Элизабет Джордж - Месть под расчет
Малверд помрачнел, взглянув на нее, когда садился за стол, и еще раз со значением посмотрел на часы.
– Чем могу служить?
Сент-Джеймс убрал стопку бумаг со стула, сел, искоса поглядел на график и сказал:
– Мик Кэмбри, насколько известно, приходил сюда много раз в последние несколько месяцев. Он был журналистом.
– Его убили, насколько я понял? И вы думаете, что есть связь между его смертью и «Айлингтоном»?
– Кое-кто считает, что он работал над неким сюжетом и из-за этого его убили. Пока мы не знаем наверняка.
– Однако вы не из полиции?
– Не из полиции.
Сент-Джеймс ожидал, что Малверд использует это в качестве предлога и прекратит разговор, но тот задумчиво кивнул и раскрыл тетрадь посещений.
– Итак, Кэмбри. Посмотрим. – Он начал читать, проводя пальцем по одной странице, потом по другой, как это делала девушка в приемной несколько минут назад. – Смит-Томас, Халлингтон, Швейнбек, Барри – зачем он понадобился? – Таверсли, Пауэрс… А, вот. Кэмбри. Половина двенадцатого. Две недели назад, и тоже в пятницу.
– Ваша сотрудница сказала, что он бывал тут и прежде. Может быть, он приходил не только по пятницам?
Малверд стал просматривать тетрадь дальше. Он придвинул к себе листок бумаги и выписал числа, после чего передал листок Сент-Джеймсу.
– Постоянный посетитель, – сказал он. – Бывал тут через пятницу.
– Какой самый ранний месяц?
– Январь.
– А можно посмотреть записи за прошлый год?
– Сейчас.
Пока Малверд отсутствовал, Сент-Джеймс внимательнее пригляделся к графику на стене. Ордината, насколько он видел, была подписана «рост опухоли», а абсцисса – «время приема лекарства». Две линии отмечали течение двух процессов: одна – с надписью «лекарство» – резко шла вниз, другая – с надписью «солевой раствор» – неуклонно поднималась.
Возвратился Малверд с чашкой чая в одной руке и тетрадью в другой. Дверь он закрыл ударом ноги.
– В прошлом году он тоже приходил к нам, – сказал он. И вновь занялся выписыванием дат, изредка отрываясь от тетради, чтобы глотнуть чая. И в лаборатории, и в кабинете шефа было невероятно тихо. Слышался даже скрип карандаша, касавшегося бумаги. Наконец Малверд поднял голову. – Самая ранняя дата в прошлом июне. Точнее, второе июня.
– Больше года назад, – отметил Сент-Джеймс. – А зачем он приходил?
– Этого нет. Не знаю. – Малверд постучал кончиками пальцев по столу и мрачно поглядел на график. – Если только… Может быть, из-за онкозима.
– Онкозим?
– Уже полтора года это лекарство тестируется здесь, в лаборатории.
– Что за лекарство?
– От рака.
Сент-Джеймсу мгновенно припомнилось интервью доктора Тренэр-роу, которое он дал Мику. Наконец-то связь между той встречей и поездками Мика в Лондон стала очевидной.
– Химиотерапия? Что это за лекарство? Как оно действует?
– Препятствует синтезу протеина в раковых клетках, – ответил Малверд. – Мы рассчитываем, что оно будет мешать репродукции раковых клеток на уровне генов, в первую очередь ответственных за это. – Он кивком головы показал на график, ткнув пальцем в красную линию, которая круто шла вниз. – Как видите, смотрится многообещающе. Результат, полученный на мышах, просто поразительный.
– Значит, на людях его еще не испытывали?
– До этого еще несколько лет работы. Токсикологические тесты только начались. Ну, вы же понимаете. Какова безопасная дозировка? Каково действие?
– Побочное действие?
– Ну да. Это выверяется особенно тщательно.
– Предположим, побочного действия нет, ваш онкозим безопасен, что дальше?
– Дальше мы выпускаем его на рынок.
– И получаете приличную прибыль, насколько я понимаю? – поинтересовался Сент-Джеймс.
– Если повезет, – ответил Малверд. – Это же открытие. Вне всяких сомнений. Подозреваю, что Кэмбри писал об онкозиме. Ну а что касается возможного мотива убийства… – Малверд многозначительно помолчал. – Не мне судить.
– Каковы взаимоотношения «Айлингтон-Лондон» с «Айлингтон-Пензанс»?
– В Пензансе у нас исследовательский отдел. У нас их много по всей стране.
– Их цели? Тестирование?
Малверд покачал головой:
– Лекарства создаются здесь, в лабораториях. – Он откинулся на спинку кресла. – Каждая лаборатория занимается своей болезнью. Например, болезнью Паркинсона или хореей Хантингтона. Недавно появилась лаборатория, занимающаяся СПИДом. А есть еще лаборатория, где занимаются обыкновенной простудой, – с улыбкой проговорил он.
– А в Пензансе?
– Это одно из трех мест, где занимаются раком.
– И там производят онкозим?
Малверд задумчиво посмотрел на график:
– Нет. За онкозим отвечает лаборатория в Саффолке.
– Но вы сказали, что в ваших филиалах не тестируют лекарства?
– Основным тестированием занимаемся мы. Естественно, они занимаются начальным тестированием. А как же? Иначе как они смогли бы работать?
– Если вернуться к безопасности, в ваших филиалах знают конечные результаты? Не только свои, но и ваши?
– Конечно.
– И он или она могли бы вычислить недостатки? Скажем, нечто, попавшее в рыночный продукт?
Любезное выражение исчезло с лица Малверда. Он выдвинул подбородок и тотчас убрал его, словно проверяя, как работает шея.
– Вряд ли такое возможно, мистер Сент-Джеймс. Мы здесь занимаемся медициной, а не пишем научно-популярные романы. – Он встал. – Мне пора возвращаться в свою лабораторию. Пока тут нет начальника, приходится крутиться. Уверен, вы понимаете.
Сент-Джеймс последовал за Малвердом, который отдал секретарше тетради со словами:
– Порядок, миссис Кортни. Поздравляю вас.
– Мистер Брук содержал все в образцовом порядке, мистер Малверд, – холодно ответила она, принимая тетради.
Изумлению Сент-Джеймса не было предела.
– Мистер Брук? – переспросил он.
Такого не могло быть.
Малверд подтвердил.
– Джастин Брук, – сказал он, выходя в лабораторию. – Главный биохимик этого отдела. Чертов дурак погиб в результате несчастного случая в Корнуолле. Я было подумал, что вы пришли из-за него.
Глава 22
Прежде чем дать знак констеблю, чтобы он открыл комнату для допросов, Линли, держа в руках пластиковый поднос с чаем и сэндвичами, посмотрел в глазок. Его брат, склонив голову, сидел на столе – все еще в полосатом свитере, выбранном для него Макферсоном в Уайтчепел. Питера била дрожь – у него тряслись руки, ноги, голова, плечи. И Линли не сомневался, что внутри у него тоже все дрожит.
Когда полчаса назад Питера оставили одного – если не считать охранника снаружи, который должен был приглядывать, как бы он чего с собой не сотворил, – Питер не задал ни одного вопроса, не сделал заявления и ни о чем не попросил. Он стоял, положив руки на спинку стула, и молча оглядывал ничем не примечательную комнату. Один стол, четыре стула, потускневший линолеум на полу, две свисавшие с потолка лампочки, из которых горела одна, красная металлическая пепельница на столе. Прежде чем сесть, Питер посмотрел на Линли и открыл рот, словно хотел заговорить. На его лице ясно читалась мольба. Однако он промолчал. Похоже было, Питер понял, что непоправимо испортил отношения с братом.
