Элизабет Джордж - Месть под расчет
Он знал единственную причину возможных изменений в настроении друга, и она, эта самая причина, поправляя на плече сумку, спустилась вниз минуты через три после его приезда. Стоило Линли заглянуть ей в лицо, и он прочитал на нем правду, отчего у него больно сжалось сердце. Ему едва удалось сдержать рвавшиеся наружу злобу и ревность. Но сыграло свою роль культивировавшееся многими поколениями воспитание. Вместо того чтобы потребовать объяснений, считалось приличным завести ни к чему не обязывающий разговор, чтобы пережить первые мгновения, ни на йоту не выдав своих чувств.
– Заработалась, дорогая? – спросил он. – Ты выглядишь так, словно не спала ни минуты. – Хорошее воспитание тоже имеет свои границы. – Неужели работала всю ночь? Все напечатала?
Дебора не смотрела на Сент-Джеймса, который ушел в кабинет и принялся что-то перебирать на столе.
– Почти. – Она подошла к Линли, обняла его и подставила губы для поцелуя. – Доброе утро, милый Томми. Я скучала по тебе.
Линли поцеловал Дебору и, оценив ее искренность, усомнился было в своем первом впечатлении. Скорее всего, так и есть, сказал он себе.
– Если у тебя много работы – оставайся, – проговорил он.
– Я хочу поехать с тобой. Фотографии могут подождать.
И, улыбаясь, Дебора еще раз поцеловала его.
Держа ее в своих объятиях, Линли не забывал о Сент-Джеймсе. И во время полета в Корнуолл не выпускал из вида обоих, внимательно следя за их поведением. Каждое слово, каждый жест, каждое замечание он изучал под микроскопом своей подозрительности. Если Дебора произносила имя Сент-Джеймса, для него это было завуалированным подтверждением ее любви к нему. Если Сент-Джеймс смотрел в ее сторону, он открыто декларировал свою преступную страсть. К тому времени, когда они совершили посадку в Корнуолле, Линли уже не мог справиться с засевшим у него в голове подозрением, которое болью отзывалось в затылке. Впрочем, физическая боль не шла ни в какое сравнение с другой болью. Линли, как никогда, ненавидел самого себя.
Взбунтовавшиеся чувства не позволили Линли и по дороге в Сарри, и во время полета говорить о чем-то серьезном. А так как ни у кого из троих не было дара леди Хелен разряжать обстановку и обходить острые углы, то они вскоре замолчали и, когда оказались на месте, были переполнены непроизнесенными словами. Линли было ясно, что не один он вздохнул с облегчением, когда они сошли с трапа и увидели, что их ждет Джаспер с автомобилем.
Молчание по дороге в Ховенстоу нарушал лишь Джаспер. Он сообщил, что леди Ашертон распорядилась насчет двух ребят, которые должны ждать на берегу в половине второго, как «вы просили», что Джон Пенеллин все еще в Пензансе. И еще прошел слушок, будто бы мистер Питер отыскался.
– Ее светлость помолодела лет на десять, когда узнала, – сказал Джаспер. – В девятом часу они играли в теннис.
Больше ничего сказано не было. Сент-Джеймс перебирал бумаги в портфеле, Дебора смотрела в окошко, а Линли старался изгнать из головы дурные мысли. На узких дорогах им ни разу не встретились ни машина, ни зверь, и, лишь повернув на подъездную аллею, они увидели Нэнси Кэмбри, которая сидела на крылечке охотничьего домика и кормила жадно пившую из бутылочки Молли.
– Остановитесь, – приказал Линли и повернулся к своим спутникам. – Нэнси с самого начала знала, что Мик ведет какое-то расследование. Возможно, она подскажет нам что-нибудь.
Сент-Джеймс усомнился в этом. Взглянув на часы, он дал знать Линли, что им надо поспеть в бухту, а потом еще в редакцию. Но возражать не стал. Дебора тоже не возражала. И они вышли из машины.
Нэнси встала, завидев их, и провела всех в дом. Когда она остановилась в холле, то над ее плечом на стене оказалась выцветшая вышивка с изображением семейного пикника: двое детишек, родители, собака, пустые качели на дереве. Слов почти не было видно, но, скорее всего, они тоже были – что-нибудь незамысловатое о семейной жизни.
– Марка нет? – спросил Линли.
– Он в Сент-Ивсе.
– Твой отец Так ничего и не сказал инспектору Босковану? Ни о Марке? Ни о Мике? Ни о кокаине?
– Я ничего не знаю, – сказала Нэнси. – Мне никто ничего не говорил. – Пройдя в гостиную, она поставила бутылочку Молли на телевизор, а дочь уложила в коляску и похлопала по спинке. – Хорошая девочка. Моя маленькая хорошая Молли. Поспи немножко.
Линли и его спутники тоже вошли в гостиную, но не сели в стоявшие там кресла, что было бы вполне естественно, а, как плохие актеры, остались стоять, не зная, куда девать руки и ноги; Нэнси наклонилась над коляской, Сент-Джеймс встал спиной к окну, Дебора – возле рояля, Линли – напротив нее возле двери.
Нэнси мучило дурное предчувствие, отчего она безостановочно переводила взгляд с одного гостя на другого:
– Вы что-то узнали о Мике?
Линли и Сент-Джеймс изложили ей факты и свои соображения. Не прерывая их и не задавая вопросов, она выслушала все до конца. Время от времени по ее лицу пробегала печальная тень, но вообще-то она казалась безразличной, словно задолго до их появления заморозила себя на случай, если ей придется говорить о смерти мужа или малоприятных сторонах его жизни.
– Он никогда не упоминал при тебе «Айлингтон»? – спросил под конец Линли. – Или онкозим? Или биохимика Джастина Брука?
– Нет. Ни разу.
– Он никогда не делился с тобой своими тайнами?
– До свадьбы делился. Тогда он обо всем мне рассказывал. Тогда мы были любовниками. До малышки.
– А потом?
– Стал все чаще и чаще уезжать. Вроде бы из-за журналистских расследований.
– В Лондон?
– Да.
– Вы знали, что он снял там квартиру? – спросил Сент-Джеймс.
Она покачала головой, и Линли спросил:
– Когда твой отец говорил о его женщинах, тебе не приходило в голову, что у него может быть женщина в Лондоне? Разве это не разумное предположение, если учесть, что он постоянно ездил туда?
– Нет. У него не было… – Ей надо было принять решение, и оно давалось ей нелегко, так как приходилось выбирать между преданностью и правдой. Но правда не всегда предательство, и Нэнси решилась. Она подняла голову. – У него не было других женщин. Это папа так думал, а я не возражала. Так было проще.
– Проще, чем сказать отцу, что его зятю доставляет удовольствие наряжаться в женские тряпки?
Вопрос Линли как будто освободил молодую женщину от многомесячной игры в прятки. Она явно почувствовала облегчение.
– Никто не знал, – прошептала Нэнси. – Никто даже не догадывался, кроме меня. – Она села в кресло рядом с коляской. – Мики… Господи, бедняжка Мики.
– А как ты узнала?
Она достала из кармана мятую тряпку.
– Перед самым рождением Молли. В комоде я нашла кое-какие вещи. Подумала, что у него любовница, и ничего не сказала, ведь я была уже на девятом месяце и мы с Мики не могли… поэтому я решила…
