Петер Аддамс - Детектив перед сном
Разумеется, все разговоры вертелись вокруг погоды. О Фрэнсис не упоминали совершенно, но Лотта все же почувствовала, что все потрясены этой внезапной смертью.
В непринужденную домашнюю беседу вплеталась едва уловимая напряженная нота; ее звучание все усиливалось; казалось, все были внутренне насторожены.
Лотта поняла, что на самом деле все подозревали друг друга, и вежливость, всегда отличавшая ее друзей, была просто щитом, за который они прятались теперь, когда нервы были готовы им отказать.
Например, не было ничего странного в том, что Бент попросил у Георга нож, так как его оказался тупым. Ничего не было странного и в том, что Георг попросил вернуть нож, когда он не будет нужен Бенту, но все это происходило совершенно неподобающим образом. Странными были и короткие паузы, во время которых Георг, слегка приподняв брови, передавал нож Бенту и вопросительное, насмешливое выражение лица Бента, когда он протягивал нож обратно.
Лотта понимала, что следит за странствием ножа с волнением, совершенно не соответствующим мирному завтраку.
Не было ничего необычного и в том, что кто-то задел чашку Ютты, и она пролила кофе на чистую рубашку Петера. Это была случайность, но преувеличенная вежливость, которую проявили при этом инциденте обе стороны, внушила Лотте зловещее предчувствие какого-то зла, которое она не могла предотвратить.
Сам эпизод прошел довольно тихо, Лотта смотрела в другую сторону, когда Ютта воскликнула:
— Ты что толкаешься?
— Я? У меня и в мыслях не было, это, наверное, Бент, или ты сама неудачно повернулась, — ответил Петер и раздраженно схватил платок, чтобы вытереть пятно.
— Извини, Петер, я днем выстираю твою рубашку, если Лотта позволит воспользоваться ее стиральной машиной, — нашлась Ютта. — Могу постирать и другим.
Пребывание здесь, по-видимому, затягивалось, поэтому все захотели, чтобы им выстирали рубашки. Лотта услышала свой голос:
— Я постираю сама. Вы ведь знаете, что я не разрешаю другим трогать новую машину.
Ютта кинула на нее благодарный взгляд, и Петер необычайно тихо исчез из кухни, чтобы переодеться.
Собственно, все это было ерундой, и все же напряжение не оставляло присутствующих. Лотта пыталась убедить себя, что виной всему были ее собственные нервы.
Она поднялась.
— Я хочу здесь убрать, — сказала она, надеясь остаться наедине с Георгом; однако Енс и Бент в один голос заявили, что раз они увильнули от работы вечером, теперь их черед работать.
Убрав кухню, Лотта отправилась вместе с Юттой и Георгом в гостиную, через несколько минут к ним присоединился Петер; и скоро она принялась разжигать камин и наводить порядок. Георг и Лотта все время пытались держаться поближе друг к другу, но настоящего разговора не могло получиться, пока в комнате были другие. Вся ситуация с внезапной смертью в доме запрещала им открыто проявлять свои чувства. Они могли лишь слегка пожать друг другу руку или обменяться беглыми улыбками. И едва Георг нашел предлог выйти из комнаты, Ютта предложила играть в бридж; стол она поставила у окна, чтобы было видно, что творится на улице.
Лотта не выносила бридж, но Георг и Ютта были хорошими игроками, а Петер тоже был явно не прочь убить время, и она села с ними за карточный стол.
Вскоре пришли Енс и Бент и принялись за шахматы. Медленно потянулись утренние часы: все делали вид, что их мало интересовало то, чем они занимались.
У каждого дома есть свое уязвимое место, и образцовое жилище Лотты не было исключением из этого правила. Ее подвал, и она первая признавала это, был ниже всякой критики, но поскольку она использовала его только в качестве чулана и прачечной, ей не хотелось приводить его в порядок.
Собственно, настоящий подвал был только под ее мастерской. Под остальной частью дома было просто оставлено полуметровое полое пространство.
Стоило спуститься вниз по крутой лестнице, и глазам представал обширный захламленный подвал. В длинном помещении кучами громоздились старые картонные коробки, газеты, книги и журналы, и из этого помещения вели две двери — в прачечную и сушилку.
Прачечная, где стояла гордость Лотты — суперавтоматическая стиральная машина, представляла собой неказистую, темную комнату без окон, но, если держать дверь открытой в сушилку и чулан, света было вполне достаточно.
Однако сегодня окна были почти занесены снегом. Лотта включила освещение, зажгла газовый водогрей и быстро заложила белье в машину.
Пока машина работала, Лотта пошла в сушилку и вытерла пластиковые шнуры, чтобы они не запачкали белье, когда она его повесит. Лотта всегда радовалась, что сам процесс стирки продолжался только полчаса, но сегодня ей казалось, что время тянется невыносимо медленно.
Она поймала себя на том, что прислушивается к подозрительным звукам, но из-за шума машины она, конечно, ничего не могла услышать.
Странное предчувствие беды вновь овладело ею. Больше всего сейчас ей хотелось закрыться на ключ в собственной комнате.
Подвал, который никогда не был уютным, теперь внушал ей страх. Хотя стирка еще далеко не была закончена, Лотта выключила на несколько минут машину и быстро вынула белье, чтобы сразу же повесить его сушить.
Наступившая тишина показалась ей более страшной и зловещей, нежели шум от машины. Лотта с лихорадочной поспешностью развешивала белье. Она напряженно вслушивалась в эту зловещую тишину и вдруг резко остановилась. Она услышала тихий звенящий звук, доносившийся из прачечной.
Ошибиться было невозможно. В подвале кто-то был; Лотта с молниеносной быстротой обвела взглядом пол в поисках оружия защиты. Вдруг она заметила обломок швабры, который милостью судьбы оказался на полу сушилки.
Минуту Лотта стояла неподвижно. Она хотела предоставить врагу, кем бы он ни был, сделать первый и решающий шаг. Она стояла, прижавшись спиной к стене с жалким подобием оружия в руке, и чувствовала себя в относительной безопасности.
Секунды тянулись медленно, но Лотта, прислушиваясь, ждала. Все ее чувства были обострены, ей казалось, что с того момента, когда она услышала, что в подвале кто-то есть, прошли сотни лет.
Внезапно во всем подвале погас свет, и Лотта еще раз поблагодарила судьбу, что осталась в сушилке. Сугробы перед окнами, разумеется, почти не пропускали свет, но сумрак был ей на пользу. Там, где она стояла, ее трудно было заметить, а она могла разглядеть того, кто войдет в помещение. От страха привлечь к себе внимание, Лотта едва смела дышать.
Она посмотрела на дверь, ведущую в чулан и на лестницу, но дверь, как обычно, была надежно заперта снаружи, и Лотта могла выбраться отсюда, только набравшись мужества и пройдя через прачечную.
