Энн Грэнджер - Секрет миссис Смитон
— У меня никогда не было папы, я не знаю, кто он. Мы с моей мамой были вместе, когда она переехала к Эрни. Он мне сам об этом сказал. Повторял и повторял, черт его возьми, до самой своей смерти: ты ублюдок, и никто не знает чей. Вот, что он мне всегда говорил: ты — то, что она привезла с собой и бросила, когда уехала!
Он выкрикивал последние слова, и в его голосе было столько сердечной муки, словно все страдания и отчаяние, копившиеся годами в душе заброшенного ребенка, вдруг выплеснулись наружу, и Мередит непроизвольно подалась вперед, протягивая руки, чтобы утешить его.
Кевин сейчас же отступил назад и закричал:
— Стой на месте!
— Я стою, Кевин. Опусти ружье.
Он хитро и криво оскалился.
— Нет уж, сейчас я хозяин, верно? Я приказываю, а ты делаешь, что я хочу. Я никогда раньше не был хозяином, был только помощником у Берри. Эрни обращался со мной как с грязью: гонял меня по всему дому без всякой на то причины, просто так, за здорово живешь, а все потому, что я ему не нравился, но зато ему нравилось издеваться надо мной, а она никогда не мешала ему это делать, пока была с нами, а потом она уехала, — Кевин насупился. — Некоторые люди выбрасывают старую одежду и ненужные вещи — она бросила меня. Она была настоящей дрянью, да все они такие, все они обращались со мной, как с мусором.
— Мне очень жаль… — это звучало глупо, но что она могла еще сказать?
— Эрни бил меня и издевался до самого конца, — Кевину было на что жаловаться, и теперь он хотел выговориться. — Я всегда ходил в синяках, но никто ничего не делал, никто не забрал меня у него.
Щербатые зубы, дело рук Эрни, блеснули, когда рот Кевина снова скривился в усмешке.
— Многие знали, но никто ничего не сделал. Были такие, кто мог бы мне помочь, но никто из них просто не захотел этого сделать. Старая мама Картер — она могла. Любит благотворительность, правда? Ходит, собирает пожертвования для церкви, но ничего не сделала для меня. Или тот ветеринар. Сидел в своем огромном доме с большой машиной… Он знал, но никогда ничем не помог. А тот засранец Кромби, он хуже всех. Раз увидел со своего двора, как Эрни меня бил — и засмеялся, вот что он сделал. Он смеялся.
Мередит подумала, как это ужасно… как ужасно, список обид и оскорблений длиной в жизнь. Как она и предполагала, Кевину около девятнадцати. Девятнадцать лет побоев, ругани и колкостей по поводу его происхождения. Достаточно долго, чтобы люди это заметили, но никому не хотелось вмешиваться. Считали, что парнишка — сын Эрни, потому что его мать жила с ним, когда Кевин родился, кроме того, Эрни по-своему был полезным человеком, его можно позвать починить что-нибудь. Крутого нрава, правда, просто так не подступишься.
— Ты хотел отомстить, — тихо сказала Мередит. — Поэтому ты вырвал все цветы у Винни и испортил рейндж-ровер Армитаджа, ты даже отравил того пони. Это было неправильно, Кевин. Ты причинил вред живому существу, которое не сделало тебе ничего плохого. Просто несчастное животное, только и всего.
— Он был ее, — тихо произнес Кевин, — этой старой леди. Она была не лучше остальных, могла бы и помочь, Эрни ее боялся. Шикарная штучка из общества. Она могла сказать, чтобы он оставил меня в покое, и он бы послушался, но она ничего не сделала.
— Кевин…
Легкий порыв ветра взъерошил волосы Мередит. Уже смеркалось, и лицо Кевина было расплывчатым. Слова застревали в горле, но она должна была спросить, даже если боялась услышать ответ.
— Кевин, ты столкнул миссис Смитон с лестницы?
— Что? — казалось, он не понял, но потом вдруг взорвался: — Конечно я этого не делал!
— Ну и слава Богу, — сказала Мередит, — потому что она действительно попробовала помочь тебе, Кевин: она завещала тебе деньги.
— Двести фунтов, — горько прозвучал голос Кевина, его силуэт выделялся на фоне темнеющего пурпурного неба. — Завещала мне двести фунтов. Я их так и не получил. Эрни получил, он отнял их у меня. Завел себе новую подружку на дороге в Лонг Викхэм, все тратил на нее. С этими деньгами я мог бы уехать, прожил бы как-нибудь сам, но он их забрал, и я поклялся, что расквитаюсь с ним за это.
— И расквитался — ты убил его, — Мередит глубоко вздохнула. — Так ведь, Кевин? Но любой суд отнесется к этому снисходительно. Тебя к этому подталкивали.
— Что, совсем с ума сошла?! — закричал Кевин, обратив на нее свою злобу. — Что ты все меня обвиняешь в убийствах? Я никого не убивал. И Эрни не убивал, я его жутко боялся. Он уже был мертв, когда я его нашел под деревом, кто-то побывал там до меня и перерезал ему глотку. Видно, кто-то еще хотел свести с ним счеты. И свел. Но я хотел отплатить ему и думал, вы меня не вычислите. Я пошел и взял большой нож, которым мы пользовались, чтобы подрезать кусты в саду вокруг Грачиного гнезда, он хранился в сарае. И я отрезал Эрни голову.
Кевин усмехнулся безрадостно и мстительно, так что у Мередит кровь застыла в жилах.
— Я отрезал ее и положил в саду у того старика, среди розовых кустов. Его жена вечно хвасталась этими розами. Ух, ну она и испугалась, могу поспорить.
Как сказал Макби, совершенно извращенная логика, извращенная настолько, что уже не поддается лечению, да и не нуждается в нем. Если бы хоть кто-нибудь сообщил, что ребенку плохо живется с Эрни в этом уединенном доме, социальная служба, или полиция, или общество защиты детей от жестокого обращения — хоть кто-нибудь обязательно бы проверил жалобу и забрал мальчика под свою опеку, но люди просто отворачивались, делали вид, что ни о чем не знают. Приезжие, такие как Винни и Рори, считали это делом местных жителей, с которым те разберутся сами, потому что знали — стоит им вмешаться, и на них обрушится град упреков. Местные, со своей стороны, полагали, что семейные дела должны решаться в семье, и чужакам нечего туда лезть.
Но сейчас было кое-что поважнее. Если Кевин рассказал правду, а в этом она была уверена, то он нашел Эрни мертвым, убитым кем-то другим. Но кем?
И тут она припомнила кое-что, о чем забыла. То, как она нашла Эрни, побежала сообщить Алану, вызов полиции, дача показаний — весь этот ужас заставил ее забыть обо всем, кроме изувеченного трупа. Из-за шока в ее сознании захлопнулось некое окно, которое сейчас открылось снова, позволив ей четко увидеть всю картину.
Она увидела себя, идущую к Грачиному гнезду в тот ужасный день. Дом был перед нею, изящная постройка в стиле эпохи короля Георга. На верхнем этаже все окна и ставни были открыты. Она вспомнила, что еще подумала тогда, будто кто-то проветривает комнаты. Все это она почему-то забыла, теперь же она вспомнила не только это, но и другие значительные детали.
