Джон Карр - Клетка для простака. Тот, кто шепчет
– Возможно. Но я предпочла бы, чтобы вы их задали, если у вас возникли какие-то сомнения.
Майлс колебался.
– Полиция смогла найти только одно уязвимое место в моих показаниях – это злополучное купание. Я находилась в реке. И не было ни одного свидетеля, который мог бы наблюдать за башней со стороны реки. Поэтому не было и никаких сведений о том, приближался ли кто-нибудь к башне с этой стороны. Разумеется, предположение, что кто-то – да еще в купальном костюме – способен взобраться на крышу башни по гладкой стене высотой сорок футов, совершенно абсурдно. В конце концов они вынуждены были признать это. Но между тем…
Улыбаясь, словно все это уже не имело значения, но не находя в себе сил унять легкую дрожь, Фей встала. Не давая себе времени одуматься, повинуясь какому-то внезапному импульсу, она медленно направилась к Майлсу, лавируя между доходившими ей до пояса грудами книг. Ее голова была слегка наклонена набок. В ее глазах, в ее губах была некая бессильная кротость, некая прелесть, на которую Майлс откликался всем своим существом. Он спрыгнул с подоконника.
– Вы верите мне?! – вскричала Фей. – Скажите, что вы мне верите!
Глава 8
Майлс улыбнулся ей:
– Конечно же я вам верю!
– Спасибо, мистер Хэммонд. Но мне кажется, что вы немного сомневаетесь, немного… как бы это сказать?…
– Не в том дело. Просто профессор Риго прервал свой рассказ где-то на середине, и остались некоторые неясные моменты, которые продолжают мучить меня. Какой вердикт вынесла полиция?
– В конце концов был сделан вывод, что это самоубийство.
– Самоубийство?
– Да.
– Но почему они пришли к такому заключению?
– Полагаю, все дело в том, – сказала Фей, и тонкие дуги ее бровей причудливо изогнулись, – что полиция не могла найти никакого другого объяснения. Этим вердиктом полиция спасала свое лицо. – Она в нерешительности помедлила. – И на ручке шпаги-трости были отпечатки пальцев только самого мистера Брука. Вы знаете, что он был заколот шпагой-тростью?
– О да. Я даже видел эту чертову штуку.
– Полицейского врача, славного маленького доктора Поммара, едва не хватил удар, когда он услышал о вердикте. Боюсь, я не поняла его объяснений, но он утверждал, что нанести такую рану самому себе практически невозможно, разве только мистер Брук держал шпагу за клинок, а не за рукоять. Но все равно… – Она пожала плечами.
– Подождите минутку! – запротестовал Майлс. – Насколько я понял, портфель с деньгами исчез?
– Да. Верно.
– Если никто не поднимался на крышу башни и не закалывал мистера Брука, то что же, по их мнению, произошло с портфелем?
Фей отвела взгляд.
– Они решили, – ответила девушка, – что во время предсмертных конвульсий он… он каким-то образом сбросил портфель в реку.
– Дно реки исследовали?
– Да. Сразу же.
– И портфель не был найден?
– Нет… его вообще не нашли.
Фей опустила голову, ее глаза были прикованы к полу.
– И не из-за недостатка усердия! – негромко воскликнула она, кончиками пальцев проводя бороздки в покрывавшем книги слое пыли. – В первую военную зиму это происшествие прогремело на всю Францию. Бедная миссис Брук умерла той же зимой – от горя, как все считали. Гарри, как я уже говорила, был убит под Дюнкерком.
Потом пришли немцы. Они пользовались любым случаем, чтобы поднять шум вокруг сенсационного убийства, особенно такого, в котором замешана безнравственная женщина, считая, что подобные вещи отвлекут французов от всяких бесчинств. О, они-то уж позаботились о том, чтобы интерес публики к этому преступлению не иссяк!
– Насколько я понимаю, – сказал Майлс, – вы оставались во Франции во время оккупации? Вы ведь не успели вернуться в Англию?
– Нет, – ответила Фей, – мне было стыдно.
Майлс повернулся к ней спиной и яростно стукнул кулаком по подоконнику.
– Все, хватит об этом, – объявил он.
– Прошу вас! Ничего страшного не случилось.
– Нет, случилось! – Майлс угрюмо смотрел в окно. – Торжественно обещаю, что с этой темой покончено, что я никогда не вернусь к ней, что я больше никогда не задам вам ни одного вопро… – Он запнулся. – Значит, вы не вышли замуж за Гарри Брука?
Глядя на ее отражение в темном оконном стекле, он заметил, что она смеется, еще до того, как с ее губ сорвался хоть единый звук. Он увидел, как Фей откинула голову, расправила плечи, закрыла глаза, резко выбросила вперед руки; он увидел, как смех рождается в ее горле, и лишь потом услышал едва ли не истерический, рыдающий, душащий ее хохот, звеневший в тишине библиотеки, и был поражен этим бурным проявлением чувств у такой сдержанной девушки.
Майлс повернулся к ней. Он физически ощущал, как на него накатывает волна нежности и желания защитить, проникающая в самые глубины его сердца, и пришел в смятение, сознавая, что от этого до любви рукой подать. Спотыкаясь, он устремился к Фей. Он налетел на книжную башню, которая с грохотом рухнула – в свете лампы сверкнул столб поднятой пыли – как раз в тот момент, когда дверь открылась и в библиотеку вошла Марион Хэммонд.
– Знаете ли вы, – раздался трезвый голос Марион – и накал страстей тотчас же ослабел, как спадает порванная струна, – который сейчас час?
Прерывисто дыша, Майлс застыл на месте. Фей тоже замерла, и на ее лицо вернулось обычное безмятежное выражение. Этот взрыв эмоций либо привиделся ему, либо послышался в бреду.
Однако даже ясноглазая оживленная Марион держалась несколько напряженно.
– Уже почти половина двенадцатого, – продолжала она, – и если Майлс собирается полночи не спать, по своему обыкновению, то мой долг – позаботиться, чтобы все остальные по крайней мере выспались.
– Марион, ради Бога!…
Марион нежно проворковала:
– Не сердись, Майлс. Вы можете себе представить, – пожаловалась она Фей, можете себе представить, что с другими он сама доброжелательность, а со мной ведет себя просто безобразно.
– Полагаю, большинство братьев таковы.
– Да, возможно, вы правы.
Марион, в переднике, подтянутая, цветущая, черноволосая, начала с отвращением пробираться сквозь неразбериху книжных груд. Властным жестом она подняла лампу Фей и вложила ее в руку своей гостьи.
– Мне так понравился ваш прелестный подарок, – загадочно сказала она, – что я собираюсь дать вам кое-что взамен. Да! Коробку кое с чем! Она лежит сейчас наверху, в моей комнате. Идите и поглядите на нее, а я очень скоро присоединюсь к вам; а потом отправлюсь прямо в постель. Вы… вы знаете дорогу?
