Чингиз Абдуллаев - Его апатия
Обзор книги Чингиз Абдуллаев - Его апатия
Чингиз Абдуллаев
Его апатия
Вы часто поощряете меня: «Пиши больше о своей жизни, не бойся откровенничать!» Но ведь нельзя сказать, что я не был откровенным. Мои рассказы— это до некоторой степени признание в том, что я пережил. Но вам этого мало.
Вы толкаете меня на другое: «Делай самого себя героем рассказа, пиши без стеснения о том, что приключилось с тобой самим». Вдобавок вы говорите: «И в конце рассказа приведи в таблице рядом с вымышленными и подлинные имена всех действующих лиц рассказа». Нет уж, увольте!
Во-первых, мне неприятно показывать вам, любопытствующим, всю обстановку моей жизни. Во-вторых, мне неприятно ценой таких признаний приобретать лишние деньги и имя.
Рюноскэ Акутагава. Из заметок «Тэкодо»Вместо пролога
В салоне бизнес-класса дремало несколько пассажиров. Дронго уже привык к тому, что с ним находятся не больше десяти-двенадцати человек в салоне, рассчитанном на двадцать четыре места. Он обычно устраивался где-нибудь в последних рядах первого салона, чтобы занять сразу два кресла и никому не мешать.
Дронго посмотрел в иллюминатор. Прекрасная погода, за окном можно было увидеть землю, различая с такого расстояния дороги, машины, дома, реки, озера. К нему подошла стюардесса.
— Хотите что-нибудь выпить? — спросила она.
— Красное вино, пожалуйста, — попросил Дронго.
Когда тебе сорок четыре, пора провести условную границу, отделяя первую, уже прошедшую половину жизни от второй, еще предстоящей. Почему-то именно в этом возрасте мужчина начинает задумываться над тем, что сделал. Что успел и чего не успел. К чему стремился и чего не достиг. Чем хотел обладать и что в результате получил. Довольных бывает очень мало, гораздо большее число людей считает свою жизнь малопривлекательной и не совсем удавшейся. Но это уже зависит и от внутренней самооценки. По большому счету Дронго считал свою жизнь удавшейся, хотя порой его охватывало грустное чувство одиночества. Правда, в Риме жила Джил с сыном, к которым он всегда мог улететь… И все же Дронго чувствовал некоторое неудовлетворение своим нынешним положением, а иногда испытывал и разочарование в деле, которым занимался всю жизнь.
Заболела спина, и он поморщился. После возращения из Риги спина болела особенно сильно. В «Рэдиссоне», где он остановился, был прекрасный бассейн и хорошие тренажеры. Он не понимал, почему люди изнуряют себя многочасовыми тренировками. Жалко было и времени, и своего тела. Но провести в бассейне десять минут или немного пробежать по дорожке было совсем не обременительно. Чем он и занимался в свободное время. Однако на одном из тренажеров он не рассчитал движения и ударился спиной. Несколько дней Дронго принимал утренний душ и плавал в бассейне не обращая внимания на ссадину пока однажды не лег на спину, чтобы поднять штангу и не почувствовал, как особенно неприятно заныло место ушиба. На следующий день он обнаружил небольшое вздутие. А еще через день спина уже болела нестерпимо.
Теперь в самолете «Москва-Баку» он чувствовал, что ему больно даже прикасаться спиной к спинке кресла.
Стюардесса принесла стакан красного вина, и он выпил, чуть поморщившись. «В самолетах лучше просить водку с томатным соком, — подумал Дронго. — Хорошего вина здесь все равно не дадут, а с водкой хоть не бывает таких проблем». Да, спина явно начинает все сильнее беспокоить его.
В Баку он сначала заехал к родителям, а вечером приехал к себе домой. У него были похожие квартиры в Баку и в Москве. Войдя в квартиру, он сразу разделся и прошел в ванную комнату. Повернув голову, рассмотрел в зеркале свою спину, и она ему очень не понравилась. К тому же, похоже, у него поднималась температура. Встав под душ, он едва не выпрыгнул из ванны: место ушиба отозвалось на горячую воду совсем уж нестерпимой болью.
Заснуть он так и не смог, а потом поднялся, оделся и поехал в больницу, где усилиями зарубежных специалистов были введены платные услуги. Дежурный хирург, молодой человек лет тридцати пяти, осмотрев место ушиба, спокойно-равнодушно покивал головой.
— У вас может начаться абсцесс, — пояснил он. — Будет лучше, если я вас прооперирую. Края раны почернели, наверное, попала инфекция.
— Только введите мне большую ампулу новокаина, — попросил Дронго.
— Я сделаю вам укол лидокаина, это куда эффективнее, — успокоил врач.
Он вызвал медсестру, они сделали укол. Прошло несколько минут, и хирург достал инструменты. Но едва он дотронулся до спины, как Дронго поморщился.
— Я же просил вас ввести мне большую дозу, — напомнил Дронго.
Врач и сестра переглянулись.
— Странно, — сказал врач, — я ввел вам целую ампулу. Ладно, сделаем второй укол.
Медсестра сделала второй укол обезболивающего. Прошло еще пять минут. Хирург снова взялся за инструменты. И опять, едва он дотронулся, как Дронго чуть не закричал.
— На меня плохо действуют такие лекарства, — пояснил Дронго. — У меня другой порог чувствительности.
— Это невозможно! — ошеломленно воскликнул врач. — Мы ввели вам две ампулы. Так не бывает.
— Бывает, — печально ответил Дронго. — Я чувствую боль других людей, она мне часто передается. И не могу заглушить боль собственную. Ни лекарствами, ни наркотиками, ни спиртным. На меня они слабо действуют. Вы когда-нибудь видели таких людей?
Хирург опять изумленно переглянулся с медсестрой.
— Не понимаю, — пробормотал он, — такого в моей практике не было. На вас абсолютно не действует лекарство.
— И все остальное тоже, — подтвердил Дронго, — ладно, работайте. Я постараюсь не кричать. Или сделайте третий укол.
— Не могу, — сказал врач, — нельзя делать три укола подряд. Я просто не имею права.
— Тогда начинайте, — предложил Дронго, — я постараюсь потерпеть.
Глава первая
По его адресу в Баку, улица Хагани, двадцать пять, шли письма со всего мира. Дронго старался добросовестно отвечать на многие из них, но часто не хватало времени и душевных сил на каждую боль, на каждое письмо. Несколько дней назад он получил письмо из Харькова. Мальчик девяти лет, очевидно, каким-то неведомым образом узнавший о существовании Дронго и сумевший достать его адрес, написал ему большое письмо. Письмо невозможно было читать спокойно, без эмоций. Мальчик жаловался, что в прошлом году у него пропал отец, и никто не может найти его папу. Ни мама, которая плачет по ночам, ни милиционеры, которые несколько раз приходили к ним с расспросами, ни тетка, сестра отца, которая тоже приходит к ним и также плачет. Мальчик, узнавший о знаменитом сыщике, просил дядю Дронго найти его отца. Приехать и найти.
Секретарь оставила письмо и ушла, ничего не сказав. Но на глазах у нее были слезы. Дронго несколько раз перечитал письмо. Нужно было отвечать, но он не знал, что и как ответить на подобное письмо, написанное в расчете на чудо. На душе было тяжело и гадко, словно он был виноват в том, что обманул ожидания ребенка. Детский почерк, крупные буквы, страницы, вырванные из ученической тетрадки. Чем дольше смотрел Дронго на письмо, тем отчетливее понимал: он обязан ответить. Но что написать?
Так и не найдя ответа на этот вопрос, Дронго заставил себя убрать письмо в ящик стола, взял пиджак и вышел из кабинета. Хотелось пройтись по предвечернему Баку, отвлечься от чужого — и такого близкого ему! — горя. На улице было прохладно, он надел пиджак и зашагал в сторону набережной. Взглянул на часы — около пяти часов пополудни.
Привычка обращать внимание на людей вокруг себя заставила его насторожиться. Он приметил тень, возникшую за его спиной. Женщина упорно преследовала Дронго от самого дома, перебежала за ним улицу. Он пошел через парк — она семенила следом, стараясь не потерять его из виду, но и не подходя к нему ближе.
«Что это значит?» Дронго нахмурился. Если за ним следят, то почему послали такую дилетантку? Она даже не пытается скрыть свой к нему интерес. Ни одна спецслужба мира не позволит своей сотруднице столь явно демонстрировать заинтересованность объектом. Впрочем, какие уж тут спецслужбы. Женщина имела испуганный вид, чувствовалось, что она нервничает.
«Почему она так волнуется?» — подумал Дронго, еще раз полуобернувшись к преследовательнице. Чтобы увидеть незнакомку, ему не было нужды поворачиваться к ней — она шла чуть правее, отставая метров на десять. На роль киллера она годилась еще меньше. Он чуть замедлил шаг, давая ей возможность догнать себя. Но она продолжала сохранять дистанцию.
«Что ей нужно? — с нарастающим раздражением думал Дронго. — Почему она так упрямо меня преследует? Нужно обернуться и спросить ее, чего она хочет. Может быть, это обычная побирушка, которая хочет выждать удобный момент, чтобы попросить милостыню? Нет, для этого она одета слишком прилично».
