Саймон Толкиен - Последний свидетель
Ровно в час пятьдесят пять прозвенел звонок, призывая всех юристов и других участников процесса занять свои места в зале. Томас едва успел спрятаться за колонной, как из ресторана вышел Питер, зажатый между женой и Патриком Салливаном. Они стали подниматься по лестнице на третий этаж, и Томасу удалось расслышать последние слова адвоката:
— Много времени это не займет, Питер. И самое важное в твоих показаниях, это положительно охарактеризовать Грету. Думаю, на присяжных произведет впечатление.
Томас выждал еще с минуту, а затем начал подниматься за ними по лестнице. Теперь он понял: единственная возможность застать отца одного — это проскользнуть следом за ним в комнату ожидания, после того, как Патрик с Гретой пройдут в зал заседаний. По собственному опыту он уже знал всю эту процедуру. Вызванный для дачи показаний свидетель должен оставаться в маленькой комнатке рядом с залом суда до тех пор, пока мисс Хукс не получит от судьи и присяжных приказ привести его. Так что в его распоряжении будут максимум три-четыре минуты, и он должен использовать их, чтоб переубедить отца.
Все прошло, как и рассчитывал Томас. Оставшись один, отец тут же прошел в комнату рядом с залом заседаний. Томас бросился следом. У него не было времени заранее продумать стратегию. Что ж, ничего, он просто расскажет отцу, что обнаружил в Центре регистраций. Покажет ему копии свидетельств. Нет, этого недостаточно. Отец может отказаться даже взглянуть на них. Он, Томас, не учел, насколько враждебно настроен теперь по отношению к нему Питер. Эта мысль заставила его замереть на пороге.
— Какого черта ты тут делаешь? — громко спросил Питер, вскакивая на ноги. — Я ведь уже говорил, держись от меня подальше.
У Томаса едва хватило храбрости затворить за собой дверь. Он по-прежнему стоял на пороге и смотрел на грозно надвигающегося на него отца. Хорошо, что он догадался закрыть дверь, крики отца могут услышать.
— Послушай, пап, я понимаю, что сейчас не самое подходящее время, но…
— Ах, не самое подходящее? — яростно воскликнул Питер. — У нас, чтоб ты знал, Томас, времени вообще нет. Оно давно истекло. Моя жена на скамье подсудимых, судят ее за убийство, и все это исключительно по твоей милости. Ты вроде бы все перепробовал, чтоб упечь ее за решетку, верно?
— Нет, папа…
— Все! Ты давал лживые показания, заставил других людей тоже давать лживые показания, с целью опорочить ее. И вот теперь имеешь наглость заявиться ко мне! И на мои показания тоже хочешь повлиять? Нет, не пройдет, Томас, ничего у тебя не получится. Ты за все у меня ответишь, за все. Обещаю!
Питером овладел бешеный гнев. Он схватил сына за рубашку на груди в точности так же, как тогда, в день похорон леди Энн, и яростно затряс.
— Ты должен меня выслушать, папа! Я кое-что обнаружил и…
— Ну, начинается, Томас! По горло сыт твоим враньем! А теперь убирайся отсюда вон!
Питер отшвырнул мальчика в сторону, как котенка, и распахнул дверь. А затем выбежал в холл, оставив Томаса в комнате. Тот лежал, скорчившись в углу. Двери в зал заседаний были закрыты, но Томас знал: с минуты на минуту они отворятся и мисс Хукс пригласит отца войти. Ноги у Томаса были ватными, но он, собрав всю волю в кулак, все же поднялся. И вышел к отцу.
Питер стоял перед одним из высоких окон и смотрел на улицу. Томас достал из кармана конверт, вынул из него оба свидетельства и шагнул к отцу.
— Черт бы тебя побрал, щенок, — прошипел сквозь зубы Питер. — Отойди, кому сказал! Убирайся! — В этот момент эти двое были напряжены до предела и походили на людей, затеявших какую-то смертельно опасную игру.
— Она не твоя жена, папа.
— Замолчи, Томас! Ты меня слышал? Заткнись! Повторять не буду!
— Сэр Питер Робинсон, — послышался писклявый голосок мисс Хукс. Она вышла из зала и стояла у Томаса за спиной. Он не обернулся, вместо этого схватил отца за руку. И одновременно сунул документы в другую руку отца.
— Вот, возьми, — пробормотал он. — Прочти, прежде чем будешь отвечать на вопросы. Ради мамы. Сделай это не для меня, хотя бы ради мамы.
— Сэр Питер Робинсон, — еще более визгливым голосом повторила мисс Хукс, и Томас почувствовал, как рука отца выскользнула. Он направился к двери в зал заседаний. Пауза, тишина. Затем через несколько секунд дверь за ним громко захлопнулась.
Наверное, Томас так никогда и не узнал бы, что же произошло в зале суда после того, как отец занял место на скамье свидетелей, если б в этот момент навстречу к нему не сбежал по лестнице Мэтью.
Он увидел, что Томас, подобно изваянию, застыл у окна и уставился невидящим взором на проплывающие облака и клочок голубого неба между ними. Все его хрупкое тело сотрясала дрожь, а потом Мэтью заметил слезы в темно-синих глазах друга.
— Где твой папаша? — спросил он. — Где документы? Ну, давай же, говори, Том.
— Отдал ему, но не уверен, что он их прочтет. Он не позволил мне ничего сказать, Мэт. Не дал объяснить. Теперь все пропало. Я сам все испортил. Обидно… Надо было послушаться тебя.
— Ладно, теперь не время ныть. Он вошел в зал?
Томас кивнул с самым несчастным видом.
— Что ж, выходит, терять нам нечего, верно? Давай посмотрим, что там будет. Не для того же мы сюда пришли, чтоб пропустить последний акт этого представления.
И Мэтью схватил Томаса за рукав и потащил к двери в зал.
— Но ведь сержант Хернс запретил нам появляться там до тех пор, пока не будут заслушаны последние свидетельские показания, — слабо возразил Томас, но Мэтью не обратил внимания на эти слова. После сцены с отцом Томас, казалось, потерял всякую волю к сопротивлению, и вот Мэтью открыл дверь, втолкнул Томаса в зал и заставил сесть в кресло в самом заднем ряду.
Со скамьи прессы донесся легкий шумок, репортеры оборачивались и поглядывали на подростков, но, как только сэр Питер Робинсон занял свое место на скамье свидетелей, в зале воцарилась почти полная тишина. Питер давал клятву, голос его звучал как-то странно безжизненно, а лицо было бледным как полотно. Но Грета этого не замечала, все ее внимание было сосредоточено на Томасе. И при виде тревоги, промелькнувшей в ее зеленых глазах, он вдруг ощутил нечто сродни злорадному удовлетворению. И не мог отказать себе в удовольствии подразнить ее еще немного. Он смотрел то на отца, то снова переводил взгляд на Грету и многозначительно улыбался. И это возымело эффект. Грета так и впилась в деревянные поручни, отделявшие ее скамью от всего остального зала, вся кровь, казалось, отхлынула от ее лица. Потом она вдруг схватила листок бумаги, стала судорожно что-то строчить на нем и, закончив, пыталась привлечь внимание Патрика Салливана, сидевшего всего в нескольких ярдах спиной к Питеру. Томас увидел, как он обернулся, затем привстал и начал переговариваться о чем-то с Гретой. Но потом все его внимание переключилось на отца, начавшего давать показания.
