Ксавье Монтепен - Чревовещатель
– Садитесь, — сказал Поль Абади, указывая на стул.
Лейтенант повиновался. Судебный следователь устремил на него проницательный взгляд. Письмоводитель, склонившись над столиком, приготовился писать.
– Господин судебный следователь, — воскликнул Жорж, — полицейский сыщик, исполнявший ваш приказ о моем аресте, сказал, что меня обвиняют в двойном убийстве. Обвинение это нелепо, однако я желал бы знать, на чем оно основывается.
– Вы здесь затем, чтобы отвечать мне, а не меня расспрашивать, — сухо перебил Поль Абади. — Письмоводитель, пишите.
Сначала шли обычные вопросы, потом судебный следователь, пристально глядя в лицо Жоржа, вдруг сказал:
– Вас обвиняют в том, что в ночь с двадцать четвертого на двадцать пятое число вы убили Жака Ландри и его дочь Мариетту и украли триста пятьдесят тысяч, отданные на хранение вашим дядей, Филиппом Домера, управляющему Рошвильским замком.
Молодой человек вздрогнул, глаза его расширились, губы задрожали.
– Итак, — пролепетал он, — по-вашему, я не только убийца, я сделал проступок еще более низкий и подлый. Я убил, чтобы обокрасть!
– Отвечайте.
– Что прикажете отвечать? Разве это стоит опровергать? Нет, сто раз нет! Я могу сказать только одно. Я не виновен, и вы это знаете так же хорошо, как и я.
– Обвиняемый, помните об уважении, которое следует проявлять к суду.
– Сохрани меня Бог забыть об этом! Но правосудие не имеет права оскорблять честного человека, обращаясь с ним как с разбойником, вырвавшимся из острога!
– Остерегайтесь! Если вы сейчас не успокоитесь, я велю отвести вас в тюрьму и отложу допрос! — вскрикнул судебный следователь.
Жорж сделал над собой геройское усилие. Ему удалось преодолеть негодование и гнев, и умоляющим голосом он прошептал:
– Я спокоен. Допросите меня, и я отвечу как умею.
– Итак, вы не признаете, что совершили преступление?
– Не признаю и решительно отрицаю обвинение.
– Свидетель видел, как вы приехали в Рошвиль. Он служил вам проводником, вы говорили с ним, он получил от вас сигару. При нем вы заговорили с Жаком Ландри. Он честный малый, у которого нет причин лгать. Притом против вас есть и другие доказательства. Вы оставили в Рошвиле вещественные следы своего преступления.
– Это невозможно, — возразил лейтенант, — только из письма дяди я узнал, что он купил это имение для моей сестры.
Судебный следователь взял одну из бумаг, лежавших на столе, и сказал:
– Вот оно. — И продолжил: — Где вы провели двадцать четвертое сентября?
– В Париже.
– Когда вы приехали в этот город?
– Двадцать третьего в четыре часа пополудни, по Лионской железной дороге.
– Расскажите подробно, что вы делали после.
– Я взял экипаж и поехал в Гранд-отель. Господин Домера, мой дядя, в письме назначил мне там свидание.
– Вот в этом, — сказал судебный следователь, показывая Жоржу другую бумагу.
Тот снова вздрогнул и продолжил:
– В отеле меня ждало еще одно письмо, сообщавшее о его внезапном отъезде, в нем дядя просил меня ожидать его в Нормандии…
– Чтобы вместе с Жаком Ландри охранять триста пятьдесят тысяч, — докончил судебный следователь.
– Это правда, я вижу, что вы и это письмо прочли.
– Расскажите, что вы сделали с портсигаром, в котором лежали письма.
– Его у меня украли.
– Украли! — повторил следователь с иронией. — Вы так объясняете его потерю? Хорошо. Продолжайте.
– Я переоделся, вышел, купил сигары в табачной лавке Гранд-отеля, бродил по бульварам, с час читал газеты в кофейне «Гельдер», зашел в меняльную лавку и разменял один билет в тысячу франков.
– Один, вы говорите. Значит, у вас было их несколько?
– Три, присланные дядей. Я положил две тысячи восемьсот франков купюрами в портсигар, десять луидоров в портмоне и пошел обедать к Бребану.
– Что вы делали после обеда?
– Провел вечер в театре, в «Жимназе». Там у меня украли портсигар. Я обнаружил пропажу в антракте.
– И не заявили тотчас полицейскому комиссару?
– Нет. Я знал, что это бесполезно, потому что не мог указать на вора. Я подозревал молодого блондина, который толкнул меня в коридоре, но не мог описать его приметы, к тому же он, наверно, был уже далеко.
LXII
Перо письмоводителя бегало по бумаге. Судебный следователь продолжил допрос:
– Что вы делали после спектакля?
Лейтенант задрожал всем телом. Впервые после ареста он почувствовал страшную опасность. В эту минуту он понял слова Жобена: «Рассчитывайте на меня, когда придется доказывать ваше пребывание в другом месте». Но Жорж был готов ко всему, лишь бы не была затронута честь Леониды. Пока ураган мыслей проносился в уме Жоржа, прошло несколько секунд. Взгляд следователя был прикован к лицу обвиняемого. Поль Абади продолжал:
– Разве вы не слышали моего вопроса? Я должен его повторить?
– Я выкурил две сигары на бульваре, — ответил нерешительно Жорж, — потом вернулся к себе.
– Вы ошибаетесь. Вы отсутствовали три дня, и управляющий Гранд-отелем, изумленный этим неожиданным исчезновением, отдал другим клиентам занимаемые вами комнаты. Это доказано. Но, возможно, вы дадите какое-нибудь объяснение?
– Мне нечего сказать, — прошептал лейтенант.
– Подумайте. В вашем положении молчание означает признание.
– Я не виновен!
– Ваш портсигар, найденный в Красной комнате Рошвильского замка, свидетельствует против вас.
– Против меня! Нет, милостивый государь, против того, кто украл его у меня.
– Пусть так! — продолжал следователь. — Но где были вы в это время?
– Я не могу этого сказать, — пролепетал Жорж.
– Почему?
– По причинам, касающимся меня одного.
– Так я отвечу за вас. Вы хотите убедить меня, что, будучи благородным человеком, молчите из любви к женщине, чтобы сохранить ее честь.
Лейтенант опять вздрогнул. Судебный следователь узрел истину, но принимал ее за ложь.
– С которых пор, — продолжал он, — ваш полк базируется в Алжире?
– С тысяча восемьсот семьдесят первого года, — ответил Жорж.
– Когда вы были во Франции и в Париже в последний раз?
– С тысяча восемьсот семьдесят первого года я не выезжал из Африки.
– Стало быть, в Париже у вас не может быть возлюбленной, репутацию которой стоит беречь ценой своей чести. Если предположить, что любовная интрижка заняла три дня, героиня этого приключения не заслуживает уважения. Говорите же! Перед вами разверзлась бездна.
– Мне нечего сказать, — повторил молодой человек.
