Эллери Квин - Таинственный цилиндр
— Ну, хорошо. А что означал, ради всего святого, визит Луи Панцера утром в четверг? — с любопытством спросил Кронин. — Вы припоминаете? Вы еще попросили меня в письме понаблюдать за встречей Луина и Панцера — не знакомы ли они. Как я уже сообщил вам, я позже спрашивал Луина. Он решительно отрицает знакомство с Панцером. Что за всем этим стоит?
— Панцер… — тихо повторил инспектор. — Панцер никогда не вызывал у меня полного доверия, Тим. К тому моменту мы еще не могли исключить его из числа подозреваемых на основании анализа его шляпы… Я послал его к вам из чистого любопытства. Если бы Луин узнал его, думал я, то это означало бы, что между Фильдом и Панцером существовали какие-то отношения. Но подозрения не подтвердились. Впрочем, я особо и не рассчитывал, что они подтвердятся. Панцер вполне мог быть знаком с Фильдом, а Луин мог об этом не знать. С другой стороны, мне вовсе не хотелось бы, чтобы Панцер в то утро был в театре, и я таким образом удалил его, отослав с поручением.
— Надеюсь, что вы остались довольны, получив пачку газет в пакете от меня, которую я послал вам согласно вашему указанию? — усмехнулся Кронин.
— А что это было за анонимное письмо, которое получил Морган? Это был просто отвлекающий маневр? Или как? — спросил Сампсон.
— Это была действительно милая маленькая интрижка, — ответил Квин. — Барри объяснил мне все вчера вечером. Он знал, что Морган грозился убить Фильда. Правда, он не знал, что Фильд шантажирует и Моргана. Но все равно подумал, что сможет направить нас на ложный след, если сможет устроить так, что Морган будет в тот вечер в театре. Если Морган не придет, не беда. А придет… Поступил он так — пошел в магазин, торгующий пишущими машинками, взяв с собой лист обычной серой почтовой бумаги, и напечатал приглашение, не снимая перчаток. Ему повезло — Морган клюнул на наживку. Его смехотворные объяснения были крайне неубедительны. Это могло бы навлечь на него подозрения, но не навлекло, потому что он предельно откровенно рассказал нам о деятельности Фильда на поприще шантажиста. Этого Барри предвидеть не мог.
Сампсон кивнул.
— Еще одно мне интересно — кто купил лишние билеты? Барри?
— Барри смог убедить Фильда, что по соображениям секретности лучше будет, если билеты купит сам Фильд. Тот легко дал себя убедить и купил восемь билетов в кассе театра. Он понимал, что шесть лишних понадобится для того, чтобы никто им не мешал. Он послал семь билетов Барри. А тот уничтожил шесть из них, оставив только один — на место ЛЛ 30.
Инспектор устало поднялся.
— Джуна! Еще кофе! Сампсон тоже встал.
— Нет, спасибо, мистер К. Я должен идти. У меня и у Кронина масса работы — занимаемся преступной организацией. Но я все равно не успокоился бы, пока не услышал от тебя всю историю. Мистер К., старина, ты совершил просто невероятное!
— Никогда не слышал ничего подобного, — сказал Кронин. — Что за загадочное дело! И какие безупречно выстроенные доказательства!
— В самом деле? — спокойно спросил инспектор. — Меня это радует. Но вся честь принадлежит Эллери. Я очень горд за моего мальчика…
Когда Сампсон и Кронин ушли, а Джуна отправился на кухню мыть посуду, инспектор сел за письменный стол и стал заканчивать свое письмо. «Забудь о том, что я написал тебе раньше. Прошел час с лишним. Были Сампсон и Тим Кронин, я рассказал им подробно обо всей нашей работе. Более внимательных слушателей мне не доводилось видеть в жизни. Оба восхищались, как дети. Пока я рассказывал, я все больше понимал, к ужасу своему, насколько мал мой вклад в расследование этого дела. Ты, ты сделал все. Я молю Бога, чтобы ты побыстрее нашел милую девушку, и мы всей семьей переехали бы в Италию, чтобы я, наконец, отошел от дел… Ну, Эл, мне пора идти в полицейское управление. Текущая работа — сколько ее накопилось за это время…
Когда же ты вернешься? Не думай, что я хочу заставить тебя, сын мой. Просто здесь очень уж одиноко без тебя. Нет, такой уж я, видимо, эгоист. И слишком устал. Смешной старик… Но ведь ты скоро приедешь, правда? Джуна передает тебе привет. Он сведет меня в гроб, этот плут, если будет держать кухню в таком же беспорядке.
Твой любящий папа».