Уилки Коллинз - Закон и женщина
Она сделала формальный книксен и вышла из комнаты.
Оставшись одна, я начала думать с большим беспокойством, чем прежде, об испытании, предстоявшем мне на другой день. Судя по тому, что я сейчас услышала, Декстер переносил мое отсутствие не очень терпеливо и мало было надежды, что состояние его нервной системы улучшилось.
На следующее утро я получила ответ мистера Плеймора на мое письмо из Парижа.
Он ответил очень кратко, не одобряя и не порицая моего решения, но настоятельно советуя мне взять с собой компетентного свидетеля. Самая интересная часть письма была в конце.
«Вы должны быть готовы найти в Декстере перемену к худшему. Один из моих друзей виделся с ним несколько дней тому назад по делу и был поражен происшедшей в нем переменой. Ваше присутствие, конечно, повлияет на него так или иначе. Я не могу дать вам никаких инструкций касательно обращения с ним, вы должны будете применяться к обстоятельствам. Ваш собственный такт покажет вам, следует ли поощрять его говорить о покойной миссис Макаллан или нет. Но все шансы, что он как-нибудь выдаст себя, связаны, как мне кажется, с разговором о ней. Постарайтесь завязать его, если будет возможно».
Далее был прибавлен следующий постскриптум:
«Спросите мистера Бенджамена, не слыхал ли он, как Декстер рассказывал вам о своем прощании с телом миссис Макаллан в ночь ее смерти».
Я задала этот вопрос Бенджамену, когда мы сели завтракать перед поездкой на далекую окраину города, где жил Декстер. Мой старый друг все еще сердился на меня за предстоявшую поездку. Отвечая мне, он был необычайно мрачен и необычайно скуп на слова.
— Я не имею обыкновения подслушивать. Но некоторые люди говорят так, что их нельзя не слышать. Мистер Декстер — один из них.
— Так вы слышали?
— Дверь и стена не могли заглушить его голоса. Я слышал, что он говорил. Наглый человек, вот мое мнение.
— Сегодня мне, может быть, понадобится, чтобы вы не только слышали, что он будет говорить, — решилась я сказать, — но чтобы вы записывали некоторые из его слов. Вы когда-то писали письма моего отца под его диктовку. Не сохранилось ли у вас одной из ваших записных книжек?
Бенджамен поднял на меня глаза с выражением строгого удивления.
— Писать под диктовку великого коммерсанта, вести обширную корреспонденцию, где от одного слова тысячи фунтов переходят из рук в руки, — не то же самое, что записывать бред полоумного чудовища, которого следовало бы держать в клетке, — сказал он. — Ваш почтенный батюшка, Валерия, никогда не сделал бы мне такого предложения.
— Простите меня, Бенджамен, я не могу не просить вас об этом. Вы можете принести мне громадную пользу. Уступите на этот раз ради меня, милый друг мой.
Бенджамен опустил глаза в тарелку с видом печальной покорности, показавшей мне, что я достигла своей цели.
— Я всегда жил как привязанный к тесемкам ее передника, — пробормотал он про себя. — Теперь поздно думать об освобождении. — Он взглянул опять на меня. — Я полагал, что уже покончил со службой, но оказывается, что мне приходится превратиться опять в клерка. Что требуется от меня теперь?
В эту минуту нам объявили, что экипаж ждет нас у калитки. Я встала, взяла его руку и с чувством искренней благодарности поцеловала его румяную щеку.
— От вас требуется, чтобы вы сели позади мистера Декстера так, чтобы он не мог видеть вас, но чтобы вы могли видеть меня.
— Чем меньше придется мне видеть Декстера, тем лучше, — проворчал Бенджамен. — Что же мне делать после того, как я усядусь позади него?
— Вы должны ждать, пока я не сделаю вам знака. Когда я сделаю знак, вы начнете записывать то, что будет говорить Декстер, и будете писать, пока я не сделаю вам другого знака, чтобы вы перестали.
— Хорошо. Какой же знак будет означать, чтобы я начал, и какой, чтобы я кончил писать?
Я еще не придумала знаков и попросила Бенджамена помочь мне. Нет, он не хотел принять никакого деятельного участия в деле. Он согласился быть пассивным орудием, но этим ограничивалась его уступка.
Предоставленная собственной изобретательности, я решила придумать такую телеграфную систему, которая была бы удобна для Бенджамена и вместе с тем не возбудила бы сильно развитой подозрительности Декстера. Я взглянула в зеркало и стала искать в своем костюме что-нибудь, что могло бы сослужить мне службу. Мои серьги вывели меня из затруднения.
— Я постараюсь сесть в кресло, — сказала я. — Когда вы увидите, что я облокочусь на ручку кресла и поднесу пальцы к сережке, как будто играю ею, начинайте писать, что он будет говорить, и продолжайте, пока я… пока я не двину кресло. При этом звуке остановитесь. Поняли вы меня?
— Понял.
Мы отправились к Декстеру.
Глава XL
НЕМЕЗИДА
В этот раз калитка была отворена садовником. Он, очевидно, получил инструкцию.
— Миссис Валерия? — спросил он.
— Да.
— И друг?
— И друг.
— Пожалуйте наверх. Вы знакомы с домом.
Пройдя переднюю, я остановилась и оглянулась на Бенджамена, который все еще держал в руке свою любимую палку.
— Ваша палка будет мешать вам, — сказала я. — Не лучше ли оставить ее здесь?
— Моя палка может пригодиться мне наверху, — возразил он. — Я не забыл, что случилось в моей библиотеке.
Спорить с ним было не время, и я повернула к лестнице.
Поднимаясь по ступеням, я была поражена криком, страдальческим криком, повторившимся два раза, прежде чем мы дошли до круглой прихожей. Я вошла в соседнюю комнату первая и увидела многогранного Мизериуса Декстера в новом качестве.
Несчастная Ариэль стояла у стола перед блюдом, наполненным маленькими пирожками. Обе ее руки были обвязаны выше локтей веревками, концы которых были в руках Декстера, сидевшего в двух шагах от нее.
— Попробуй еще, моя красавица, — сказал он ей, когда я остановилась в дверях. — Возьми пирожок.
Ариэль покорно протянула руку к блюду. Лишь только она притронулась концами пальцев к одному из пирожков, рука ее была отдернута веревкой с такой силой и с такой дьявольской жестокостью, что я готова была схватить палку Бенджамена и изломать ее о спину Декстера. Ариэль вытерпела в этот раз боль со спартанской твердостью. Она стояла лицом к двери и увидела меня первая. Зубы ее были стиснуты, лицо горело от усилий, которые она делала над собой. В моем присутствии она не выдала своего страдания ни малейшим звуком.
— Бросьте веревки! — крикнула я с негодованием. — Освободите ее, мистер Декстер, или я уйду от вас.
