Джайлс Блант - Нежная буря
— Вы не в состоянии делать адекватные умозаключения, Кардинал. Идите, пока я не передумал.
Ледяная буря наконец миновала. Тучи и туман быстро откатывались, словно кто-то сворачивал театральные декорации, и над обледенелыми лесами снова засияло солнце. Покрытые льдом склоны холмов и дороги постепенно очистили от упавших высоковольтных опор, столбов, деревьев, сучьев. Вскоре вернулась обычная зима, с ее метелями и температурой ниже минус тридцати. Обитатели Алгонкин-Бей кутались в зимние куртки с капюшоном, а дома включали отопление на полную, как только в дома снова дали тепло.
Весна в этом году наступила рано. Как обычно, многие заключали пари, когда на озере Ниписсинг вскроется лед, но не угадал никто. К середине апреля растаяли последние белые островки. А к маю о зиме напоминало лишь одно: в нижнем конце Брэдли-стрит, там, где она огибает гряду невысоких холмов, окружающих озеро Ниписсинг с севера, есть место, куда алгонкинские снеговозы сбрасывают свой груз. К концу сезона здесь образуется гора с плоской вершиной, состоящая из слежавшегося снега. Ее склоны черны от гравия, соли и разного рода мусора, а внутри она украшена белыми ледяными кристаллами. Эта рукотворная гора настолько плотна, что не тает до середины июля.
Кардинал и Кэтрин видели ее с озера. Куски льда на горе ярко блестели. Почки на березах и тополях, растущих на берегу, были изумрудно-зеленые. Еще какие-то деревья, — глядя с воды, Кардинал не мог их опознать, — сияли белыми цветками.
Солнце грело лицо и руки, но пронизывающий ветер забирался под ветровки, и канадский флаг на корме весело хлопал.
Эту фибергласовую лодку с подвесным мотором отец Кардинала купил, когда сын еще учился в школе. На ней стоял мотор «Эвинруд» мощностью тридцать пять лошадиных сил, так что ее кильватерная струя вряд ли могла бы перевернуть даже идущее следом каноэ, однако озеро Ниписсинг можно было на этой моторке пересечь почти мгновенно. Несмотря на то, что после Великих озер это самое большое озеро в Онтарио, оно при этом и самое мелкое — двенадцать метров в самых глубоких местах. Даже легкий ветерок, подобный тому, который дул в лицо Кардиналу в это майское утро, мог породить серьезную зыбь. Волны шлепались и бились о лодку.
Они начали свой путь от пристани Вест-Феррис и медленно поплыли мимо города. Собор сиял белизной, ветровые стекла автомобилей вспыхивали бликами солнца, как зеркала. Бегуны в цветных одеяниях парами трусили по берегу.
— Посмотри на бедные деревья, — показала Кэтрин.
У многих кленов и тополей верхушки были спилены — это пришлось сделать после того, как ледяная буря расщепила стволы и сломала сучья. Пройдут годы, прежде чем деревья обретут естественные очертания.
— А я смотрю на здания, — откликнулся Кардинал. — Вот они: там, там и вон там. — Он указал на красные кирпичи Твикенхема, белую башню Балморала. Отсюда даже виден был главный корпус лыжного клуба «Хайлендс». — Всеми владеет Поль Ларош, человек, который не должен бы вообще ходить по земле.
— Он больше по ней и не ходит. По крайней мере — в Алгонкин-Бей.
— И мы не смогли проследить, куда он сбежал. Видимо, куда-то во Францию.
— Значит, ты можешь считать это частичной победой? Он бросил все, что построил тут за долгие годы.
— Да, это уже кое-что, — признал Кардинал. — Но я бы не считал это победой.
Он поставил лодку носом по ветру, чтобы поберечь мотор, и поплыл прочь от города.
— Ты хочешь сделать это здесь? — спросила Кэтрин.
— По-моему, это место ничем не хуже любого другого. Подержи руль, пожалуйста.
Они поменялись местами, лодка под ними вильнула. Кардинал вынул темную урну из мешка, который предоставило им похоронное бюро.
— А я думала, что закон запрещает развеивать прах над озером, — проговорила Кэтрин.
— Верно, — ответил Кардинал. — Запрещает.
Он пытался сообразить, как открывается урна. Это был тяжелый черный предмет, сделанный из резины или чего-то подобного. На нем не было никаких выступов, никакой ручки, за которую можно было бы ухватиться и потянуть, ничего отвинчивающегося.
— А что тебе скажут, если тебя застукают?
— Копы? Заставят собрать все обратно.
— Нет, я серьезно.
— Скорее всего, выпишут небольшой штраф, — ответил Кардинал. — Думаю, мне понадобится открывалка.
— Хочешь, я попробую?
— Не надо. У меня своя методика. — Кардинал вынул перочинный нож и стал подцеплять крышку. Когда он ее снял, внутри оказался прозрачный пластиковый пакет размером с полуфунтовый мешочек муки. Он был набит бледно-серым прахом. Почти все частички были мельче ногтя на его мизинце.
— До сих пор не верится, что его нет, — сказала Кэтрин. — Он был… такой жизнерадостный.
Кардинал развязал узелок и открыл пакет, по-прежнему держа урну на коленях.
Только что озеро принадлежало им одним. Но теперь, казалось, все вокруг кишело людьми. Метрах в пятидесяти обнаружилась парусная шлюпка. Прямо на них быстрым ходом шла моторка. Вдоль берега даже плыл кто-то на каноэ.
— Лучше подождать, пока они пройдут, — сказал Кардинал.
— А ты что-нибудь скажешь, когда будешь развеивать? — спросила Кэтрин.
— Не знаю. Вроде бы надо. Да я и хочу. Только я совсем не умею делать такие вещи.
— Просто скажи то, что чувствуешь, Джон. Ты же знаешь, он тебя любил.
Кардинал кивнул. Он несколько раз глубоко вздохнул, чтобы собраться с духом. Мимо промчалась моторка. Семья из четырех человек. Дети на корме помахали им и крикнули:
— Эй, на палубе!
Кэтрин помахала в ответ.
— Ну, — наконец произнес Кардинал, — пора. — Он повернулся и встал коленями на скамью. — Не хочу это затягивать. Просто развею его в воздухе — и всё.
— Хорошо. Я буду следить, чтобы лодка не двигалась.
Налетел ветер. Кардиналу пришлось опустить пакет, чтобы прах не засыпал лодку. Когда он наклонился, волна от прошедшей моторки ударилась им в борт и качнула лодку. Ему пришлось ухватиться за планшир.
— Только не хватало мне свалиться в воду. Папа был бы в восторге.
— Еще бы.
Кардинал, удерживая равновесие, вытащил из урны пакет, потом двумя руками слегка потряс его, словно засевал газон. Попав в воду, пепел закружился серыми кучевыми облаками. Чтобы вытряхнуть пакет полностью, понадобилось около минуты. За кормой тянулся широкий серый след. Частички полегче плавали на поверхности, а еще более мелкие летели по ветру.
— Я подумал, что… я бы хотел сказать озеру… сказать так: прими этот прах и будь к нему добрым, озеро. Это был хороший человек. — Кардиналу пришлось набрать побольше воздуха. — Хороший муж, хороший кормилец семьи. Хороший человек… да, я знаю, я уже это сказал… Вот таким был мой отец.
