестать нервничать, взять себя в руки, нужно было вспомнить что-нибудь приятное. И он вспомнил — с чего все началось…
НАЧАЛО
Гости принялись за сладкое. Хозяйка дома, Елизавета Андреевна, была большой мастерицей по час пирогов, тортов и прочих сдобных изделий, от которых не могла отказаться даже самая ярая поборница здорового образа жизни. Позолоченные ложки торопливо стучали о блюдца, то и дело на разных концов, стола раздавались восхищенные причмокивания возгласы, превозносящие хозяйку до небес. Елизавете Андреевна, томно улыбаясь, трясла головой с пышной прической, робко дотрагивалась до бриллиантовых серег в ушах и, как кокетливая школьница, произносила одну и ту же фразу:
— Да что я, это все мой Миша!
Миша, он же Михаил Леонтьевич, директор крупного военного завода, поглядывал на супругу и часто поднимал большой хрустальный бокал, в котором, однако, было не вино, а подкрашенная клюквой родниковая вода.
Пятидесятилетний юбилей Михаила Леонтьевич праздновали третий день. Сначала был официальны прием на заводе: понаехало начальство с подаркам! череда здравиц за столом перемежалась концертным номерами артистов столичных театров. И начальники, и артисты лезли к Михаилу Леонтьевичу с рюмками и поцелуями. Отказать он никому не мог — на следующий день полгорода будет сплетничать о том, что «клешеногий» Ведмедек — так за глаза прозвал его с легкой руки украинских партнеров и что переводилось как «Мишка косолапый» — постарел, сморщился, посерел, как перезревший дождевик, пить не может, а значит, серьезно болен, зачем же его было выдвигать директором на новый срок, когда вокруг столько молодых и талантливых? Как говорил его зам по связям с общественностью Сан Саныч: «Понты дороже денег». Так зачем отказывать, пусть все считают, что все идет, как обычно. В общем, так «напонтовался» Ведмедек, что охраннику с шофером пришлось тащить его на себе до машины и поднимать на четвертый этаж. На следующий день кололо в боках, ломило спину и неприятно тянуло ноги, будто наплясался с артистками из кордебалета. На завод приехали их главные клиенты — арабы, обвешанные золотыми цепями, для заключения очередной сделки. Надарили дамасских клинков, кальянов и пыльных ковров ручной работы. Эти не пили, а только сосали какие-то вонючие зеленые шарики. Дали попробовать и ему. Голова тут же пошла кругом, рот онемел, будто бессердечный стоматолог вколол в десну больше чем надо новокаина. Он незаметно для арабов выплюнул шарик в мусорную корзину, а потом долго полоскал рот теплой водой, пытаясь избавиться от горечи и немоты… Ну а сегодня в уютной гостиной собрались самые близкие: родные, друзья — с этими можно не «понтоваться», не церемониться. Эти поймут, не будут шушукаться на кухнях и злословить по углам.
