Валерий Смирнов - Ловушка для профессионала
Чего-то путного от врачей мне ждать не приходится, как и от появления Имельды-спасительницы. Наши Имельды, конечно, отсасывать большие мастерицы, но в их санитарных способностях я как-то сомневаюсь.
Поэтому искусство подействовало на меня до такой степени, что я решил исцелить себя сам. Ну разве это дело: рана заживает, покрывается корочкой, однако стоит ее сковырнуть, как тут же выступает вместе с сукровицей желто-зеленый гной. Зеленый оттенок, наверное, только потому, что Сабинина-целительница к ране алоэ прикладывала. Ладно, пусть эти Гиппократы великие и целители смердящие на ком-то другом тренируются, теперь я сам для себя главнее Авиценны.
На исцеление я решился глубокой ночью, когда моя супруга сопит в две ноздри под воздействием белласпона. Иначе, застукай она нас с Мариной в гостиной, сразу решит — несмотря на отвратительное самочувствие, я собираюсь в очередной раз порадовать ее прекрасным сувениром в виде образных рогов. Кроме того, сделав секретаршу соучастницей операции, я и в дальнейшем на нее рассчитываю. Зря что ли Марина так рьяно отстаивала интересы фирмы в массажном салоне, неподалеку от прокуратуры.
— Готов? — спросила меня секретарша.
Я еще раз посмотрел на покрывшиеся изморозью пепла угли в камине, лезвие ножа, полыхающее нежно-розовым жаром, а затем ответил:
— Давай, анестезиолог.
Марина протянула мне фужер «Джони Уокера», я выцедил его до дна и скомандовал:
— Приступаем.
— Слушай, тебе морфий впрыснуть?
— Обойдемся, Марина. Ты не волнуйся, меня три раза без наркоза шили.
— Может, я это сделаю?
— Никогда, ты мне обязательно боль причинишь. Я тебе не доверяю.
Чтобы я перестал оскорблять Марину недоверием, она вставила между моих зубов короткую палочку и затянула на затылке ремешки, свисавшие с ее концов. Интересно, похож я на Трэша, успеваю подумать в тот миг, когда выхватываю из углей свой нож рукой с предварительно надетой перчаткой и прижимаю плашмя лезвием к ране.
Это ложь, будто человек умеет сконцентрироваться до такой степени, что не чувствует боли. Можно только отвлечь, обмануть себя, но не больше. В этом я убеждался на собственном опыте. Только сейчас, уловив запах паленого мяса, мысленно успел успокоить себя, мол, от Сабининого врача еще хуже несет, и на этом отвлечение от боли закончилось. Невольно навернувшиеся на глаза слезы застилали обзор, но, тем не менее, я заметил неприхваченный раскаленным лезвием уголок раны и повторил процедуру.
Марина засыпала рану порохом, смешанным с паутиной, и лишь затем вытерла мое лицо махровым полотенцем.
— Как из ванны вылез, — констатировала секретарша, рывком высвобождая мои зубы от палочки.
— Окунуться не хочешь? — пробормотал я, чувствуя между лопаток струйки пота.
— Отдохнул? — заботливо спросила секретарша.
— Еще полминуты. И… Нет, обойдусь без наркоза. Знаешь, Марина, у нас такие дела пошли. Может, для нужд фирмы свою больницу отгрохать?
— Только попробуй, — вполне серьезно стала угрожать Марина. — Тогда из нее наших оглоедов фугасами не выбьешь. Представляю, что в этой больнице начнется. Особенно, когда туда одновременно отправятся все козе-роговские придурки. Во главе с начальником отдела снабжения. Хоть святых выноси.
Ее слова немного отвлекли от боли, однако не настолько, чтобы я решил растягивать удовольствие от лечения.
— Давай, Марина, — командую продолжением медицинского праздника.
— Палочку поставить?
— Обойдусь. Скажу прямо — лучше я бы тебе палочку ставил.
— От вас дождешься, — не сдержалась секретарша. Я вцепился пальцами в подлокотники кресла, Марина чиркнула спичкой и поднесла ее к ране. Порох исчез в короткой вспышке огня, однако я все-таки сумел сдержать стон.
Марина тут же залила рану жиром катрана, которого я выудил во время единственного в течение ушедшего года выходного, а самые полезные для ожогов компоненты из печени этой рыбки извлек Воха. Вот они и пригодились.
— Да, Марина, насчет больницы ты права, — бормочу я, чтобы не заскрипеть зубами. — И по поводу Кости тоже. Он же первым делом пляску имени святого Витта исполнит прямо на работе.
— Пошли наверх, — скомандовала Марина. — Я тебе укол сделаю. Не морфий, снотворное. Тебе заснуть нужно, сил набираться. С Сашей я уже поговорила.
— И что ответил мой любимчик?
— Согласен твой любимчик. Давай руку.
— Нет, Маринка, я сам.
Человек иногда способен переоценить себя. Меня зашатало с такой силой, словно я выпил не жалкий фужер виски, а опустошил все запасы бара в гостиной. И понесло меня в сторону так, что Марина пришла на помощь явно вовремя.
— Да, Марина, теперь я без тебя, как без ног. Словно вернулся в далекое детство и добрая фея помогает маленькому мальчику поскорее увидеть разноцветные сны. Тебя случайно не Мэри Попкинс зовут?
Марина не прореагировала на этот вопрос. И правильно сделала; меня окутала такая боль, что ответа я бы все равно не услышал.
45
Муж и жена — одна сатана, убедился я с утра пораньше: если меня могила исправит, то вряд ли Сабина изменится прежде, чем сыграть в ящик. Я не успел выпить морковный сок, разбавленный лимоном, как в мою спальню вперся очередной профессор народной медицины. От предыдущего целителя он отличался только тем, что, по всей видимости, постоянно ходил босиком, но при этом мыть ноги считал ниже своего достоинства. А может, мытье здоровью вредит, подумал я, глядя в умные, как у Трэша, глаза эскулапа.
— Вам скоро полегчает, — наконец-то выдавил он из себя диагноз, хотя бы потому, что мой взгляд не предвещал ничего хорошего этому научному деятелю.
— Да, развелось вас, ребята, — протянул я, — больше, чем прежде лекарств было. Ты ВГИК, что ли, заканчивал?
— Политехнический институт, — мгновенно раскололся целитель.
Я вздохнул и заметил:
— Вообще-то мне сейчас хотя бы ветеринара. Но они почему-то все больше в искусствоведах ходят. Значит так, возьми пятьдесят долларов, дуй отсюда и скажи моей мадам, что я скоро умру. И еще. Если я тебя хоть раз увижу, считай — ты уже в обуви научился ходить. Исключительно в белых тапочках.
Эскулап согласно кивнул головой, доказывая тем самым, что клиент всегда прав, а примерять обувку в планы доктора не входит. Иди знай, может, обувшись, невозможно так здорово лечить больных.
Я и без этого доктора, которого явно с неудовольствием из дурдома выпустили, прекрасно знаю — скоро мне станет совсем хорошо. Хотя бы потому, что рана стала затягиваться на удивление быстро. Однако радовать сообщением на эту тему я никого не спешу. Кроме Марины. Тем более, что босой хирург честно отработал свой гонорар, нагнал на Сабину такого ужаса… Она почти уверена — на этом свете ее муж находится лишь по недоразумению. Может, мне на досуге в науку податься вместе со своим раскаленным ножом в уже почти полностью зажившей руке? Слава Богу, с углями и паутиной, в отличие от других лекарств, у нас пока все в порядке.
