Чернее чёрного. Весы Фемиды - Марш Найо
— Я сама не знаю. Это трудно объяснить, раньше такого не было. Как будто мой отец был единственным человеком, которого я знала по-настоящему, а теперь, когда его убили, все остальные стали еще более непонятными.
Марк вернулся с теннисной ракеткой и сумкой с клюшками.
— А ракетка не была в чехле?
— Что? Да, была.
— Можно его тоже забрать?
Марк снова ушел в дом и на этот раз задержался.
— Я не помню точно, какой брал чехол, но, кажется, этот.
Аллейн убрал его в машину вместе с остальными вещами.
Марк взял Роуз за руку, и та слегка отстранилась.
— Мистер Аллейн, — обратился к нему Марк, — мы с Роуз попали в чертовски трудное положение. Правда, Роуз? Дело в том, что мы обручены.
— Вот как? — удивился Аллейн.
— Да, и я, понятно, сделаю все от меня зависящее, чтобы Роуз не заставляли нервничать. Она понесла очень тяжелую утрату и…
— Не надо, — сказала Роуз. — Пожалуйста, не надо, Марк.
Марк взглянул на нее и, казалось, потерял ход мысли, но взял себя в руки.
— Дело в том, что в моем отношении к тебе и между нашими семьями не должно быть никаких недомолвок. Мы связаны обязательством ничего не разглашать и не станем этого делать, но нас очень тревожит то, что происходит. Я говорю об Октавиусе Финне. Дело в том, сэр, что мы располагаем самыми достоверными сведениями об отсутствии у Окки Финна каких бы то ни было оснований для совершения этого преступления. Повторяю — каких бы то ни было! А если вы сами уже и так догадались, в чем тут дело, то моей вины в этом нет.
— Вы согласны с этим, мисс Картаретт? — спросил Аллейн.
Заплаканная и измученная Роуз собралась с силами и ответила, тщательно подбирая слова:
— Мистер Аллейн, мой отец был бы в шоке, узнав, что из-за ссоры по поводу форели бедного Окки могут подозревать в убийстве. Они ссорились из-за нее на протяжении многих лет, и это даже превратилось в своего рода невинное развлечение. И если во время той встречи и обсуждалось что-то еще — а вам известно, что обсуждалось! — то Октавиуса это только порадовало. Поверьте мне, прошу вас! Дело в том, что мой отец специально отправился к Октавиусу.
— Вы хотите сказать, что он пошел к нему домой? Вчера после обеда? — оживился Аллейн.
— Да. Мы были вместе, а потом он ушел, сказав, что идет к нему.
— А он говорил зачем? Мне кажется, вы упоминали об издании мемуаров.
— Да. Он… хотел что-то показать Окки.
— А что именно, вы можете сказать?
— Нет, этого я сказать не могу, — с отчаянием ответила Роуз. — Не могу, хотя и знаю, но это не моя тайна. Однако я уверена, что папа отправился к Окки, потому что он взял большой конверт и положил его в карман… — Роуз закрыла глаза рукой. — Но куда он тогда делся?
— А где именно он хранил конверт? В каком ящике стола?
— По-моему, в нижнем левом. Обычно он всегда заперт.
— Понятно. Я благодарю вас. А мистера Финна, конечно, не оказалось дома?
— Нет. Думаю, что, не застав его дома, папа пошел поискать его на реку. Конечно, я не должна говорить вам, что за весть он нес Окки, — голос Роуз задрожал, — но если весть и может быть благой, то вчера вечером был тот самый случай.
Лицо Роуз отличала одухотворенная красота, воспетая итальянскими живописцами раннего Возрождения; столь немодная в наши дни трогательная печаль не могла никого оставить равнодушным.
— Я знаю, — мягко и участливо проговорил Аллейн. — Не волнуйтесь. Обещаю, что мы во всем разберемся.
— Вы очень добры, — с благодарностью пролепетала девушка.
Марк пробормотал что-то неразборчивое.
Аллейн уже был у полицейской машины, когда его остановил голос Роуз:
— Наверняка это какой-то сумасшедший! Никакой нормальный человек так не мог поступить! Просто не мог! Убить человека без всякой причины! — Она с мольбой протянула руку. — Вы тоже так считаете?
— Я считаю, что вы пережили настоящее потрясение! Вам вчера удалось уснуть?
— Совсем ненадолго. Извини, Марк, но я не стала пить таблетку, которую ты оставил. Не могла себя заставить. Чувствовала, что я не должна спать. Как будто где-то в доме меня искал отец.
— Я был бы очень признателен, если бы вы отвезли мисс Картаретт в Хаммер-Фарм и она сама собрала одежду, в которой вчера ходила и которая была на ее мачехе. Всю-всю, включая обувь, чулки и прочее. И пожалуйста, обращайтесь со всеми предметами так, будто они из самого хрупкого фарфора.
— Это так важно? — удивился Марк.
— От этого может зависеть судьба нескольких невинных людей.
— Обещаю, — заверил Марк.
— Отлично! А мы поедем за вами и заберем их.
— Договорились, — отозвался Марк и улыбнулся Роуз. — А когда мы освободимся, я привезу тебя обратно в Нанспардон и заставлю выполнить мое медицинское назначение относительно нембутала. Китти доберется до дома сама. Поехали!
— Думаю, что мне лучше остаться дома, Марк, — слабо запротестовала Роуз.
— Нет, дорогая, совсем не лучше.
— Я не могу оставить Китти в одиночестве.
— Она поймет. В любом случае мы вернемся еще до ее отъезда.
Роуз повернулась к Аллейну, ища в нем поддержки, но решила не спорить. Марк взял ее за локоть и отвел к машине.
Аллейн проводил взглядом удалявшуюся спортивную машину и, покачав головой, устроился на переднем сиденье рядом с Фоксом.
— Езжай за ними, Фокс, но потихоньку. Никакой спешки нет. Мы едем в Хаммер-Фарм.
По дороге он кратко рассказал Фоксу о своем визите в Нанспардон.
— Думаю, теперь мы знаем, — закончил он повествование, — что случилось с мемуарами. Рассмотрим известные нам факты. Утечка информации в Зломце была настолько важным событием, что сэр Гарольд никак не мог обойти ее молчанием в своем достаточно подробном жизнеописании. В то время сэр Гарольд сам сообщил в Специальную службу, что устроил разнос признавшемуся в предательстве молодому Финну, после которого тот покончил с собой. Мы знаем, что Лакландер умер с именем младшего Финна на устах и очень переживал по поводу своих мемуаров. Мы знаем, что решение об окончательной редакции он доверил принять полковнику Картаретту. Мы знаем, что полковник забрал конверт из ящика, который позже был взломан, и отправился к старому Финну с «благой», как выразилась Роуз, вестью. Не застав его дома, он отправился искать его на реку. Потом нам известно, что после ссоры из-за ловли в чужих водах они обсуждали некий вопрос, суть которого леди Лакландер отказалась нам сообщить, хотя и признает, что ей это известно. А теперь, дружище Фокс, скажи-ка, что может так болезненно затрагивать и Лакландеров, и мистера Финна, и Картареттов? Не знаю, как ты, а я вижу только одно объяснение.
Осторожно вырулив на дорожку, ведущую к Хаммер-Фарм, Фокс кивнул.
— При такой постановке вопроса, мистер Аллейн, ответ довольно очевиден. Но является ли он достаточным мотивом для убийства?
— А кто, черт возьми, может определить, какой мотив является достаточным? К тому же мы можем иметь дело с несколькими мотивами. Скорее всего так и есть. Нужно придерживаться старого правила: ubi, quibus auxiliis, quomodo и quando [16], милый Фокс. Не будем слишком озадачиваться насчет cur [17], и будь я проклят, если quis [18] не определится, когда меньше всего на это рассчитываешь.
— Вы постоянно нам об этом напоминаете, сэр.
— Ладно-ладно, значит, я постарел и повторяюсь. А вот и машина страдающего от любви доктора. Мы подождем здесь, пока они разыскивают дамские туалеты. Шерстяная двойка миссис Картаретт наверняка окажется последним писком моды, пахнущим дорогими духами и, возможно, рыбой.
— Наверное, ей здесь одиноко, — заметил Фокс.
— Ты про кого?
— Про миссис Картаретт. Она здесь совсем чужая и вдруг оказалась в местечке, где соседи знают друг друга, можно сказать, со средних веков! Ей наверняка очень одиноко. И как бы она ни пыталась к ним подладиться, они ее просто игнорируют! А своей подчеркнутой вежливостью постоянно указывают на ее место.