Элизабет Джордж - Месть под расчет
Сент-Джеймс промолчал.
Парни надели маски, взяли в рот трубки и направились к воде с обеих сторон выступающих на поверхность камней. Что касается Линли, то он влез на камень, стараясь держаться подальше от берега.
Так как бухту со всех сторон окружали рифы, на поверхности воды не было даже намека на волны или рябь, и с высокой скалы Сент-Джеймс без труда мог разглядеть цветы на высоких стеблях, покачиваемых течением, вокруг которых в неподвижности застыли бурые водоросли. На дне прятались крабы. В бухте властвовали рифы, приливы и отливы, буйная подводная жизнь и песок. Это было не лучшее место для плаванья, зато спрятать здесь можно было что угодно и на сколько угодно. Несколько недель – и фотоаппараты будут погребены на дне морскими уточками [6], морскими ежами и водорослями. Несколько месяцев – и они, потеряв форму и очертания, станут похожи на еще один подводный камень.
Если ящик все же был на дне, двум ребятам оказалось непросто отыскать его. Раз за разом они подплывали к Линли с пустыми руками и отрицательно качали головами.
– Скажи им, чтоб они отплыли подальше, – крикнул Сент-Джеймс, когда парни в шестой раз вернулись ни с чем.
Линли поглядел наверх, кивнул и помахал рукой. Опустившись на корточки, он что-то сказал парням, и они опять нырнули. Оба были отличными пловцами. Однако они ничего не нашли.
– Похоже, это бесполезно, – проговорила Дебора, скорее убеждая себя, чем обращаясь к Сент-Джеймсу.
Но он все же ответил ей:
– Ты права. Извини, Дебора. Я надеялся хоть что-то вернуть тебе.
Он поглядел в ее сторону и увидел страдание на ее лице, ведь она не могла не угадать истинный смысл его слов.
– Ох, Саймон, пожалуйста, не надо. Яне могла. Когда все так обернулось, я поняла, что не могу поступить так с ним. Постарайся меня понять.
– Соленая вода все равно их испортила. Однако у тебя осталась бы память о твоем успехе в Америке. Не говоря, конечно, о Томми. – Дебора напряглась, а Сент-Джеймс, зная, что ей больно слышать это, почувствовал радость оттого, что еще в силах причинить ей боль. Однако его триумф был мимолетным, потому что его сменил яростный приступ стыда. – Не знаю, что на меня нашло. Извини.
– Я заслужила.
– Нет. Не заслужила. – Он отошел и вновь посмотрел вниз. – Томми, – крикнул он, – скажи, чтоб они заканчивали. Фотоаппаратов там нет.
Оба парня опять всплыли на поверхность. На сей раз один из них держал что-то в руке – длинное, узкое, тускло мерцавшее на солнце – и отдал это Линли. Деревянная рукоять, металлическое лезвие. Предмет пробыл в воде не больше нескольких дней.
– Что это? – спросила Дебора.
Линли поднял его высоко над головой, показывая стоявшим на скале Сент-Джеймсу и Деборе. Сент-Джеймс почувствовал волнение.
– Кухонный нож, – ответил он.
Глава 26
Когда показалась автомобильная стоянка в Нанруннеле, лениво полил дождь. Это был обычный недолгий летний дождик, а не предвестник знаменитых корнуоллских дождей. С ним прилетели тысячи крикливых чаек, искавших прибежище на трубах домов, на палубах судов, на портовой стене.
Сент-Джеймс, Линли и Дебора шли по тропинке мимо причала, мимо перевернутых лодок, свернутых сетей, пропитанных запахом моря, прибрежных строений, в окнах которых отражались серое море и серое небо. До тех пор, пока тропинка не подошла к первым деревенским домам, все трое молчали. Именно тогда Линли заметил, что булыжник на дороге стал скользким, и виновато поглядел на Сент-Джеймса, который ответил ему твердым взглядом.
– Все в порядке, Томми.
Они поговорили о ноже. Он был, несомненно, кухонным, и, возможно, его взяли в кухне Мика Кэмбри. Если Нэнси узнает его, можно считать доказанным, что убийство ее мужа принадлежит к разряду непреднамеренных. Найденный в бухте, нож не исключал вины Джастина Брука. Скорее он говорил о другой причине его дальней ночной прогулки. Напрашивался вывод, что Джастин отправился в бухту, чтобы избавиться от ножа, а не от фотоаппаратов Деборы.
Таким образом, фотоаппаратам пока не находилось места в мозаике преступлений. Все трое тем не менее продолжали считать, что взял их из Дебориной комнаты Джастин Брук. Однако, где они теперь, оставалось такой же загадкой, как и два дня назад.
Завернув за угол дома с магазином, в котором продавалось старинное серебро, на Ламорна-роуд, они обнаружили, что на деревенских улицах нет ни души. Собственно, это было неудивительно для летнего времени, когда причуды погоды подсказывали отдыхающим дневные занятия. Если в солнечные дни они слонялись по улицам, толпились на берегу, снимали все подряд своими фотоаппаратами, то дождь побуждал их попробовать удачу в азартных играх, насладиться салатом из только что пойманных крабов или утолить жажду местным элем. В холодные дни оживленно было там, где играли в бинго, в ресторанах и пабах.
Естественно, паб «Якорь и роза» не стал исключением. Туда пришли рыбаки, не вышедшие в море из-за непогоды, и люди, приехавшие на денек отдохнуть и искавшие укрытие от дождя. Все они толпились возле стойки.
В других обстоятельствах столь разные люди, запертые в одной норе, вряд ли объединились бы, однако сейчас юный парень с мандолиной в руках, рыбак с ирландской свистулькой и еще один мужчина в шортах, выставивший напоказ незагорелые ноги и игравший на ложках, сломали классовый и прочие барьеры.
В большое окно, выходившее на бухту, было видно, как продубленный всеми ветрами рыбак, едва освещенный наружным светом, провоцировал модно одетого малыша сыграть в «корзинку» [7]. Коричневыми руками он протягивал мальчику веревочку и улыбался щербатым ртом.
– Давай, Дикки. Бери. Ты же умеешь, – подталкивала мама своего сынишку.
Дикки согласился, и послышался довольный смех. Рыбак положил руку на головку мальчика.
– Вот тебе и готовая фотография, – сказал Линли, обращаясь к Деборе.
Они стояли в проеме двери и наблюдали за милой сценкой. Дебора улыбнулась:
– Томми, посмотри, какое у него красивое лицо. Да еще в боковом освещении.
Сент-Джеймс уже поднимался по лестнице в редакцию, Дебора следовала за ним, Линли – за ней.
– Знаешь, – продолжала она, помедлив на лестничной площадке, – мне показалось, что мои фотоаппараты не к месту в Корнуолле. Не спрашивай почему. Я – человек привычек. И, наверно, привыкла снимать в Лондоне. Но, Томми, мне нравится здесь. Куда ни глянь, все можно фотографировать.
Линли устыдился своих сомнений и тоже остановился:
– Деб, я люблю тебя.
У нее смягчилось лицо.
– Я тоже люблю тебя, Томми.
Сент-Джеймс уже открывал дверь редакции. Внутри звонили телефоны, Джулиана Вендейл стучала по клавиатуре компьютера, молодой фотограф начищал полудюжину объективов, разложенных на столе, в одном из закутков совещались трое мужчин и одна женщина. Среди них был и Гарри Кэмбри. На верхней стеклянной части двери виднелось полустершееся слово «Реклама».
