Александр Андрюхин - Коготки Галатеи
— Пойми, что я человек искусства. Я работаю на вечность. На мне ответственность за духовное продвижение человечества. Понимаешь?
Она посмотрела на меня крайне недоверчиво, сильно сомневаясь насчет моей ответственности за духовное продвижение.
— Ты в этом уверен?
Я подавил раздражение от этого дурацкого вопроса, занесенного нам, как сорняк, американскими фильмами. Сглотнув слюну, я продолжил:
— Запомни, что только искусство способствует духовному продвижению человечества, только искусство. Только ему дано право останавливать мгновение, чтобы все увидели, как оно прекрасно. По этой причине греки и ваяли из мрамора человеческие тела, хотя натуральных тел в Афинах кишело кишмя. Но мрамор менее подвержен влиянию времени, чем человеческая плоть, хотя он также не вечен. И пусть не остановить, а слегка притормозить мгновение — вот какая функция была возложена на античных скульпторов. Тебе это ясно? После греков дух человечества движет эпоха Возрождения. Перенос мира в двумерное пространство был необходим для панорамного видения невидимых сфер. Прежде всего нужно увидеть малое, чтобы понять великое. Кстати, и Лобачевский четырехмерное бытие математически доказал только после того, как оттолкнулся от двумерного. Вот видишь? А импрессионисты показали, как в знойный полдень дрожит воздух… А до Мане англичане не знали, что туман над Лондоном вовсе не серый, а розовый…
— А зачем мне все это знать? — перебила она.
— А затем, что я не намерен гробить жизнь на сиюминутные нужды. У нас с тобой никогда не будет особняка, машины, дачи, роскошной мебели, модной одежды, изысканной еды. Мы никогда с тобой не будем богатыми!
— Будем! — брызнула она глазами. — Я не хочу жить в нищете. Неужели ты не заработаешь? Мужик ты или не мужик?
— Я не мужик, — улыбнулся я. — Я художник. У меня нет времени на всю эту ерунду…
— Мой знакомый, — перебила она, — всего год работал на строительных шабашках и купил жене соболью шубу…
— Но пойми! — с отчаянием вскрикнул я. — Этой шубе жизни пять, ну десять, ну от силы двадцать лет. Год работы на неё не стоит. За год я напишу такое, что будет жить вечно. Если ты не понимаешь этих соотношений, давай расстанемся! Найди себе мужика, который будет на тебя работать.
— Что?! — закричала она, и слезы брызнули из её глаз. — Раз так, ты меня больше не увидишь.
Она схватила валявшийся на покрывале нож, которым мы намеревались разрезать арбуз, и занесла над своим запястьем с явным намерением полоснуть по венам. Я испуганно перехватил её руку и прижал к себе. Она стала рыдать, а я принялся её успокаивать, хотя успокаивать нужно было меня. Успокоившись, она произнесла упрямо:
— К осени мне нужна шуба…
— Купим, — произнес я скороговоркой, сдерживая зубную дрожь.
«Вот это вляпался, — с тоской подумал я. — Если мне удастся развестись — это будет большая удача…»
Из дневника следователя В. А. Сорокина
31 августа 2000 года
Главбух «Симбир-Фарма» А. П. Лебедкина сегодня дала показания. Во вторник утром 27 июля она получила указание по телефону от А. П. Рогова перегнать на счет Красногорского предприятия лекарственных трав полтора миллиона рублей, сразу же после оформления договора. По её словам, в это время в дверях её кабинета уже стоял начальник отдела сбыта Красногорского завода Н.Г. Мордвинов. Договор был составлен и подписан обеими сторонами в двух экземплярах на стандартном бланке. Согласно ему, АО «Симбир-Фарм» за поставку товара из Красногорска обязалось перевести на счет завода полтора миллиона рублей в течение месяца. Конкретно до 28 августа.
После этого красногорцы с копией договора отбыли на родину, а Лебедкина, как она чистосердечно призналась, перевела эти полтора миллиона на счет своего родственника предпринимателя З. П. Лопухова. Ничего дурного, по словам бухгалтера, она не хотела. Присвоить эту сумму мыслей не было. Просто за услугу Лопухов обещал ей сто пятьдесят тысяч рублей. Он уверил, что 28 августа деньги уже будут в Красногорске. Лебедкина в недоумении. Она не ожидала такого развития событий. Лопухов всегда был человеком слова.
Самое любопытное, что деньги действительно 28 августа уже были в Красногорске, но не с утра, а где-то к восемнадцати часам, то есть приблизительно через полчаса или час после убийства Рогова и его сотрудников.
Только что пришла из Москвы ксерокопия допроса наших красногорских друзей: начальника отдела сбыта Н. Г. Мордвинова и начальника службы охраны Л. С. Самойлова. Они признались, что 25 июля приезжали в наш город для разбирательства. По их словам, переговоры с Роговым ни к чему не привели. Они опробовали все варианты для разрешения конфликта миром и только после этого обратились за помощью к местным рэкетирам. Красногорцы для этих целей предусмотрели двести тысяч рублей наличкой.
За эту сумму выбить деньги с Рогова взялись двое нигде не работающих спортсменов-таэквандистов из Заволжского района П. Н. Загряжский и Л. Г. Пьяных. По договору в их обязанности входили только предупреждения и устные угрозы. Ни о какой физической расправе речи не шло. Битье стекол в доме главы фирмы было инициативой спортсменов. Я склонен верить этому. Дело в том, что, в случае успеха, рэкетирам обламывалось по сто тысяч рублей, в случае неуспеха — только по двадцать тысяч.
Сегодня задержан один из этих спортсменов, П. Н. Загряжский. Он подтвердил, что о физической расправе речи не шло, но не подтвердил насчет битья стекол. Однако поклялся, что стекла бил Пьяных, а он сидел в машине. Также он признался, что красногорцы честно рассчитались с ними за проделанную работу, вручив им наличными по сто тысяч.
И вот интересный момент, который, на мой взгляд, играет ключевую роль в этой истории: Пьяных был недоволен оплатой и потребовал надбавки. В данный момент он ещё не задержан. По словам жены, он ушел в понедельник утром (обратите внимание, как раз 28 августа, в день убийства) и после этого не появлялся. Милиция прочесывает места, где он может находиться. Думаю, это дело двух-трех дней.
Теперь о деньгах, найденных в карманах убитых. С ними полная неясность. Однако не уверен, что они имеют отношение к убийству. Лебедкина уверяет, что эти деньги не из фирмы. Все отчетно-подотчетные источники ей известны. У жены Рогова эта сумма (восемнадцать тысяч долларов) вызвала удивление. По её словам, деньги на карманные расходы у мужа были, но не в таком количестве. В курсе она и о деньгах в замурованном сейфе. Это, по её словам, загашник на случай, если налоговая закроет счет. Откуда в карманах мужа две пачки долларов, она не может даже предположить, тем более что Рогов не имел привычки хранить деньги в долларах. Еще большее недоумение вызвало у неё алмазное колье и рубиновые сережки. Муж не имел привычки покупать дорогие вещи ни жене, ни любовницам.
То же самое у водителя Петрова. Его жена уверила, что это не его деньги и быть таких денег у него не могло. Что касается Клокина, то его семья в данный момент находится за границей, поэтому прокомментировать что-либо по этому вопросу пока некому.
P.S. Если в ближайшее время удастся задержать Пьяных, это будет большая удача.
12
«Это будет большая удача, если мне в ближайшее время удастся развестись…» — внезапно мелькнуло в моей голове. Я даже помню место, дату и время, когда такая мысль посетила меня. Это было в Алуште в 1982 году в последний день лета в шестнадцать ноль-ноль.
Сегодня тоже 31 августа, и на часах те же шестнадцать ноль-ноль, только вот год с тремя нулями. Сегодня последний день лета и в наличии у меня пять нулей. Совершенно беспросветная партия.
Неожиданно я понял, что судьба мне не намерена давать никакого снисхождения. Один неверный шаг — и я по шею в болоте.
За тот месяц, проведенный с ней в Алуште, я сразу постарел на восемнадцать лет. Это сейчас мои года, наконец, нагнали меня, и я вступил с ними в желанное равновесие. А тогда… Вот же черт!
А ведь когда мы уезжали к морю, я был совсем другим человеком: я был восторженным, жизнерадостным и уверенным в себе художником. Вернулся я угрюмым, ворчливым и замкнутым. О своей холостяцкой жизни я вспоминал как о покинутом рае. Правда, во мне ещё теплилась надежда, что, когда мы вернемся домой, я возьму в руки кисть и снова обрету себя. Тогда я ещё не знал, что дома у меня уже нет.
По возвращении Алиса сразу повалилась на диван, а я вместо кисти взял в руки веник, потому что не мог работать в бардаке. Помню, что в тот день я серьезно намеревался написать один этюд, но так и не написал. Вместо этого я напился. Напился я и на следующий день, так и не достав из шкафа краски. А на третий, когда я решительно разложил посреди комнаты мольберт, жена закатила мне скандал.
