Андрэ Нортон - Дом теней: Чихнёшь в воскресенье. Дом теней
На последней картинке мальчик шёл с опущенной головой, держа в руках порванного змея, а собака бежала за ним, таща в зубах конец верёвки.
— Он понёс его домой чинить, — сказал Такер. — Папа ему поможет. Хорошо бы получить такой… — он ткнул пальцем в змея. — Почему у нас его нет?
— Не знаю, — ответила Сьюзан. Её внимание перешло от печальных приключений змея к другому ряду картинок повыше. На них разворачивалась другая история — девочка и мальчик в разноцветной одежде, держась за руки, шли по лесу. У девочки в другой руке корзина, а у мальчика — ветка с сорванными листьями. Дальше они шагали по тропе меж деревьев.
Что-то в этих деревьях показалось ей очень странным. Присмотревшись, Сьюзан разглядела в деревьях лица, и совсем не приятные. Она замигала, но лица становились всё яснее. На третьей картинке дети вышли на поляну в лесу, на ней стоял какой-то чудной маленький домик. Сьюзен ещё внимательней принялась разглядывать его. Пряничный домик?
Эти дети — Гензель и Гретель? Сьюзан вспомнила кукольное представление, которое показывали в школе три года назад. Может быть. Но что же это за лица в деревьях? Она снова посмотрела на их. Что-то в них промелькнуло знакомое. Вначале они кажутся совершенно похожими, даже если находятся в разных местах и сплетены из разных ветвей и листьев. Сьюзан решительно покачала головой. Нет. Это неправда! Тут не может быть лица, которое, как ей показалось, она видела накануне ночью в зеркале. Это лицо не может повторяться снова и снова! Она становится как Таки — видит то, чего здесь нет и быть не может.
Но всё же потом, надевая новое плиссированное платье и стараясь расчесать волосы, как это делает мама, Сьюзан была очень довольна, что сегодня электричество не пропадало. Снаружи темнело. Зеркало было такое же, как и утром, когда она его осматривала. Она побыстрее закончила и пошла к Такеру. Но там Майк уже энергично причёсывал брата.
— И не вздумай раскрыть рот… — говорил он.
— Тогда я не смогу есть, а я голоден, — Такер улыбнулся и скорчил гримасу. — Чтобы поесть, мне придётся открывать рот.
— Но не разговаривай. Помни: мы хотим, чтобы равновесие чашек сохранилось. Нарушишь равновесие, и никаких Флетчеров!
— Хорошо, — буркнул Такер, но потом состроил новую гримасу: посмотрел, скосив глаза, на собственный нос и сунул пальцы в углы рта, чтобы растянуть его пошире.
— Ааачочиии! — больше похоже на чихание, чем на слово, но внимание Сьюзан и Майка он привлёк.
— Что это значит? — спросил Майк.
— О, это та большая, которая танцует с двумя барабанами, — Такер явно нёс какую-то бессмыслицу. — Сначала девушка в вишнях, как в одежде, потом Ачочи. Но она, когда захочет, может быть злой, очень злой.
Сьюзан лихорадочно подавала знаки Майку. Никаких вопросов! Им не нужен новый полёт воображения Такера, особенно если они хотят произвести хорошее впечатление на важного профессора Фергюсона. Брат смотрел на Такера со странным выражением, как будто для него этот вздор имел какой-то смысл.
Она очень хотела остаться с Майком наедине. И не только для того, чтобы спросить о результатах посещения библиотеки, узнать, помогли ли её даты и нужно ли искать дальше; она почувствовала, что старший брат что-то понял в этих словах об Ачочи и девушке с вишнями. Слишком много загадок, и Сьюзан чувствовала, что запуталась в них, как в большой липкой отвратительной паутине.
Но сейчас не время спрашивать. Оба старших Вилана хорошо знали, что Такер с чисто вымытыми руками и лицом, оставленный хоть ненадолго один, моментально перестаёт быть таким чистым. Сьюзан решительно занялась Такером, пока Майк заканчивал готовиться к обеду.
Когда они спускались, ей очень хотелось самой задать Такеру несколько вопросов, но она знала, как это опасно. И выбрала скучную для себя тему Флетчеров и их собаки; разговор мгновенно поглотил Такера, и Сьюзан терпеливо слушала, как он рассказывал, какая хорошая это собака, и что у него будет такая же — как только он покажет папе это собачье чудо и найдёт похожего щенка.
Дверь библиотеки была открыта. Сьюзан услышала голоса и, не раздумывая, втолкнула туда Такера.
Горели все лампы, а бабушка Хендрика в длинном платье, юбка которого едва не задевала пол, с волосами, закреплёнными большим широким гребнем с тёмно-красными камнями, стояла возле той самой витрины с «поясами», где совсем недавно Майк читал свою лекцию. Крышка витрины была поднята, и мужчина проводил пальцами по экспонатам.
— …несомненно, аутентичные, — говорила бабушка Хендрика.
— Конечно! Какое сокровище, мисс Кайделл! Подобного нет даже в Смитсоновском институте! И всё это часть истории вашей семьи. У вас есть записи, это замечательно. Трагедия в том, что часто бесценные вещи выбрасывают в мусор, когда умирают старые семьи. Я слышал о самом бессмысленном уничтожении, любой историк от этого начинает просто корчиться. Да и вы слышали, конечно.
Улыбка бабушки Хендрики исчезла. Она резко кивнула.
— Вы подумаете о том, чтобы включить ваш дом в маршрут? Осмотр дома здесь… — он поднял голову и осмотрел библиотеку. — Для многих в этом будет дополнительный интерес. На нашей стороне Харншоу — вы знаете его книгу о жизни Уолтера Батлера, и доктор Робертсон, который недавно прочёл лекцию о положении шести племён[3] во время революции. Сейчас, когда оживляется интерес к корням нации, аутентичный индейский материал особенно важен. Ведь и сами Кайделлы несут часть индейской крови, верно?
— Предок из племени онейда по прямой линии, — без улыбки ответила бабушка Хендрика. Напротив, меж глазами её легла тень. Как будто он говорил о том, о чём она не хотела упоминать. Потом, решившись вывести всё наружу, она резко добавила: — Я думаю, вы должны также знать, что Кайделлов в этой долине долго считали ответственными за этот ужас. Относительно Хендрика это ошибка: он ни в чём не виновен. Но он сам и его потомки из-за этого случая сто лет не жили в доме.
— Но, моя дорогая мисс Кайделл, это же очень старая история. Никаких тори сейчас нет, а набеги на долину — лишь исторический вопрос. Современные беспристрастные историки и авторы биографий находят оправдания даже для так называемого дьявола, Уолтера Батлера. Ваша семья, разделившаяся во времена революции, ничем не отличается от множества других. Я могу привести вам целый список, даже не заглядывая в записи. К тому же разве это не правда, что сами Кайделлы пострадали от набега не меньше остальных жителей долины? Свидетель тому — памятник на кладбище. И во всяком случае с вашей ветвью семьи не связан никакой позор. Полковник Хендрик Кайделл не отвечает за дела своего брата, который, вне всякого сомнения, был безумен. Разве не пользовался полковник полным доверием Вашингтона, разве не предложен ему был пост в новом правительстве, когда генерал стал президентом?
