Агата Кристи - Том 1
Вы видите, куда я клоню? Фигура убийцы начинает обретать форму. Лицо, одним из первых попавшее на место преступления, но которое могло и не попасть туда, если бы преступление было обнаружено только утром, лицо, имевшее возможность спрятать куда-то диктофон.
– Но зачем, – перебил я его, – надо было убирать диктофон? С какой стати?
– Вы вроде мистера Реймонда. Вы считаете, что в девять тридцать мистер Экройд говорил в диктофон. Но вспомните, в чем заключается смысл этого полезного изобретения? В него диктуют, не так ли? А позже секретарь или машинистка включают его, и голос звучит снова.
– Вы думаете?… – ахнул я.
Пуаро кивнул:
– Да. В девять тридцать мистера Экройда уже не было в живых. Говорил диктофон, а не человек.
– Который включил убийца? Но, значит, он был там в этот момент?
– Возможно. Но не следует исключать применение какого-нибудь приспособления – вроде часового механизма. Однако в этом случае у нас к воображаемому портрету убийцы прибавляются еще две черты: это человек, знавший о приобретении диктофона мистером Экройдом и обладавший необходимыми познаниями в механике. Вся эта картина уже сложилась у меня в уме, когда возник вопрос о следах на подоконнике. Здесь открывались три возможности. Во-первых, следы могли действительно принадлежать Ральфу Пейтену. Он в этот вечер был в «Папоротниках», мог влезть в кабинет через окно и найти своего отчима мертвым. Это одна гипотеза.
Во-вторых, была не исключена возможность, что следы оставил кто-то, у кого на ботинках такие же подметки, как у Ральфа Пейтена. Но ни у кого из обитателей дома таких ботинок не было, а у Чарлза Кента, как мы узнали от официантки в «Собаке и свистке», на ногах были стоптанные сапоги.
В-третьих, эти следы могли быть оставлены со специальной целью бросить подозрение на Ральфа Пейтена. Чтобы проверить это последнее заключение, необходимо было удостовериться в существовании некоторых фактов. Одна пара ботинок, принадлежащих капитану Пейтену, была изъята полицией из его номера в «Трех кабанах». Ни сам капитан Пейтен, ни кто-либо еще не мог носить эту пару в тот вечер, потому что она находилась у коридорного. Согласно теории, выдвинутой полицией, Ральф надел вторую идентичную пару. Я узнал, что у него действительно было две пары ботинок. Если мое третье предположение было правильным, то убийца в этот вечер носил ботинки Ральфа, откуда следует, что у Ральфа была с собой еще какая-нибудь обувь. Трудно предположить, чтобы он привез с собой три одинаковые пары ботинок – третья пара, скорее всего, должна была оказаться сапогами. Я попросил вашу сестру навести для меня справки – выяснить цвет сапог. Откровенно признаюсь, что вопрос о цвете был поставлен лишь для того, чтобы скрыть цель моих расспросов.
Вы знаете, какие результаты дали наведенные ею справки. Выяснилось, что у Ральфа Пейтена действительно были с собой сапоги. Поэтому вот первый вопрос, который я ему задал, когда он приехал ко мне вчера утром: во что он был обут в тот роковой вечер? Капитан Пейтен без замедления ответил, что на нем были сапоги, и указал на свои ноги – на них были эти самые сапоги, поскольку с тех пор у него не было возможности сменить обувь.
Таким образом, мы получаем еще одно слагаемое для определения убийцы: это должен быть человек, имевший возможность унести ботинки Ральфа Пейтена из «Трех кабанов» в тот день.
Он умолк, затем продолжал, слегка повысив голос:
– И, наконец, последнее. Это должен был быть человек, имевший возможность взять кинжал из витрины. Вы скажете, что такая возможность была у любого из живущих в доме, но я хочу обратить ваше особое внимание на тот факт, что мисс Флора Экройд была абсолютно уверена, что кинжала уже не было в витрине, когда она ее рассматривала. – Он снова немного помолчал. – Давайте же теперь, когда все, в общем, ясно, подведем итог. Это был человек, который заходил в «Три кабана» в тот роковой день; человек, настолько близкий к мистеру Экройду, что знал о приобретении им диктофона; человек, обладавший некоторыми познаниями в механике; человек, имевший возможность взять кинжал из витрины до прихода мисс Флоры; человек, у которого было куда спрятать диктофон – чемоданчик, например, – и, наконец, человек, остававшийся на несколько минут один в кабинете, пока Паркер вызывал полицию, после того как преступление было открыто. Короче говоря – доктор Шеппард.
Глава 26
И ничего, кроме правды
На несколько мгновений воцарилась мертвая тишина. Затем я рассмеялся.
– Вы сошли с ума! – сказал я.
– Нет, – уверенно произнес Пуаро, – я не сошел с ума. Маленькое несоответствие во времени с самого начала обратило мое внимание на вас.
– Несоответствие во времени? – переспросил я, не понимая.
– Ну да! Вы помните – все, не исключая и вас, были согласны, что от сторожки до дома пять минут ходьбы. И еще меньше, если пойти напрямик к террасе. Вы же ушли из дома без десяти девять – по вашим собственным словам и по словам Паркера. Однако, когда вы проходили мимо сторожки, пробило девять. Ночь была холодная – в такую погоду человек спешит. Почему же вам понадобилось десять минут на пятиминутное дело? С самого начала я заметил, что, только по вашим словам, вы заперли окно в кабинете. Экройд попросил вас об этом, но не проверял, что вы делали там, за шторой. Предположим, что окно в кабинете осталось незапертым. Хватило бы у вас времени за эти десять минут обежать дом, переодеть башмаки, влезть в окно, убить Экройда и оказаться у ворот в девять часов? Я отверг эту теорию, потому что человек в таком нервном состоянии, в каком находился в тот вечер Экройд, не мог бы не услышать, как вы влезаете в окно, и схватка была бы неминуема. Но если вы убили Экройда до ухода, когда стояли рядом с его креслом? Тогда вам надо было выйти из подъезда, забежать в беседку, вынуть башмаки Ральфа из чемоданчика, который вы захватили с собой, надеть их и пройти через грязь. Затем, оставляя следы на подоконнике, вы забираетесь в кабинет, запираете дверь изнутри, бежите назад в беседку, надеваете собственные башмаки и мчитесь к воротам. Я проделал все эти действия, когда вы заходили к миссис Экройд, чтобы пригласить ее сюда, – они заняли как раз десять минут. Затем – домой с обеспеченным алиби, поскольку вы завели диктофон на половину десятого.
– Мой милый Пуаро, – сказал я голосом, который мне самому показался неестественным и чужим, – вы слишком долго ломали голову над этим делом. С какой стати стал бы я убивать Экройда?
– Ради безопасности. Это вы шантажировали миссис Феррар. Кому, как не лечащему врачу, было знать, отчего умер мистер Феррар? При нашей первой встрече вы упомянули о наследстве, доставшемся вам год назад. Я наводил справки, но ничего о нем не узнал. Вам просто надо было как-то объяснить двадцать тысяч фунтов, полученные от миссис Феррар. Ее деньги не пошли вам впрок. Вы потеряли их на спекуляциях, а потом завинтили пресс слишком крепко, и миссис Феррар нашла выход, неожиданный для вас. Узнай Экройд правду, он бы вас не пощадил, и для вас все было бы кончено.
