Артур Конан Дойл - БЕСПРОИГРЫШНОЕ ПАРИ (Банкир из Уайтхилл-Коттеджа)
— И еще кое-какие мелочи подтверждали мою догадку. Вот послушайте. Когда мы приехали, Квинфорд был мертв уже 11 часов. При такой жаре его тело неминуемо должно было начать разлагаться. Но ведь никто не почувствовал трупного запаха, верно? А ведь некоторые яды бальзамируют тело. Кроме того, из раны вытекло не так много крови, как должно было. Это тоже подсказало мне: когда в Квинфорда стреляли, он был уже мертв. Я сразу вспомнил о бутылке виски на столе и стал перебирать в памяти все, связанное с ней: вы даете виски потерявшему сознание Уолтеру, сэр Герберт выпивает бокал, налитый слугой. И у меня ничего не получалось — вино в бутылке не было отравлено ни до, ни после убийства. Оставалось одно: отравили бокал. Снова противоречие: сэр Джон пил из него почти перед самой смертью Квинфорда и остался невредим. Кстати, это снимало подозрения с Годфри Стоуна — если бы он захотел отравить виски хозяина, то сделал бы это еще в кухне, а не в кабинете.
— Так кто же бросил яд в рюмку Квинфорда? — спросила Джейн.
— Вы, миссис Герберт.
От слов Холмса у меня пересохло в горле. Я смотрел на сидящую рядом женщину и поражался ее выдержке. Миссис Герберт почти не изменилась в лице, лишь слегка побледнела и так сильно сжала локоть мужа, что у нее побелели пальцы.
— Нет, нет, — горестно вскричал сэр Герберт, — неужели меня постигнет участь бедного Фредерика?
— Прошу тебя, Джон, успокойся. Пожалуйста, возьми себя в руки, — говорила Джейн, глядя мужу прямо в глаза.
— Я признаюсь в содеянном, — произнесла она удивительно твердым голосом, — и не раскаиваюсь в нем. Квинфорд заслуживал смерти хотя бы потому, что мучил бедняжку Анну, — она сочувственно посмотрела на миссис Лайтер, которая глядела ей в лицо широко раскрытыми глазами. — У меня своя история, и все же она похожа на рассказ Анны.
В отличие от нее, аристократки по рождению, я из простой семьи. Начинала как секретарь в «Квинфорд Вест Бэнк». Здесь меня и заметил Квинфорд. Он ввел меня в общество, вскоре мы с Джоном полюбили друг друга. Квинфорд не препятствовал нашему браку, он считал, что я стану орудием в его цепких руках. Он давно вынашивал планы разорения своих компаньонов. Квинфорд требовал, чтобы я подсунула Джону какие-то документы о нефтяных разработках в Америке. Через своих старых знакомых в банке я узнала, что эти документы фальшивые, сфабрикованы нарочно для моего мужа и Фредерика Лайтера, чтобы мы вложили деньги в предприятие, заранее обреченное на провал. Я отказалась это сделать. Тогда я получила от Квинфорда приглашение, составленное в такой форме, что не принять его было невозможно. Квинфорд повел меня в свой архив и показал целую картотеку секретных досье, которые велись его агентами на всех сотрудников. Здесь были документы и на нас с Джоном. Я поняла: если эти бумаги предать огласке, мы будем уничтожены. Квинфорд сумел заключить несколько незаконных сделок, подставив в них вместо своего имя Джона. Он сказал, что дает мне время на размышление до нашего приезда сюда. Но я решилась сразу — другого выхода не было. Яд я взяла с собой. До последней минуты я ждала, не проснутся ли у Квинфорда остатки совести. Я надеялась, что он не решится обнародовать фальшивые, но компрометирующие нас документы, побоится скандала. Из его речи в гостиной мне стало понятно, что эти надежды тщетны. Квинфорд решил вывести свой капитал из банка и разорить нас. Медлить больше нельзя было.
Утром я пошла на кухню сварить Джону кофе и между делом пожаловалась слуге на головную боль, зная, что у него есть лекарство. Я сделала это для того, чтобы в дальнейшем мои поступки не вызывали подозрений.
После беседы в гостиной я притворилась больной и попросила Джона проводить меня в спальню. Мой план основывался на том, что Квинфорд каждый вечер прогуливался в роще, а потом выпивал немного виски.
Все шло удачно. На пути мы встретили Годфри Стоуна с бутылкой виски на подносе. Джон был так взволнован, что даже попросил налить себе глоток. Это тоже играло мне на руку — потом все станут думать, что бокал не был отравлен. Я попросила Годфри принести мне лекарство, надеясь успеть сделать все до его прихода и задержать его в комнате, пока не обнаружат смерть Квинфорда. После ухода Джона и Фредерика — я слышала, как они спускались по лестнице, — я вышла в коридор. Бросить яд в рюмку с виски было делом мгновения. Не прошло и минуты, как я вернулась к себе. Потом возвратились мужчины, наконец в кабинет вошел Квинфорд. Как раз тогда и постучал Годфри. Я открыла ему и, наверно, не смогла сдержать своего волнения, потому что он, взглянув на меня, посоветовал по приезде в Лондон обратиться к врачу. Я рассеянно поблагодарила и уже хотела принять лекарство, как вдруг раздался выстрел в кабинете. В ужасе выбежала я в коридор и увидела окровавленного Квинфорда. Это было выше моих сил. Я потеряла сознание.
Всю ночь я не спала, обдумывала создавшееся положение, но ничего не могла понять. Мой рассказ окончен, скоро приедет полиция, и я готова понести наказание.
Холмс молча подошел к Джейн.
— Полиция?! — воскликнул он. — Здесь нечего делать полиции. Правосудие уже свершилось.
Ему ответили четыре пары благодарных глаз. Я всецело был на стороне Холмса и снова восхитился благородством моего друга. Главной целью его жизни было не разоблачение преступников, а восстановление справедливости.
Холмс неожиданно помрачнел и озабоченно произнес:
— И все-таки сюда скоро приедет полиция. Нужно, чтобы Лестрейд не докопался до истины. Правда, зная его неповоротливый ум, в это трудно поверить, но кое-чего ему все-таки не надо оставлять. Мистер Лайтер, прошу вас, подарите мне пистолет в память о нашей встрече.
— С радостью, мистер Холмс, с великой радостью освобожусь я от этого проклятого предмета, — он протянул револьвер моему другу.
— А как же Уолтер? — тревога мелькнула в глазах Анны.
— Пусть думает, что я не справился с этой задачей, — ответил Холмс.
— Он так и не узнает правду о своем отце?
— Это зависит от вас, господа. Если вы расскажете ему все — ваше дело. Я же предпочту остаться в тени и уехать до приезда Уолтера.
— Поторопитесь, Уотсон, — Холмс обратился ко мне, — и мы еще успеем на вечерний поезд в Лондон.
— Что от меня требуется, мой друг? — с готовностью спросил я.
— Вы поедете к Сэндерсону и попросите снарядить экипаж. Мы уезжаем.
Не прошло и получаса, как я вернулся на двуколке Сэндерсона.
В Уайтхилл-Коттедже все было готово к нашему отъезду. На пороге дома Холмс прощался с супругами. Лайтер крепко пожал нам руки.
— Простите, мистер Холмс. Я не нахожу слов благодарности и готов оказать вам любую услугу.
