Уилки Коллинз - Закон и женщина
Эти слова крайне удивили меня. Я с нетерпением ждала разъяснений.
— Выслушайте меня, — продолжал он, — и решите, стоит ли это дело денежных жертв, которые потребуются от вас, если вы захотите послать кого-нибудь в Нью-Йорк. Я знаю подходящего человека, а сумму издержек, с включением телеграммы, я определяю…
— Не говорите об издержках, — воскликнула я, возмущенная чисто шотландской точкой зрения, ставившей на первый план кошелек. — Я не забочусь об издержках. Расскажите мне, что вы узнали.
— Она не заботится об издержках, — повторил Плеймор шутливо, — это чисто по-женски.
Я могла бы сказать: «Он заботится прежде всего об издержках — это чисто по-шотландски». Но я была слишком заинтересована, чтобы острить. Я нетерпеливо попросила его:
— Говорите, говорите!
Он вынул свою копию с записок Бенджамена и указал мне на следующие слова: «Как быть с письмом? Сжечь его? В камине нет огня. В коробке нет спичек. Весь дом вверх дном. Слуги разбежались».
— Неужели вы понимаете значение этих слов?
— Я припомнил подробности тех дней и легко объяснил их значение.
— И можете объяснить их мне?
— Конечно. Эти загадочные слова передают очень точно некоторые прошлые факты. Мне стоит только рассказать вам эти факты, и вы будете так же проницательны, как и я. Во время судопроизводства ваш муж удивил меня, потребовав, чтобы я отказал немедленно всем слугам в Гленинге. Он поручил мне отдать им жалованье за четверть года вперед, дать им наилучшие аттестаты, вполне ими заслуженные, и потребовать, чтобы час спустя после моего приказания никого из них не было в доме. Побудительной причиной этого странного поступка было почти то же самое, что руководило его поступками в отношении вас. «Если я когда-нибудь вернусь в Гленинг, — сказал он мне, — у меня не хватит духу взглянуть в лицо моим честным слугам после того, как меня судили по обвинению в убийстве». Что я ни говорил ему, ничто не поколебало его решения. Я отпустил слуг. Час спустя после моего приказания они ушли, оставив всю дневную работу неоконченной. Единственными людьми, оставшимися в усадьбе, были сторож, его жена и дочь, жившие на краю парка. В последний день судопроизводства я поручил дочери прибрать комнаты. Она была хорошая девушка, но она никогда не служила горничной и ей не могло прийти в голову наложить дров в камины спальных комнат и наполнить спичечницы спичками. Слова Декстера описывают состояние его комнаты, когда он вернулся в Гленинг с подсудимым и его матерью. Естественно, не найдя возможности сжечь таинственное письмо, он разорвал его и бросил клочки в пустой камин или в корзинку с ненужными бумагами. Во всяком случае, ему нельзя было долго думать над этим. Все в этот день делалось поспешно. Подсудимый, его мать и с ними Декстер уехали в Англию в этот же вечер. Я сам запер дом и отдал ключи сторожу. Условлено было, что сторож возьмет на свое попечение приемные комнаты, а его жена и дочь — спальни. Получив ваше письмо, я тотчас же отправился в Гленинг, чтобы расспросить старуху насчет комнат вообще и спальни Декстера в особенности. Старуха припомнила, что в то время, когда хозяин уехал и дом был заперт, она слегла в постель от боли в пояснице и не выходила из сторожки около недели, если не больше. Все, что было сделано в это время для уборки спальных комнат, было сделано ее дочерью. Она и только она может сказать, куда девался сор, оказавшийся в комнате Декстера. Теперь в этой комнате, как я убедился собственными глазами, нет ни клочка разорванной бумаги. Где нашла девушка клочки таинственного письма и что она сделала с ними — вот вопросы, за разъяснением которых нам придется обратиться в Америку, по той простой причине, что дочь сторожа год тому назад вышла замуж и переселилась с мужем в Нью-Йорк. Я не хочу обольщать вас обманчивыми надеждами, я не хочу вводить вас в рискованные издержки. Я должен напомнить вам, что если даже дочь сторожа может сказать, что она сделала с сором, который нашла в комнате Декстера, мы едва ли можем надеяться найти по истечении такого долгого времени хоть клочок таинственного письма. Не спешите с решением. У меня есть дело в Сити, и я хочу дать вам целый день на размышление.
— Пошлите кого-нибудь в Нью-Йорк с первым же пароходом. Вот мое решение, мистер Плеймор, — ответила я.
Он покачал головой со строгим укором. В мое первое свидание с ним у нас не было речи о деньгах, и я знакомилась теперь впервые с шотландской стороной характера мистера Плеймора.
— Как! — возразил он, пораженный и сконфуженный. — Но ведь вы не знаете, чего это будет стоить вам. Подождите решать, пока я не определю вам сумму издержек в английских и в американских деньгах.
— Я не могу ждать! Мне нужны новые сведения.
Он не обратил внимания на мое замечание, он продолжал непоколебимо свои расчеты.
— Посланный отправится во втором классе и возьмет билет туда и обратно, — говорил он. — Хорошо. За эту плату он будет иметь и стол. К счастью, он член общества трезвости и потому не будет тратить ваши деньги на вино. В Нью-Йорке он отправится в дешевую немецкую гостиницу, где, как я знаю из достоверных источников, он будет иметь удовлетворительное помещение и содержание за…
К этому времени мое терпение истощилось. Я вынула из ящика стола чековую книжку, написала на чеке свое имя и подала его мистеру Плеймору.
— Напишите тут нужную сумму, — сказала я, — и, ради всего святого, вернемся к запискам Бенджамева.
Мистер Плеймор откинулся на спинку кресла и поднял руки и глаза к потолку. Это торжественное обращение к невидимым силам арифметики и денег не произвело на меня никакого впечатления. Я настойчиво потребовала новых объяснений.
— Скажите мне, — продолжала я, взяв записки Бенджамена, — что значат вот эти слова Декстера: «Номер девятый, Кальдершо, спросить Данди. Вы не увидите дневника. Я шепну вам по секрету: дневник приведет его на виселицу». Как мог узнать Декстер содержание дневника моего мужа? И что значит «номер девятый, Кальдершо, спросить Данди»? Опять факты?
— Опять факты, — ответил мистер Плеймор, — перепутанные факты, но все же факты. Кальдершо — это один из самых подозрительных кварталов в Эдинбурге. Один из моих клерков, исполняющий обыкновенно мои конфиденциальные поручения, взялся узнать, что за человек Данди, в номере девятом. Дело было щекотливое и трудное, и мой клерк хорошо сделал, взяв с собой человека, известного в Кальдершо. Номер девятый оказался лавчонкой старого железа и тряпья. Кроме того, Данди, как ходят слухи, промышляет укрывательством краденых вещей. Благодаря влиянию его спутника и банкового билета, который будет причислен к сумме американских издержек, моему клерку удалось выпытать кое-что у Данди. Я передам вам сущность его рассказа, не обременяя вас излишними подробностями. Недели за две до смерти покойной миссис Макаллан Данди сделал два ключа по образцу двух восковых слепков, присланных ему каким-то неизвестным заказчиком. Таинственность, соблюдаемая агентом этого заказчика, возбудила подозрительность Данди, и, прежде чем отдать ключи, он выследил этого человека и узнал, что ключи были заказаны Мизериусом Декстером. Подождите, я еще не кончил. Прибавьте к этому открытию знакомство Декстера с содержанием дневника вашего мужа, и вы придете к заключению, что восковые слепки, присланные Данди, были слепками с ключей от дневника и от стола, где лежала книга. У меня есть свои предположения насчет открытий, которые ожидают нас, если мы поведем это дело как следует, но теперь не время говорить об этом. Я повторяю вам опять, что Декстер виновен так или иначе в смерти покойной миссис Макаллан, и мне кажется, что вы теперь на прямом пути к открытию, в чем состоит его вина. Мало этого, я скажу теперь, чего не решался сказать прежде. Я считаю долгом относительно правосудия и относительно вашего мужа сделать все возможное, чтобы открыть истину. Что же касается предстоящих трудностей, мне кажется, что вы не должны смущаться ими. Трудности преодолеваются, когда к ним приступают с соединенными силами терпения, решимости и экономии.
