Миермилис Стейга - Последняя индульгенция. «Магнолия» в весеннюю метель. Ничего не случилось
— А это, простите за откровенность, не ваше дело, — Гринберг выпрямилась, и показалось даже, что она вот–вот набросится на инспектора, — Может быть, я работаю здесь из патриотических побуждений и ежемесячно продаю унаследованные от матери бриллианты, чтобы не приходилось трястись в автобусе… Лучше бы вы не задавали таких глупых вопросов, а попросили, чтобы мне установили персональную прибавку, тогда ваша совесть была бы спокойной.
«Так мы далеко не уедем, надо возвращаться на землю, где можно оперировать фактами, а не предположениями». И Войткус раскрыл свой блокнот.
— Извините, если я затронул ваши священные чувства. Любовь, как я в этом убеждаюсь, действительно не признает материальных препятствий… У меня тут сделано несколько выписок из книги регистрации отдыхающих, и из них следует, что в дни заездов дом практически пустует. Исходя из продуктового номинала, ежемесячно возникает возможность сэкономить или — простите за откровенность — положить в карман сумму, которая превышает ваш оклад в…
— Не продолжайте! — прервала его Гринберг. — Мне эта цифра тоже долго не давала покоя. Но потом я разделила ее на количество обслуживающего персонала, и получилась мелочь… Ну, пусть хоть раз в месяц поедят по–человечески… И все же вы правы — что–то тут не так. Не выписывать продукты я не имею права, я же должна отчитываться по датам, указанным в путевках. И в то же время продуктов жаль. Сэкономить–то нетрудно, а как их потом использовать? Вот подумайте вместе с директором, не восстановить ли старую традицию — выдавать каждому отъезжающему дорожный паек. Моего ума тут не хватает.
В то, что ее ума не хватает, Войткус не верил, однако и доказательств у него не было. Словно шестым чувством ощутив растерянность инспектора, Гринберг перешла в контратаку:
— А не хотите ли вы недельку поработать на моем месте? Тогда и увидите: приходится прыгать, как ершу на сковородке. Я как заведенные часы: с утра до вечера лишь о том думаю, как выполнить заказы отдыхающих. Наше меню ведь с выбором. Планируется, что рыбу по–польски потребует каждый пятый отдыхающий, и вдруг выясняется, что ее захотели почти все. Оля, давай судака! А где я его возьму, об этом никто не думает. Можно, конечно, на базе обменять на мясо и отказаться от компенсации за разницу в ценах… Но вы уже познакомились с нашим главбухом, так что комментарии, как говорится, излишни… И все же я работала бы здесь до пенсии, если бы не эти вечные обвинения и подозрения: раз ты завскладом, то определенно жульничаешь, если за тобой приезжает муж, то не без выгоды для себя… Вот и вы не верите, что он меня просто жалеет… Да что я так много: спросите самого Раймонда!
И действительно, на площадке за окном затормозила антрацитово–черная «Волга» и мигнула огнями дальнего света. Затем мотор умолк, глухо стукнула дверца машины, и через несколько секунд вошел, не постучав, муж заведующей — среднего роста человек лет пятидесяти с гладко зачесанными темными волосами и чисто выбритым лицом, чьи маловыразительные черты привлекали внимание уже одним тем, что не говорили ничего о его характере. Протирая запотевшие очки, Гринберг не заметил, что жена тут не одна, и не счел нужным даже поздороваться.
— В такую собачью погоду выезжать из гаража не окупается, я два раза чуть не угодил в кювет. Спасибо новой резине, что привез тот полоумный морячок. А ты еще деньги жалела…
— Может, заодно изложишь товарищу и свою биографию? — Ольге удалось наконец остановить монолог мужа. — Инспектор милиции будет тебе очень благодарен.
— Вы из Риги? Тогда можем поболтать по дороге, — не смутился Гринберг. — А сейчас нельзя терять ни минуты — если подморозит, я за ваши жизни не смогу поручиться.
— Следовательно, у меня нет морального права отнимать у вас время, — Войткус сразу понял, что имеет дело с хитрым противником. — Все зависит от ваших ответов. Чем они будут содержательнее, тем быстрее мы закончим. Итак: что вы каждый вечер везете из «Магнолии» в Ригу?
— Самое ценное мое достояние: жену.
— А я слышал, что вы вовсе не такой уж идеальный супруг. Даже подали заявление о расторжении брака…
— Именно поэтому. Она ведь имеет право на половину имущества, — с издевкой ухмыльнулся Гринберг.
— И по пути в Ригу вы никуда не заезжаете?
— В вашем вопросе запрограммирован ответ, который вы сами хорошо знаете. Когда удается вырваться пораньше, всегда останавливаемся на базе или в колхозе. Откуда, как вы думаете, на вашем столе огурчики и салат из зеленого лука? Не была бы Ольга такой проворной, отдыхающие давно уж заболели бы авитаминозом. А за спасибо никто ничего не даст. Везде приходится что–то оставить — хотя бы коробочку конфет или букет цветов.
— Понятно. — И Войткус неожиданно сменил тему разговора. — Вы не скажете, во сколько вчера выехали в Ригу?
— Около четырех. В половине пятого были уже у председателя «Рассвета». Он, если потребуется, подтвердит.
— Не нужно — я с ним уже разговаривал. И услыхал, что из правления колхоза вы направились не в Ригу, а снова свернули на Приежциемс. Может быть, скажете, что вы такого забыли в «Магнолии»?
— Я? — Гринберг счел наилучшим выходом не запираться. — Я никогда ничего не забываю. Жена — да, она может и голову потерять, — он пытался обратить разговор в дешевую шутку. — На этот раз, к счастью, то была только сумочка со всеми накладными…
— И из–за нее вы задержались здесь чуть ли не до полуночи…
— От таких забот, сами понимаете… — Он почесал подбородок. — Но я — ни капли, за рулем никогда не пью. Да и не было так поздно.
— Буфетчица может рассказать, во сколько вы ушли.
— Ну что вы! — вмешалась в разговор Ольга. — Мы не так богаты, чтобы пить с ее наценками. Для несчастных случаев у меня есть свой резерв. Экспортный вариант. Если бы Раймонд так не спешил, я бы вас охотно…
— Полностью исключено. — Войткус снова обратился к мужу Ольги. — Так где же вы заметили секретную диссертацию?
— Впервые слышу. Чужие секреты волнуют только баб.
— Так уж и в глаза не видали? Такая картонная папка, завязанная белой тесьмой…
— К сожалению, могу сказать только «нет». Охотно услужил бы, но на сей раз это не в моих силах.
— Ну, и на том спасибо. Если все же вспомните что–нибудь, обязательно дайте знать. Меня зовут Александр Войткус, и я буду здесь еще целую неделю. Счастливого пути!
Попрощавшись затем с Ольгой, он направился в бар.
— Этот роковой Раймондо, как говорится, не первый раз женат. Поэтому важно было создать впечатление, что разговор о продуктах был лишь маневром, чтобы отвлечь его внимание от главного: от диссертации.
