Рекс Стаут - Звонок в дверь
Мистер Эверс хмуро посмотрел на меня.
– Я ничего не понимаю. Ваш клиент – газета?
– Нет.
– Журнал? «Тайм»?
– Нет. – Я решил чуточку превысить данные мне полномочия. – Я могу только сказать, что это частное лицо, считающее, что ФБР злоупотребляет своими правами.
– Не верю. Все это мне весьма не нравится. – Он нажал кнопку звонка на столе. – Вы из ФБР?
Я ответил отрицательно и продолжал было говорить, но в открывшейся двери показалась приведшая меня сюда женщина, и Эверс резко приказал ей:
– Мисс Бейли, проводите этого человека до лифта.
Я попытался возражать и сказал, что, если бы он обсудил вопрос с Ниро Вульфом. Самое худшее, что могло произойти, так это аннулирование правительством заказа его фирме (очевидно, и без того уже аннулированного), в то время как любая возможность сохранить его… Однако Эверс уже протянул руку к еще одной кнопке на столе, и по выражению его лица я понял, что дальнейший разговор бесполезен. Я встал и, сопровождаемый секретаршей, вышел из кабинета, причем сразу же в приемной снова убедился, какой это был для меня невезучий день. Едва только за мной закрылась дверь, как из лифта вышел человек, которого я никак не мог назвать незнакомцем. Около года назад, во время работы над одним делом, мне пришлось познакомиться с сотрудником ФБР по фамилия Моррисон. Именно он и появился из лифта.
– Ну и ну! Разве Ниро Вульф теперь тоже применяет электронику? – поинтересовался он, протягивая мне руку.
– Стараемся не отставать от других, – ответил я, дружески пожимая ему руку и улыбаясь. – Мы намерены оборудовать микрофонами одно здание на Шестьдесят девятой улице[2]. – Я подошел к лифту и нажал кнопку вызова. – Вот я и знакомился тут с последними новинками.
Моррисон из вежливости улыбнулся и заметил, что теперь, наверное, сотрудникам ФБР придется между собой на службе разговаривать кодом. Дверца лифта открылась, и я вошел в кабину. Да, день сегодня был действительно невезучий. Конечно, особенного значения это не имело, поскольку с Эверсом у меня все равно ничего не вышло. Однако невезение никогда не радует, и лишь одному Богу было известно, как мы нуждались, чтобы нам повезло. Выйдя на тротуар и направляясь в деловую часть города, я тяжело ступал по твердому асфальту, а не летел на крыльях, как мне бы хотелось.
Прошло более двадцати минут, и Эл уехал. Однако в это время дня таксистов на Первой авеню было сколько угодно; я подозвал одну из машин и дал водителю адрес.
4
Вечером в ту среду, без четверти одиннадцать, усталый и настроенный пессимистически, я поднялся на крыльцо нашего старого кирпичного особняка и нажал кнопку звонка. Дверь была закрыта изнутри на цепочку, и сам открыть ее я не мог. Впустивший меня Фриц спросил, не хочу ли я отведать жареной утки с карри, но я ворчливо отказался. Сбросив пальто и шляпу, я прошел в кабинет, где за письменным столом сидел этот расплывшийся гений, удобно устроившийся в сделанном для него по специальному заказу кресле (чтобы оно могло вместить тушу весом в одну седьмую тонны); перед ним на подносе стояла бутылка пива, и он был погружен в чтение книги «Сокровища нашего языка» Линкольна Барнетта. Я подошел к своему столу, резко повернул вращающийся стул и сел. Он должен был взглянуть на меня по окончании очередного абзаца.
Так и произошло. Он даже вложил в книгу закладку – тоненькую золотую полоску, подаренную ему несколько лет назад одним клиентом, и заметил:
– Ты, конечно, обедал?
– Нет, я не обедал. – Я положил ногу на ногу. – Извините, пожалуйста, что я болтаю ногами. Я съел что-то очень жирное, забыл даже, что именно, в какой-то отвратительной забегаловке в Бронксе.
– Фриц подогреет утку и…
– Нет, я уже сказал ему, чтобы он этого не делал. Это был самый паршивый день в моей жизни, и я хочу хотя бы закончить его нормально. Сперва я отчитаюсь перед вами, а потом отправлюсь спать. Во-первых…
– Черт побери, но ты должен поесть!
– А я говорю – нет. Дело прежде всего.
Я сделал устный доклад и, в частности, сообщил о двух парнях в машине, номер которой я записал. В конце я высказал несколько соображений, а именно: а) нам не к чему тратить время на проверку того, кому принадлежит эта машина, б) Сару Дакос, очевидно, следует вычеркнуть из нашего списка, а если оставить, то только для возможных справок в дальнейшем, в) если есть какие-то материалы, компрометирующие семью Бранер, наша клиентка пока не беспокоится, что они могут всплыть на поверхность.
Я встал и протянул ему подписанное миссис Бранер письмо, но он лишь взглянул на него и велел убрать в сейф. Затем я доложил о посещении Эверса и, конечно, о встрече с Моррисоном и высказал глубокое убеждение, что в данном случае вел себя неправильно, ибо мне следовало заявить Эверсу о наличии у нас секретной информации, которой он не обладает, которую добыть не сможет, и о том, что ему придется нам заплатить. Это было бы довольно рискованно, но, возможно, вызвало бы его на откровенность. Вульф покачал головой и заметил, что его сделало бы нас слишком уязвимыми. Я достал с полки словарь и отыскал нужную страницу.
– «Доступный для ранения, – прочитал я вслух. – Не защищенный от нападения или повреждения», – вот что означает выражение «уязвимый». Да, трудненько найти кого-нибудь более уязвимого, чем мы сейчас. Однако я хочу закончить свой отчет за день. Я потратил много времени на розыски Эрнеста Мюллера, обвиняемого в укрытии краденого и сейчас освобожденного на поруки; он вел себя еще хуже Эверса. Ему пришла в голову мысль стукнуть меня, причем он был не один, и мне пришлось отреагировать: возможно, я сломал или вывихнул ему руку. Затем…
– Ты не пострадал?
– Пострадали только мои чувства. Затем, отведав сала, как я уже докладывал, я отправился на поиски Джулии Фенстер, которую судили по сфабрикованному обвинению в шпионаже и оправдали. Я потратил целый вечер, пытаясь найти ее, а нашел лишь ее братца, и он оказался типом что надо. Никогда еще так бесполезно не проводил день. Это прямо-таки рекорд. А ведь мы выбрали эти три дела как наиболее перспективные. Я просто сгораю от нетерпения узнать программу, запланированную вами на завтра. Я положу ее себе под подушку.
– Частично тут виноват твой желудок, – заметил Вульф. – Ну, если не утку, тогда хоть яичницу?
– Нет.
– Икру? У нас есть фунт свежей.
– Черт возьми, вы же прекрасно знаете, как я люблю икру, но сейчас это было бы надругательством над таким деликатесом.
Вульф налил пива, подождал, пока опала пена, выпил, облизал губы и долго молча смотрел на меня.
