Лидия Орлова - БРЕНД. Повод для убийства
Марина подумала: может, сварить что-нибудь вкусненькое? Пирог испечь? Приготовить лазанью? Рыбу пожарить? Рыбу она любила. Но мысль о том, что никто не разделит с ней вечернюю трапезу, снова привела ее в уныние, и она, сделав пару бутербродов и налив себе чашку чая, устроилась в кресле перед телевизором.
Смотреть, как всегда, было нечего – или ничто не отвечало ее настроению. Фантастику она находила слишком «картонной»: так называемые спецэффекты казались ей – за редким исключением – детскими страшилками. Психологические триллеры ей нравились, но все, достойное внимания, она уже видела, к тому же эти фильмы были у нее на дисках – только поставь. А ставить не хотелось. Перебрав несколько программ, Марина попала на какое-то телешоу, из тех, что не снимают за полгода до эфира, а проводят как бы в оперативном порядке, чтобы обсудить события или проблему, возникшую в последние дни. Обычно темой обсуждения была политика или политики, но на сей раз, похоже, речь шла о том, как относиться к моде, к гламуру и к экстравагантной роскоши, которая почему-то очень нравилась режиссерам телевизионных программ. Марина понимала, что им нужна была яркая, запоминающаяся картинка, но при этом ускользал смысл новых модных тенденций, которые обычно к показному шику отношения не имели. Хорошо продавались и становились по-настоящему популярными вещи спокойные, многофункциональные, рассчитанные на среднего обывателя, занятого работой и простыми домашними хлопотами. Нездоровый интерес к роскоши, подогреваемый средствами массовой информации, свидетельствовал лишь о том, что людям очень хочется знать, как живут и как одеваются те, у кого много денег. «Мечтать не вредно, а рейтинг растет», – заключила Марина, не слишком углубляясь в эту тему. Гламур обсуждали, похоже, давно.
– Поймите, люди, жизнь у нас одна и прожить ее надо красиво! – кричала дама с пышной грудью, выставленной на всеобщее обозрение. Она то и дело поправляла белый меховой шарф, который призван был обрамлять ее голые плечи.
«Думает, что очень красиво», – усмехнулась Марина.
– А о душе, о душе вы подумали? – восклицал мужчина, сидящий на диване напротив. Лицо его показалось Марине знакомым – то ли какой-то новомодный писатель, то ли адвокат. Одет вроде бы скромно – пиджак, водолазка, но явно из дорогого бутика. «Может, размышления о душе – это его бизнес?» – подумала Марина.
В спор вмешалась ведущая:
– Миленький, как вы правы! – пафосно заявила она и бросилась к говорившему: – Дайте я вас поцелую!
Она намеревалась сесть ему на колени, но он – то ли адвокат, то ли писатель – ловко увернулся, и дама плюхнулась на диван. Многослойная цыганская юбка рискованным образом взлетела вверх и легла на колени сидящих по обе стороны мужчин. Говоривший о душе испуганно сжался и еще больше отодвинулся. Но ведущая уже не думала о нем, она повернулась к соседу:
– А вы, Олег, что вы у нас молчите? Вы – крупнейший в стране специалист моды, почему вы до сих пор не сказали ни слова? Голубчик, скажите, как вы относитесь к гламуру?
«Олег… Костин!» – узнала его Марина.
Костин элегантным жестом снял ее юбку со своих колен и заметил с дежурной улыбкой – словно сменил маску брезгливости на маску доброжелательности:
– Хорошо отношусь. Мне нравятся шикарные женщины – в них есть какое-то мистическое очарование…
Ведущая радостно вскочила с дивана и бросилась в центр студии.
– Вы слышали, что он сказал? В шикарных женщинах есть мистическое очарование! Аплодисменты, друзья, аплодисменты…
Представление продолжалось в немыслимо стремительном темпе, интонации были близки к скандальным: кто-то что-то говорил, кто-то кричал, зал неистовствовал и аплодировал – по любому, даже самому ничтожному, поводу. Ведущая как заведенная носилась по студии – садилась на пол, зачем-то снимала туфли на высоченных каблуках и ходила босиком, в изнеможении ложилась на диван, кого-то целовала, кричала в камеру…
Марина, несмотря на раздражение, продолжала смотреть телевизор. «И они говорят о гламуре! Как просто все опошлить… – подумала она. – Изысканное, рафинированное совершенство превращается в пугающую карикатуру на самое себя…»
Она никак не могла понять, отчего в последнее время так много говорят о гламуре, чем он всех задел, заинтересовал и встревожил. Изначально термин существовал только в моде и относился исключительно к тому – довольно непродолжительному – времени, когда публике морочили голову утонченные голливудские звезды, худые и глазастые, задрапированные в мех и шелка. Еще лет десять назад слово «гламур» было в диковинку, и Марину часто спрашивали, что оно означает. Теперь «гламур» используют, как хотят, и, похоже, смысл его изменился – расширился, что ли. «Гламур, гламурно» – о той жизни, в которой нет слез и грязи, о мнимой – может быть, виртуальной? – реальности, которая, если где-то и материализуется, то знать об этом могут немногие. В этом, конечно, нет ничего плохого и даже удивительного – слова живут своей особенной жизнью, а тем более теперь, когда мир говорит на искалеченном английском, который стал языком глобальной цивилизации и приобрел десятки акцентов и странных особенностей, занесенных в него из других языков, в том числе и русского…
«Значит, Костину нравятся шикарные женщины», – Марина все еще находилась под впечатлением телевизионного шоу. Оно не то чтобы вывело ее из себя, но вызвало раздражение и даже какой-то протест. Костин вел себя на удивление сдержанно, и это создавало контраст общей разнузданности, неуместным восторгам и неприличной откровенности сидящих в студии персонажей. Одет Костин был подчеркнуто корректно – черный пуловер, белая рубашка без галстука, шейный платок с черно-белым рисунком пье-де-пуль (куриная лапка). Прямые светлые волосы на сей раз были пострижены короче и не доходили до плеч, отчего лицо не казалось таким уж худым, а несколько тяжеловатый нос можно было посчитать аристократичным. Он так больше ничего и не сказал, но операторы то и дело показывали Костина крупным планом – может быть, он им нравился, а может быть, таким был замысел режиссера, не исключено, что и оплаченным…
«Неужели этот стильный, сдержанный мужчина может иметь отношение к убийствам и ограблениям?» Марина вдруг стала сомневаться в том, в чем еще недавно была абсолютно уверена. Да, внешность бывает обманчивой, и образ благородного человека – всего лишь грамотно реализованный имидж, созданный профессионалами своего дела. Но – в таком случае – не окажется ли ошибочной стратегия, которую Марина предложила Азарову? И Костин знает, как относиться к славе, она не станет для него испытанием, только укрепит его позиции и подтолкнет к успеху… А если действительно он не допустит прокола, что тогда? Да, что делать тогда?
