Хью Пентикост - Исчезнувший сенатор
— Лучше, чтобы вас доставили в больницу.
— Провались она, ваша больница! — Питер услышал, что он орет. — Вы позволили им похитить Лауру и Бобби! Ваш тупой идиот у дверей готов был проверить мое свидетельство о рождении, прежде чем позволить войти, а эти подонки без всяких трудностей влезли со двора!
Бач спокойно и бесстрастно смотрел на него своими бледно-голубыми глазами.
— Если бы я даже встал на колени и целовал вам ноги, от этого женщина и ребенок быстрее здесь не оказались бы. Вы видели того, кто напал на вас?
Питер прикрыл глаза, стараясь четко представить себе облик нападавшего. Но в памяти всплыло выражение ужаса на лице Лауры, когда она услышала крик Бобби.
— Мы столкнулись в дверях, — сказал он. — Разбилось стекло, и Бобби закричал. Я еще не успел толком разглядеть его, а этот тип уже набросился на меня со свинцовой трубой. Все произошло так быстро. Он был в ярко-синей жестяной каске. Сумасшедшие глаза, и шрам от корней волос до угла рта. Большой.
— Шрам свежий или старый?
Питер затряс головой, стараясь припомнить.
— Багровый. Свежий или старый, понять не могу. Вид был такой, словно по нему гризли прошелся лапой. Кто они, Бач?
Бач пожал плечами:
— Рабочие откуда-то поблизости. Значит, вы видели синюю жестяную каску?
— Неужели никого не арестовали, когда они в первый раз пытались ворваться сюда?
Бач сдержанно усмехнулся:
— Никого. Говоря полицейским языком, их просто «рассеяли».
— О Господи? Зачем они захватили ее?
— Об этом говорит клочок бумаги, в которую был завернут камень, брошенный в окно, — сообщил Бач. — «Скажите Джереми Ллойду, пусть он велит своим приятелям освободить Вардона и Селлерса, или он никогда больше не увидит своей семьи», — на память процитировал Бач. — Больше ни о чем не спрашивайте. Да, идет расследование. Нет, отпечатков пальцев они не оставили.
— Как эти идиоты, расставленные у фасада дома, поняли, что происходит? — спросил Питер.
Улыбка застыла на губах Бача.
— Кто-то выглянул из заднего окна и позвонил в полицию. Солдаты же и мой человек Лоуренс не слышали ничего, что могло бы привлечь их внимание.
— Значит, они до сих пор сидят на задницах и сопли жуют! Почему они не осматривают окрестности?
— Этим занимается полиция. Я не Даниель Бун[1]. Я не могу выслеживать людей на городских тротуарах. Мы должны найти кого-то, кто что-то видел. Я здесь потому, что ждал вашего появления. Так что вам сказала миссис Ллойд?
— Ничего. Она ровно ничего не знает. Я говорил, что от нее ничего не добиться.
— Единственная наша зацепка… единственный след того, что тут произошло, — сказал Бач, — это как раз эти синие каски. Дело в том, что, по мнению полиции, эти каски из порта. Докеры. Я бы посоветовал вам обратиться к сотрудникам Портовой комиссии. Может, вам удастся опознать вашего человека со шрамом в личных делах.
Питер посмотрел на часы. Сквозь портьеры на окнах уже начал просачиваться дневной свет. Шел шестой час.
— Они открыты всю ночь? — спросил он.
— С половины девятого, — сказал Бач. — Я сообщу им о вас.
— И что же мне делать эти три часа?
— Лучше всего отправиться домой и немного передохнуть, — посоветовал Бач. — Если мы что-нибудь найдем, то позвоним вам.
— Вы, должно быть, шутите, — буркнул Питер.
Глава 4
Пять из сорока восьми часов, отпущенных похитителями сенатора Вардона и Селлерса, прошли без всяких известий о том, каким образом собираются удовлетворить их требования, если предположить, что правительство примет их условия. Расписание передач радио и национального телевидения было непоправимо нарушено. Известные граждане, имеющие и не имеющие отношения к политике, выражали свое возмущение. Было немыслимо, чтобы могущественнейшее государство на планете, Соединенные Штаты Америки, позволило себя шантажировать группе «психованных радикалов». Похоже, это стало излюбленным выражением.
Повсюду были солдаты и национальные гвардейцы. Большое шоу под названием «обеспечение повышенной безопасности» было в полном разгаре, хотя никто толком не понимал, кого брать на мушку и в каком направлении вести расследование.
Незадолго до пяти часов Эллсуорт Кейн, владелец «Синдиката Кейна», который распространял колонки Селлерса, обратился к народу. Синдикат выплатит десять тысяч долларов любому, кто предоставит информацию, которая поможет опознать похитителей. И сто тысяч долларов, без всяких расспросов, — за содействие в благополучном возвращении Селлерса и сенатора Вардона.
Было объявлено, что в восемь часов по времени Восточного побережья с посланием к нации обратится президент.
Примерно к пяти часам на местную радиостанцию явился епископ. Уже распространились первые известия о похищении Лауры Ллойд и Бобби. Добросердечный церковник воззвал к здравому смыслу. Но точка зрения водителя такси, который вез Питера, уже неоднократно была озвучена публично. Двадцать восемь заключенных, которых требовалось выпустить на свободу, следует вывести из камер и расстрелять. Епископ взывал к состраданию и сочувствию. Семилетний мальчик ни в чем не повинен. На его матери тоже нет никакой вины. Мы не должны отвечать преступлением на преступление.
Когда епископ покидал радиостанцию, кто-то кинул в него бутылку из-под коки и раскроил ему голову. В ближайшей больнице ему наложили несколько швов.
На улицах пешеходы ускоряли шаги и непрестанно оглядывались, словно из-за каждого угла им могла грозить опасность.
Питер стоял у дверей номера гостиницы в районе восточных тридцатых. Он не снимал пальца с кнопки и слышал, как звонок настойчиво жужжит. На Питере снова были черные очки. У него слегка кружилась голова, и временами подступали приступы дурноты. Ему показалось, что прошла вечность до момента, когда наконец дверь, придерживаемая цепочкой, приоткрылась на несколько дюймов. Из проема выглянул молодой человек с взъерошенными рыжими волосами. На нем была лишь белая махровая рубашка.
— Питер! — воскликнул он. — Что это, черт возьми, с тобой делается? Ты что, надрался?
— Я должен поговорить с тобой, Тим, — ответил Питер, — и срочно. Почему ты не брал телефонную трубку?
Тим Салливан, его старый приятель, ухмыльнулся:
— Мой психоаналитик объяснил мне, что только извращенцы берут трубку, когда… когда в гостях дама.
— Брось, Тим. Впусти меня. Мне надо переговорить с тобой.
— Прости, Питер. Не сейчас. Ради Бога, приятель, не сердись!
— Скажи даме, пусть она отправится в ванную, если хочет остаться инкогнито, — сказал Питер. — Это не может ждать, Тим.
Тим Салливан нахмурился:
