Виктория Платова - Смерть на кончике хвоста
— Да, — Нинон понизила голос. — Так что сама понимаешь… У меня и так жизнь собачья, а здесь еще и ты с какой-то пришлой доберманихой. Сдай ее в приют. Есть же всякие питомники.
Тума, до этого стоявшая смирно, неожиданно дернула импровизированный поводок и заскулила.
— Ты понимаешь, Нинон. Это неэтично. Я знаю адрес ее хозяев, и отправлять собаку в приют…
— А поднимать меня с ложа любви — этично?
— Да. Ты права. Прости…
— Ничего, — сразу же смягчилась Нинон. — В конце концов, съезди по адресу. Мало ли, может, у них телефон отключили.
Мысль была такой простой и гениальной одновременно, что Наталья даже рассмеялась. Ну конечно, у них отключен телефон, только и всего. Ей давно нужно было бы сообразить.
— Ты прелесть, Нинон. Я тебя обожаю.
— Привет доберманихе, — грудным голосом пропела Нинон и повесила трубку.
Выйдя из будки, Наталья подхватила первый попавшийся таксомотор (долой тридцатку из скудного бюджета!) и через десять минут была уже на Васильевском. Дом № 62/3 по Большому проспекту Васильевского острова оказался мрачным шестиэтажным строением с облупившимися кариатидами на фронтоне. Кариатиды щерили зубы и поддерживали на своих мощных плечах вывеску «ДИКИЙ МИР». КАФЕ-БАР-МАГАЗИН. КРУГЛОСУТОЧНО". В широком окне КАФЕ-БАРА-МАГАЗИНА красовался психоделический плакат: «Хороший человек — это тот, кто пьет и закусывает с удовольствием».
Исчерпывающее определение.
Наталья улыбнулась и тут же с трудом удержалась на ногах: доберманиха, дрожа всем телом, потащила ее за угол. У дверей второго подъезда хлипкий ремень из кожзаменителя оборвался, и Тума, открыв лапой дверь, исчезла в темноте. Наталья последовала за ней.
Конечно же, ни о какой консьержке не могло быть и речи. Внутренности заплеванного и загаженного подъезда произвели на Наталью удручающее впечатление. Их собственный дом (тоже старый фонд, между прочим!) выглядел куда предпочтительнее. Кроме того, не работал лифт. И Наталья тотчас же прикинула: чтобы добраться до квартиры номер 48, ей придется пешком тащиться на шестой этаж. А к таким акробатическим этюдам она не готова.
Вой Тумы, доносящийся откуда-то с самого верха, заставил Наталью двигаться живее. Когда, с языком на плече, она добралась до площадки шестого этажа, вой перешел в сип. А Тума с остервенением принялась царапать железную дверь. Осторожно обойдя беснующееся животное, Наталья нажала кнопку звонка и приложилась ухом к двери.
В квартире царила гробовая тишина.
Устав выть, Тума улеглась на резиновый коврик и затихла.
Черт, черт, черт, веселенькое дельце. Хозяев нет и не предвидится, а волочить собаку обратно на Петроградку и вовсе не представляется возможным. Можно, конечно, добраться до Нинон (еще семьдесят рублей долой) и поставить ее перед фактом. Добрая толстая Нинон не откажет собаке в крове. А если откажет? Если она вообще не откроет дверь? Любовные утехи требуют тишины, покоя и сосредоточенности…
Тума, казалось, совсем забыла о Наталье. Она положила голову на лапы и умиротворенно прикрыла глаза: дом совсем рядом, родные запахи сочатся из всех щелей, рано или поздно она попадет на свой надувной матрасик у двери…
— Ну ладно, девочка, пойдем, — голос Натальи вывел Туму из приятной задумчивости. — Что-нибудь придумаем по ходу…
Это был крошечный, почти невинный обман: все уже придумано, прямо отсюда они отправятся к метро и купят газету «Из рук в руки», там наверняка должны быть указаны адреса питомников для животных. В крайнем случае можно обратиться в горсправку. Видит бог, она сделала все, что могла, она посвятила чужой собаке сутки, она не оставила ее замерзать на улице.
Да. Адреса питомников — вот ее задача на ближайший час.
— Идем, Тума. Видишь, твоих хозяев нет…
Тума даже ухом не повела. Что ж, придется применить силу.
Наталья ухватила доберманиху за ошейник и тотчас же пожалела об этом. Собака повернула к ней надменную царственную голову и ощерила пасть. Сахарные клыки, способные за минуту перемолоть немудреную человеческую анатомию, закачались в Натальиных зрачках. Все — ночной стылый парк, казан с пловом, место у батареи, — решительно все было забыто. Тума готова разорвать ее на части. И только потому, что Наталья желает ей добра…
— Ну и черт с тобой. Сиди здесь хоть до второго пришествия. А я умываю руки.
Собака отвернулась от Натальи и прижалась головой к двери.
— Скотина неблагодарная, — отступив на всякий случай к лестнице, сказала Наталья.
Странное дело, она вдруг почувствовала себя преданной. Даже собаке наплевать на нее, что уж тогда говорить о Джаве… Собака воспользовалась ее квартирой, чтобы не умереть от голода и холода; Джава воспользовался ею самой, чтобы решить свои сиюминутные проблемы с жилплощадью. Теперь наверняка нашел себе другую женщину, постарше и побогаче. Восточные инфантильные мальчики всегда предпочитают искушенных в житейских бурях женщин… Но почему она, Наталья, позволила себя использовать?
Прилив ненависти — к себе и другим — был таким сильным, что Наталья поспешила покинуть площадку. Но, дойдя до пролета между вторым и первым этажом, остановилась: в конце концов, собака просто продемонстрировала верность хозяевам и родной железной двери Глупо требовать от нее подчинения. Глупо злиться на нее. Есть еще один вариант, который она не учла. Соседи.
Наверняка они знают хозяев. Нужно просто позвонить в любую из двух дверей на этаже. Квартиры 46 и 47. Почтовые ящики с их номерами маячили тут же, в пролете. Одинаковые узкие пеналы с сорванными замками — в их подъезде висят точно такие же.
Почтовый ящик под номером сорок восемь был одним из немногих, украшенных добротным замком. Скорее машинально, чем преследуя какую-то цель, Наталья заглянула в узкую щель: несколько объявлений о ремонте аудиовидеотехники и белый запечатанный конверт. Наталья переползла с верхней щели к нескольким круглым дыркам: ни штемпеля, ни адреса, ни имени на конверте не просматривалось.
Белый конверт сразу же заинтриговал Наталью: вкупе с потерянной собакой и молчащим телефоном все это выглядело довольно загадочно. А письма, даже не принадлежащие ей и покоящиеся в ящиках, на полпути от отправителя к получателю, с детства вызывали в ней священный трепет. Вот и теперь она не смогла противостоять этому трепету. Из кармана пальто была тотчас же извлечена шпилька, которую Наталья таскала с незапамятных времен фигурной прически «гуля учительская». Открывать ящики шпильками она научилась еще в детстве, когда лазила в бабушкин буфет за конфетами «Барбарис».
Воровато оглянувшись по сторонам, Наталья сунула шпильку в крохотное отверстие замка, открыла ящик и вытащила конверт.
Осмотрев конверт со всех сторон, Наталья сразу же нащупала какой-то длинный, скорее всего металлический предмет. Ей ничего не стоило отправить конверт обратно в ящик — и тогда вся ее жизнь вернулась бы в прежнюю колею: ни взлетов, ни падений, меланхоличные девичники на работе, брюзжание старухи Ядвиги Брониславовны, брюзжание Нинон, набор кастрюль с получки, выдергивание первых седых волосков перед зеркалом…
Ей ничего не стоило отправить конверт обратно в ящик, но она не сделала этого. Стрелка на перегоне щелкнула, и поезд ее жизни, громыхая стерильными пустыми вагонами, понесся в неизвестность.
Никогда в жизни Наталья не читала писем, адресованных другим людям. Но это письмо — на нем не было имени, и Наталья, поддавшись внезапному искушению, надорвала его. В ее ладонь тотчас же выскочил ключ с замысловатой бородкой. А в конверте оказался сложенный вдвое листок из блокнота. Настороженно прислушиваясь к звукам в подъезде, она развернула листок.
«Давно пора было это сделать, Дарья. Я был идиотом, я смотрел сквозь пальцы на все твои похождения, на все твои ночные отлучки и телефонные звонки черт знает откуда и черт знает когда. И эта твоя последняя выходка — по-моему, это подло, ты не находишь? А я нахожу. Я нахожу, что сыт по горло. И запомни: я слишком серьезно отношусь к тебе, чтобы позволить вытирать о себя ноги. Ключ от твоей квартиры оставляю, он больше мне не понадобится. Прощай. Денис».
…вытирать о себя ноги. Знакомый тезис. Именно его выдвинула в качестве краеугольного камня мироздания воинствующая феминистка Нинон. Но, похоже, это не только женская проблема. Вздохнув, Наталья дочитала постскриптум:
«Уезжаю в Москву до десятого. У тебя будет время подумать. Если что-то решишь для себя — позвони».
Только теперь она почувствовала себя неловко, как будто подсмотрела в дверную щель сцену из чужой и не слишком счастливой супружеской жизни. Неизвестный ей Денис сообщал неизвестной ей Дарье о разрыве. И оставлял ключ от их отношений в почтовом ящике. Письмо не было рассчитано на широкий круг бесцеремонных свидетелей, но еще не поздно все исправить. Пойти на ближайшую почту, купить конверт и снова опустить его в почтовый ящик…
