Татьяна Полякова - Моя любимая стерва
В тот вечер разразилась настоящая гроза, молния сверкала так, что хотелось забраться под одеяло и не высовывать оттуда носа. Дождь бил в окно, а в комнате стало так темно, что свет пришлось включить в шесть часов вечера.
Ближе к десяти дождь чуть приутих, меня клонило в сон, но тут заволновался Ромео, и мы решили с ним немного пройтись.Двор был совершенно пуст, даже машин на стоянке не было, мы шлепали с Ромео по лужам, он посматривал на меня, а я улыбалась. Возникло чувство, что во всем мире существуют только он и я, и это в те минуты казалось приятным.
Мы дошли до кладбища и, свернув, преодолели еще несколько кварталов. Не только мне, но и Ромео не хотелось возвращаться домой. Капли по моему зонту застучали чаще и настойчивее, вновь начался ливень, и мы бросились домой со всех ног, причем, я хохоча, а пес жалобно поскуливая. Дома я вымыла Ромео и сама полежала в горячей воде, затем мы выпили по стакану теплого молока и легли спать. Ромео мгновенно заснул и начал похрапывать, я блаженно вздохнула и выключила настольную лампу.Мне снилось море и белые яхты, сквозь этот сказочный сон до меня отчетливо доносилось тихое поскуливание. Ужасно не хотелось просыпаться, но пришлось.Я открыла глаза и тихонько позвала:
— Ромео…
Затем села в постели. Пса в ногах не было, я позвала громче, и он откликнулся, высунул нос из-под кровати, стыдливо потупив глазки.
— Что ты там делаешь? — удивилась я и попробовала его вернуть на законное место, раз уж у меня хорошее настроение.
Пес заскулил громче и жалостливее, но из-под кровати не вылез.
— Ну и сиди там, — обиделась я. — И не вздумай меня разбудить, запру в ванной.
Я устроилась поудобнее, натянула одеяло по самые уши, и тут… Шорох, легкий ветерок, словно открылась дверь. Ромео жалобно всхлипнул, а я вдруг испугалась. Сердце запрыгало в ребрах, спина похолодела, а волосы вроде бы встали дыбом. «Что за чушь? — попробовала я урезонить себя. — Я не верю в привидения, а если этот мерзавец не прекратит скулить, в самом деле запру его в ванной».
— Ромео, — позвала я, но почему-то шепотом, потом приподнялась, осторожно повернулась и замерла, выпучив глаза. Рядом с постелью кто-то стоял, точнее, сидел на полу. Говорю «кто-то», потому что в первое мгновение в темноте, да еще с перепугу, я не поняла, что за чертовщина происходит, лишь почувствовала: совсем рядом, буквально в нескольких сантиметрах от моего лица, кто-то есть. Я даже чувствовала дыхание и смутно различала очертание головы. — Это что еще за глупость такая?! — собравшись с силами, крикнула я и протянула руку, чтобы включить лампу. Теплая ладонь легла на мои пальцы, и мужской голос тихо попросил:
— Пожалуйста, не включай свет.
«Вот это да», — мысленно ахнув, я дважды моргнула, а потом попыталась разглядеть лицо человека напротив, потому что голос я узнала сразу. Хрипловатый, точно мужчина был простужен, но звучал он нежно и даже умоляюще, должно быть, поэтому я перестала бояться и разозлилась на Ромео, который, забившись под кровать, продолжал жалобно скулить.
— Прекрати сейчас же и вылезай оттуда, просто невероятно, что ты такой трус.
— Как его зовут? — спросил мужчина.
— Ромео, — ответила я и добавила:
— Если вам не трудно, подайте мне халат.
Халат он подал, для этого ему пришлось подняться и сделать несколько шагов в сторону кресла. По тому, как он двигался, я сделала вывод, что мужчина, должно быть, молодой, и сосредоточилась на его лице, изо всех сил пытаясь хоть что-то разглядеть.
— Это вы? — на всякий случай поинтересовалась я, надев халат.
— Я, — он вроде бы улыбнулся.
— И как вы считаете, это нормально, вот так, среди ночи, без приглашения заявиться сюда, напугав до смерти мою собаку?
— Чего уж тут нормального, — вздохнул он. — Но у меня вроде нет другого выхода.
— Что за выход вы имеете в виду? — подняла я брови.
— Видишь ли, я сегодня уезжаю… далеко. И мне хотелось попрощаться.
— Со мной? — несказанно удивилась я.
— С тобой.
— Даже не знаю, что на это ответить. Но если это так важно для вас, хорошо, прощайте. И не забудьте запереть входную дверь, ключи у вас, наверное, с собой, раз вы смогли войти.Он ничего не ответил, взял мою ладонь и легонько сжал. Глаза понемногу привыкли к темноте, и теперь я смутно различала его лицо. Парень сидел на полу, привалившись спиной к тумбочке, и смотрел на меня.
— И долго вы будете прощаться? — нахмурилась я.
— Ты очень красивая, — заявил он в ответ.
— Должно быть, зрение у вас будто у кошки, я вот ничего не вижу.
— Можно включить лампу, — заметил он. — Но это опасно, наверняка обратят внимание…
— Кто? — не поняла я, и тут до меня наконец дошло. — Вы что, сбежали? — разом перешла я на зловещий шепот.
— К сожалению, отпуска там не положены, — мотнул он головой в сторону окна.
— Что, в самом деле сбежали? — Кажется, я совершенно неприлично вытаращила глаза, хорошо, что в темноте он меня плохо видел. — Да вы с ума сошли. А если поймают?
— Я сейчас уйду. К тому же им в голову не придет искать меня здесь.
— Вы сумасшедший, — покачала я головой. — Вас могут поймать и, наверное, накажут. Зачем же ухудшать свое положение?
— Я не видел тебя месяц, — заявил он. — То есть двадцать четыре дня. Жалюзи всегда опущены, а угол дома мне не виден. Раньше ты ходила гулять со своим Ромео и шла в сторону «Гастронома», тогда я успевал тебя увидеть. Пара секунд, но и это здорово. А всю эту неделю ты там не показываешься, я подумал, вдруг ты уехала?
— Но ведь не поэтому же вы сбежали? — растерялась я.
— Мне там, в принципе, не нравилось, — заявил он. — А за эти дни вовсе тошно стало, хоть волком вой, вот я и решил…
— Что за чепуху вы говорите? — Он все еще держал мою ладонь в своей, и это начинало тревожить.
— Какая уж тут чепуха, — вздохнул он, усмехнулся и добавил:
— Не гони меня, ладно? Я сам уйду. Пару минут, не больше. Мне давно пора рвать когти из города, но уж очень хотелось тебя увидеть.
— Да? — сказала я неопределенно, теряясь в догадках, как следует относиться к его словам. С одной стороны, это, конечно, безобразие: является среди ночи какой-то сумасшедший и говорит глупости, с другой стороны, выходит, в том, что он удрал из тюрьмы, есть и моя вина. — Слушайте, как вас зовут? — додумалась спросить я.
— Сергей, — ответил он, выпустил мою руку, приподнялся, обнял меня за плечи и поцеловал.
Ромео завизжал, тонко и жалобно, а я прямо-таки обалдела. Не в том смысле, что поцелуй произвел потрясающее впечатление, впечатление произвела чужая наглость. «Это что вообще такое?» — хотела спросить я, но не успела, мой новоявленный воздыхатель поднялся с пола и всецело сосредоточился на мне. Я попыталась высвободиться и даже сказать, что я об этом думаю, но говорил по большей части он, причем, надо признать, сумел-таки произвести впечатление. Хотя, далеко не все выражения я безоговорочно могла бы причислить к средневековой любовной лирике. Нет, некоторые слова слегка настораживали и даже смущали, наводя на размышления, а его поведение уже не просто настораживало, оно, черт побери, просто никуда не годилось. Но каждый раз, когда я собиралась заявить об этом, оказывалось, что сделать сие невозможно, в том смысле… ну, вы понимаете. Потребовалась вся сила воли, чтобы прекратить все это.
Я смогла освободиться, отодвинуться и даже сказать:
— Немедленно перестань. Я тебя знать не знаю. Твое поведение ни на что не похоже.
Я сидела в постели, тоже ни на что не похожая, растрепанная, растерянная, щеки пылали, дыхание не восстанавливалось, а голос предательски дрожал. Ответил он мне своеобразно, то есть словесно вовсе не стал отвечать и вообще очень беспокоил, поэтому я решила напомнить о насущном.
— Слушай, тебе опасно здесь находиться. Ты же сам говорил, что пора рвать ноги, или что там обычно рвут. Я думаю, самое время.Неожиданно он включил настольную лампу, отчего я зажмурилась, а открыв глаза, наконец увидела его: он сидел напротив, щурился и смотрел на меня. Я захлопала ресницами и, запинаясь, произнесла:
— У меня есть муж. Правда, мы сейчас живем отдельно, но все это ерунда, просто у меня скверный характер и мне нравится портить людям жизнь.
Сергей протянул руку и коснулся пальцами моей щеки, коснулся так нежно, что я неожиданно для себя заревела, хотя лить слезы занятие глупое, я его очень не люблю и реветь могу лишь в исключительных случаях, причем только от обиды.
— Уходи, — попросила я. — Уходи, я боюсь…
Через полминуты я открыла глаза, он кивнул, подхватил с пола одежду и вышел из комнаты.
Я накинула халат и выскользнула следом. Включив в ванной свет, он торопливо одевался, а я ахнула:
— Ты не можешь идти в таком виде.
Он улыбнулся и пожал плечами, а я стрелой метнулась в комнату. В шифоньере были кое-какие вещи Максима, он их оставлял, вроде бы по забывчивости, а я делала вид, что этого не замечаю. На самом-то деле ему хотелось постоянно присутствовать в моей жизни, а я ничего не имела против.
