Джорджет Хейер - Найден мертвым. Тупое орудие
— Само собой получилось, — пробормотала Хелен. — Не могу объяснить.
— Ну хоть одно ясно! — съязвил Джон.
— Ты мне совсем не веришь.
— Тебя это удивляет?
Хелен молча уставилась на свои переплетенные пальцы.
— Невилл в тебя влюблен?
— Невилл? — Хелен даже растерялась. — Что за нелепость?!
— Прости за невежество! — подначил Джон. — Я так плохо шпионил за тобой, что не в курсе, кто нынче в роли обожателя. Джерри Мейтленд еще из гонки не выбыл?
— Если скажу, что никакой гонки нет, ты… поверишь больше, чем истории о гибели Эрни?
— Вот услышу историю до конца, тогда решу. Только не надо считать меня идиотом и кормить баснями вроде «ты все уже слышал».
— Думаешь… — у Хелен дрожали губы, — думаешь, таким способом можно вызвать меня на откровение? Разговариваешь со мной как с преступницей, а не как с женой!
— С женой? — Джон хохотнул. — По-моему, звучит комично.
— Если так, это твоя вина.
— Конечно! Я оплошал, да? В браке со мной тебе скучно, моей любви недостаточно. Признайся, Хелен, не будь я богат, ты бы за меня вышла?
Судорожным жестом Хелен словно оттолкнула слова мужа, вскочила и, застыв спиной к нему, уставилась в окно.
— Если меня не арестуют за убийство Эрни, тебе лучше со мной развестись.
— Не арестуют! Ерунда, даже не переживай!
— Безнадежность какая-то, — устало проговорила Хелен.
— Раз чувствуешь безнадежность, значит, скрываешь от меня нечто очень важное. Расскажешь, в чем дело?
— Нет. — Хелен покачала головой. — Когда расследование закончится, и если мы останемся живы, я дам тебе развод.
— Я не хочу разводиться. Если только… — Джон осекся.
— Если только — что?
— Если только ты не влюблена так сильно… Нет, не верю. Тебе не любовь, а один флирт подавай. Но раз я должен помогать…
— Должен? Почему? — перебила Хелен.
— Потому что ты моя жена.
— Ясно, таков долг мужа. Благодарю, но лучше не вмешивайся.
— Не могу.
— Приезжать сюда было глупо.
— Возможно. Но ты попала в передрягу. Что мне еще оставалось?
— Только спасать свое доброе имя? Джон, ты меня ненавидишь?
— Нет.
— Тебе все равно. Нам обоим все равно. — Хелен шагнула к двери. — Я развода не хочу. Понятно, в историю с гибелью Эрни, скандалом и так далее я влезла сама. Прошу прощения, в будущем постараюсь быть осторожнее. По-моему, говорить тут больше не о чем.
— Не о чем, раз ты не доверяешь мне настолько, чтобы решиться на полную откровенность.
— Я доверяю тебе не больше, чем ты мне! — парировала Хелен. — Сам знаешь насколько. Сейчас, если не возражаешь, сменим тему. Вернешься сегодня к ужину?
Норт с сомнением взглянул на жену, однако ответил не сразу, а лишь когда она повторила вопрос.
— Нет, поужинаю в городе, — без всякого выражения отозвался он. — Могу вернуться поздно, так что меня не жди.
Глава девятая
Сержант Хемингуэй покидал Грейстоунс в крайней задумчивости. Он тщательно обыскал владения Флетчеров, орудие убийства не обнаружил, зато обнаружил некий факт, очень его порадовавший.
— Почему, непонятно, но дело теперь кажется еще запутаннее, — сказал он Глассу. — Хотя по опыту знаю: такое не редкость. Берешься за простенькое на первый взгляд дело и застреваешь. Через пару дней появляются улики, а с ними — сомнения. Потом что-то происходит, и трудностей как не бывало.
— Хотите сказать, что чем сложнее кажется дело, тем легче его расследовать? — уточнил дотошный Гласс.
— Примерно так, — кивнул Хемингуэй. — Когда путаница такая, что каждый новый факт противоречит предыдущему, становится по-настоящему интересно.
— Не понимаю. Я вижу лишь грех вокруг и глупую суету. Разве пристало праведнику такому радоваться?
— За праведников не скажу, скажу как простой полицейский: без греха и глупой суеты не стать бы мне тем, кем я стал, да и вам, дружище, тоже. Если прекратите терзать меня бесконечными библейскими цитатами — честно говоря, это грубое нарушение дисциплины — и сосредоточитесь на расследовании, принесете себе только пользу. Глядишь, и повышение получите.
— Я не ценю мирские почести, — мрачно отозвался Гласс. — «Человек в чести не пребудет, он уподобится животным, которые погибают»[39].
— Вам надо витамины попить! — раздраженно заявил Хемингуэй. — Немало нытиков я на своем веку перевидал, но вы вне конкуренции! Что вытрясли из своего друга дворецкого?
— Ему ничего неизвестно.
— Ерунда! Дворецким всегда что-нибудь известно.
— Симмонсу неизвестно. Только резкие слова, которые в тот вечер погибший сказал своему племяннику.
— У молодого Невилла есть объяснение, — задумчиво отозвался сержант. — Но я не слишком ему верю. По-моему, он первостатейный враль.
— «Лживый язык — только на мгновение»[40], — с мрачным удовольствием изрек Гласс.
— Так считают лишь наивные. Вы по-прежнему утверждаете, что человек, которого вы тем вечером встретили у Флетчеров в саду, был с пустыми руками?
— Вам угодно, чтобы я изменил показания? — Гласс с осуждением взглянул на сержанта. — А ведь «что молот и меч и острая стрела, то человек, произносящий ложное свидетельство против ближнего своего»[41].
— Лжесвидетельствовать вас никто не просит! — разозлился сержант. — По мне, вы хуже любых стрел и молота, если их использовать как оружие. Однажды я просил вас не дерзить, а сейчас терпение лопнуло. Подождите! — велел Хемингуэй, посреди тротуара вытащил записную книжку и стал листать. — Я тут выписал кое-что специально для вас. Знал, что пригодится… Вот! «Человек, который, будучи обличаем, ожесточает выю свою, внезапно сокрушится. — Хемингуэй полюбовался действием своего контрудара и, довольный, дочитал до конца: — И не будет ему исцеления»[42].
Гласс поджал губы, но после недолгих колебаний произнес:
— «Погибели предшествует гордость и падению надменность»[43]. «Беззаконие мое я сознаю, сокрушаюсь о грехе моем»[44].
— Отлично! — Хемингуэй спрятал блокнот в карман. — На том и порешим.
— «Беззакония мои превысили голову мою, как тяжелое бремя отяготели на мне»[45], — тяжело вздохнув, посетовал Гласс.
— Ну и хватит об этом, — чуть смягчился Хемингуэй. — У вас появилась скверная привычка, от которой нужно избавиться. Простите, если я был с вами резок. Забудем, и все.
— «Лучше открытое обличение, нежели скрытая любовь»[46], — по-прежнему грустно напомнил Гласс.
