Рекс Стаут - Семейное дело
— Чтоу ви здесс делайт?
В дверях стояла служанка в белом переднике.
— Ничего особенного, — ответил я. — Не мог участвовать в беседе… не знаю французский. Проходя мимо, заметил эти книги. Они ваши?
— Нет. Госпоже не понравится, что в ее комнату заходил посторонний мужчина и копался в ее вещах.
Щадя читателя, я даже не попытался воспроизвести ее акцент, а перевел сказанное на простой английский язык.
— Извините, пожалуйста, и не говорите о моем вторжении мисс Люси Дакос; конечно, здесь остались мои отпечатки пальцев, но я, кроме книг, больше ничего не трогал.
— Вы сказали, что вас зовут Арчи Гудвин?
— Да, говорил. Меня и правда так зовут.
— Я знаю о вас от Пьера. А потом из сообщения по радио. Вы — детектив. Один полицейский хотел знать, не были ли вы уже здесь. Он просил позвонить ему, если вы придете сюда.
— Не сомневаюсь. Вы намерены позвонить?
— Не знаю. Спрошу господина Дакоса.
Я употребил слово «господин», потому что не в состоянии воспроизвести в точности, как она произнесла «монсеньор».
Она явно не желала оставлять меня одного в комнате Люси, поэтому я вернулся в гостиную. Вулф и Леон Дакос все еще оживленно беседовали на непонятном языке. Остановившись у окна, я стал наблюдать за уличным движением.
Только в четверть пятого мы выехали со стоянки на Девятой авеню и направились к центру города. Вулф лишь сказал, что Дакос сообщил ему кое-какие сведения, которые мы обсудим дома. Он не любит разговаривать, передвигаясь пешком или в автомобиле. В гараже Том сообщил, что незадолго до полудня приходил полицейский — проверить, на месте ли наша автомашина (она тогда была на месте), другой городской служащий появился около четырех часов и хотел знать, куда я уехал. От гаража до старого особняка на Западной Тридцать пятой улице нужно было пройти пешком полквартала — хороший моцион для Вулфа. Если бы я подвез его прямо к дому, то, возвращаясь из гаража, мог обнаружить на крыльце полицейский пост.
Сейчас у входа никого не было. Поднявшись на семь ступенек, я позвонил. Посмотрев сквозь прозрачную лишь изнутри стеклянную панель, встроенную верхнюю часть входной двери; Фриц снял цепочку и впустил нас. Когда я вешал пальто Вулфа, он спросил Фрица:
— Специалист по взрывным устройствам уже был?
— Да, сэр. Двое. Они и теперь в Южной комнате. Кроме них, приходили еще пять человек. Телефон звонил девять раз. Поскольку вы не были уверены относительно ужина, я не стал фаршировать каплуна, а потому ужин может немного запоздать. Ведь уже почти пять часов, — Мы могли приехать и позднее. Пожалуйста, принеси мне пива. Тебе, Арчи, молока?
Но я проголосовал за джин и содовую воду, и мы направились в кабинет. Почта лежала у Вулфа на столе под пресс-папье, но он, устроившись поудобнее в кресле, изготовленном по специальному заказу, отодвинул корреспонденцию в сторону, откинулся на спинку и закрыл глаза. Я ожидал — даже надеялся, — что Вулф начнет привычное упражнение с губами, то выпячивая, то вновь — втягивая их. Однако ничего подобного не произошло. Он просто сидел, наслаждаясь домашним уютом.
После нескольких минут молчания я начал:
— Не хочу быть назойливым, но, возможно, вам будет интересно знать, что дочь Пьера Дакоса, по имени Люси, участница фемдвижения. Не просто попутчица, а всамделишная. Она…
— Я отдыхаю, — открыл глаза Вулф. — И тебе хорошо известно, что я не терплю варварских сокращений.
— Извините. Активная участница феминистского движения за уравнение женщин в правах с мужчинами. У нее три книги Симоны де Бовуар, — той, что, по вашему собственному признанию, вполне прилично может писать по-французски, — и целая полка других авторов, о которых мне приходилось слышать и чьи сочинения вы неоднократно принимались читать, но бросали, не выдерживая до конца. Кроме того, ей не нравится, когда в ее комнату заходят посторонние мужчины. Я рассказываю обо всем этом лишь для того, чтобы поддержать разговор, хотя вы, как видно, собираетесь отмалчиваться.
Вошел Фриц с напитками. Я почему-то не люблю что-либо брать прямо с подноса, который держит в руках Фриц, а потому подождал, пока он поставит поднос на стол Вулфа, и только тогда перенес на свой стол джин и содовую воду. Из ящика стола Вулф достал массивную золотую открывалку — подарок клиента, — которой откупорил бутылку. Наливая в бокал пиво, он сказал:
— Мисс Дакос работает программистом на компьютере в Нью-Йоркском университете. Обычно возвращается домой в половине шестого. Организуй встречу и поговори с ней.
— Может отказаться разговаривать с мужчиной, — заметил я, откидываясь на спинку стула.
Судя по всему, Вулф приготовился посвятить меня в кое-какие детали.
— Она согласится, когда узнает, что речь пойдет об отце. Мисс Дакос была сильно привязана к нему и вместе с тем очень хотела избавиться от этой зависимости. Мистер Дакос, с которым я сегодня говорил, прекрасно все понимает и ясно выражает свои мысли. Пьер говорил тебе, что я — величайший в мире детектив. Своему же отцу он заявил, что я величайший в мире гурман. Именно поэтому мистер Дакос, по его словам, отказавшись разговаривать с полицией, был готов откровенно побеседовать со мной. Сказал об этом, только убедившись, что я хорошо владею французским языком. Конечно, абсурдная логика, но он этого не заметил. Большая часть сообщенных им сведений не имеет для нашего расследования никакой ценности, а если ты не настаиваешь, я не буду их повторять.
Заключительная фраза содержала в себе значительно больше смысла, чем могло показаться на первый взгляд. Я обычно докладываю ему в полном объеме, часто передавая разговор дословно, но его реплика имела совсем иную подоплеку. Он просто опасался, что если ему удастся вычислить личность убийцы Пьера раньше меня, то я отнесу его успех исключительно на счет знания французского языка, на котором он разговаривал с отцом Пьера. Однако я не подал виду, что разгадал его маленькую хитрость, и лишь мысленно усмехнулся.
— Быть может, потом, — ответил я. — Спешить некуда. Сказал ли он хоть что-нибудь, относящееся к нашему делу?
— Не исключено. Отец знал о пристрастии Пьера к игре на скачках, и они часто говорили на эту тему. По словам отца, Пьер никогда не просил у него денег в этой связи, но это ложь. Это одна из немногих тем, когда он не был со мной до конца откровенным. Возможно, именно по данному вопросу тебе потом потребуется подробный отчет. Упоминаю сейчас об этом только потому, что как раз при обсуждении проблемы игры на скачках Пьер рассказал отцу о человеке, давшем ему сто долларов. Утром в прошедшую среду, шесть дней назад, Пьер сообщил отцу, что на предыдущей неделе — мистер Дакос думает, что это случилось в пятницу, но не ручается за точность, — один из посетителей ресторана вместе с деньгами оставил на подносе какую-то записку. Когда Пьер захотел вернуть бумажку, того уже и след простыл. А во вторник, то есть за день до разговора с отцом, какой-то человек дал Пьеру сто долларов за эту записку.
