Гилберт Честертон - Смерть и воскрешение патера Брауна (сборник)
– Удивительно, что вы не видели там ни одного аэроплана, – ответил капитан Уэйн. – Иной раз они так и носятся, как мухи. Эта долина – самое подходящее для них место. И впоследствии, возможно, она станет излюбленным, так сказать, гнездом для этого рода птиц. Я и сам не раз летал в тех краях и знаю почти всех, кто летал еще до войны. Но сейчас авиацией начали заниматься люди, с которыми я совершенно не знаком. Скоро, верно, с аэропланами будет то же, что с автомобилями: каждый гражданин Соединенных Штатов решит обзавестись своим…
– Потому как каждому Создатель даровал право на жизнь, свободу и… на вождение автомобиля… не говоря уже об аэроплане, – с улыбкой сказал патер Браун. – Надо думать, следовательно, что, если бы над домом пролетел чужой аэроплан, никто не обратил бы на него внимания?
– Да, – подтвердил молодой человек.
– С другой стороны, – продолжал его собеседник, – даже хорошо знакомый вам летчик мог воспользоваться чужим аэропланом. Вот вас, например, мистер Мертон и его друзья могли бы узнать, но стоило бы вам переменить машину, или как это там называется, и вы имели бы полную возможность пролететь настолько близко от окна, насколько это потребовалось бы из практических соображений…
– Да… – начал молодой человек почти машинально и вдруг замолчал и уставился на священника, разинув рот и выпучив глаза. – Боже! – вырвалось у него. – Боже!
Он поднялся, дрожа всем телом и не сводя глаз с патера Брауна.
– Да вы с ума сошли! – воскликнул он. – Вы бредите?
И после паузы заговорил снова, захлебываясь от волнения:
– Вы осмелились явиться сюда, чтобы намекать…
– Нет, всего лишь для того, чтобы озвучить некоторые предположения, – сказал патер Браун, поднимаясь. – Я, кажется, сделал кое-какие предварительные заключения, но предпочитаю пока держать их при себе.
И, раскланявшись со своим собеседником с чопорной учтивостью, он ушел из отеля, с тем чтобы продолжить свои странствия.
Вечером того же дня они привели его в самую старую и запустелую часть города, где мрачные улочки и лесенки спускались к реке. Под разноцветным фонарем, у входа в довольно низкопробный китайский ресторанчик, патер Браун увидел знакомую фигуру. Он уже встречал этого человека, но тот прежде выглядел совсем иначе.
Мистер Норман Дрейдж по-прежнему сурово смотрел на мир через большие очки. Но, если не считать очков, во всей его внешности за истекший после убийства месяц произошла разительная перемена. Тогда он был одет с иголочки – патер Браун обратил на это внимание, – одет с той изысканностью, при которой почти стирается грань между денди и манекеном в витрине портного. Теперь его цилиндр потрепался, а платье износилось. Цепочка для часов и другие украшения исчезли. Тем не менее патер Браун обратился к нему так, будто они расстались лишь вчера, и, не задумываясь, уселся рядом с ним на скамье в дешевой харчевне, куда тот направлялся.
Однако Дрейдж заговорил первым:
– Что ж, удалось вам отомстить за святого и канонизированного миллионера? Известно ведь, что всех миллионеров причисляют к лику святых. Стоит заглянуть в газету на другой день после их смерти. Там все сказано: как они росли, просвещались, читали семейную Библию, сидя на коленях у матери. А ведь эта древняя книга переполнена жестокими историями, которые сейчас уже отошли в область предания, – мудростью каменного века, погребенного под пирамидами. Что, если бы кто-нибудь сбросил старика Мертона с этой его башни и отдал на съедение псам? А с Иезавелью поступили не лучше. Разве Агага не изрубили на куски, когда он «подошел дрожа»? Мертон – будь он проклят – тоже все время дрожал. И стрела божья настигла его точь-в-точь как в древней книге. И поразила его насмерть в его башне, народам на удивление!..
– Стрела во всяком случае была самая настоящая, материальная, – сказал собеседник Дрейджа.
– Пирамиды еще материальнее! В их недрах томятся мертвые фараоны, – ухмыльнулся человек в очках. – Думается мне, многое говорит в пользу этих древних религий. На старых камнях высечены боги и императоры с натянутыми луками и с такими руками, которые, судя по всему, и каменный лук могли бы согнуть. Материал, конечно, – но что за материал! Вам не случалось смотреть на эти старинные восточные изображения и задумываться о том, что древний господь бог до сих пор, возможно, правит колесницей, как темнокудрый Аполлон, и рассылает стрелы смерти?
– Если бы это было так, я назвал бы его не Аполлоном, а другим именем, – возразил патер Браун. – Но не думаю, что Мертона убила «стрела смерти» или каменная стрела.
– Вы, должно быть, воображаете его святым Себастьяном, пронзенным стрелой, – хихикнул Дрейдж. – Миллионера надо непременно возвести в мученики. А вы не думаете, что он получил по заслугам? Миллионеры, верно, не по вашей части. Разрешите же вам сказать, что он заслуживал и худшей участи…
– Так почему же вы не убили его? – мягко спросил патер Браун.
– Вы спрашиваете почему? – воскликнул Дрейдж, явно озадаченный. – Замечательный священник, нечего сказать!
– Ну что вы, бросьте, – отозвался патер Браун, будто отвечая на комплимент.
– Вы, очевидно, хотите сказать, что его убил я? – огрызнулся Дрэйдж. – Тогда докажите! А что касается его – невелика потеря, как мне кажется.
– Напротив, велика! – резко ответил патер Браун. – Для вас. Поэтому-то вы и не убили его.
Он ушел, а человек в очках смотрел ему вслед с разинутым ртом.
Прошел почти месяц, прежде чем патер Браун во второй раз побывал в доме, где третий миллионер пал жертвой вендетты Даниэля Рока. Собрался совет из наиболее заинтересованных лиц. Во главе стола сидел старый Крейк, по правую руку от него – племянник, по левую – юрист. Огромный человек с африканскими чертами лица – как оказалось, его звали Харрис – присутствовал в качестве свидетеля; рыжеволосый, остроносый субъект, откликавшийся на имя Диксона, по-видимому, представлял собой пинкертоновское или какое-то другое детективное агентство. Патер Браун скромно проскользнул на пустое место подле него.
Все газеты земного шара были переполнены сведениями о катастрофической кончине финансового колосса, одного из тех великих дельцов, которые вершат судьбы современного мира. Но несколько человек, находившихся вблизи от него в самый момент его смерти, не много могли сообщить. Дядя, племянник и адвокат заявляли, что они уже успели выбраться за наружную стену к тому времени, как была поднята тревога. Сторожа, охранявшие оба выхода, путались в показаниях, но в общем подтверждали это заявление. Лишь одно обстоятельство вносило некоторую путаницу и требовало тщательного расследования. Судя по всему, примерно в то самое время, когда произошло убийство, у входа бродил какой-то таинственный незнакомец, который хотел видеть мистера Мертона. Слуги долго не могли понять, чего он хочет, так как выражался он очень витиевато. Но впоследствии его появление показалось всем подозрительным, тем более что он говорил что-то о злом человеке, который будет уничтожен по воле небес.
У Питера Уэйна загорелись глаза; он подался перед и сказал:
– Бьюсь об заклад, что это был Норман Дрейдж.
– Это что еще за птица? – спросил его дядюшка.
– Я сам не прочь бы узнать, – ответил молодой человек. – Я даже как-то раз прямо его спросил, но он обладает поразительной способностью извращать самый простой вопрос и увиливать от ответа. Он говорил мне что-то насчет летающих кораблей будущего. Я вообще не очень-то ему доверяю.
– Но что он за человек? – снова спросил Крейк.
– Он мистик, – с готовностью отозвался патер Браун. – Таких сейчас полно. Он из тех субъектов, которые, сидя в парижском кафе или кабачке, утверждают, будто приподняли покрывало Изиды или открыли тайну Стоунхенджа. Для такого случая, как этот, у них, конечно, найдется какое-нибудь мистическое объяснение.
Гладкая черная голова мистера Бернарда Блейка учтиво склонилась в сторону говорившего, но в его улыбке сквозило едва заметное недоброжелательство.
– Я никак не предполагал, сэр, – сказал он, – что вы можете не одобрять мистических объяснений.
– Напротив, – возразил патер Браун с самой любезной улыбкой, прищуриваясь, – такое отношение с моей стороны вполне понятно. Всякий мнимый адвокат может провести меня, но не проведет вас, потому что вы сами адвокат. Всякий дурак, вырядившийся краснокожим, мог бы сойти в моих глазах за настоящего индейца, но мистер Крейк наверняка увидел бы его насквозь. Плут, который легко убедил бы меня в том, что знает все о летательных аппаратах, был бы без труда разоблачен капитаном Уэйном. Но псевдомистиков я вижу сразу, потому что сам не чужд мистики. Подлинный мистик не скрывает тайн, он их разъясняет. Выносит на яркий солнечный свет, а тайна… все же остается тайной. Мнимый же мистик бережет свою тайну во мраке, а когда доберешься до нее, то оказывается, ничего и нет – одно пустое место. Но Дрейдж, как мне кажется, имел в виду нечто совсем другое и гораздо более реальное, когда говорил об огне небесном и о громе среди ясного неба.