Эллен Вуд - Ист-Линн
— Итак, сударь, — с негодованием воскликнул судья, — вы прельстились десятью фунтами стерлингов?
— Да, и я признаюсь теперь в этом с чувством глубокого стыда, но повторяю, что я не знал тогда, что дело касается убийства, иначе не взял бы денег.
— Почему же потом вы не раскрыли всего, что знали?
— Для чего? Было слишком поздно. Торн исчез, я совершенно потерял его из виду и только весной узнал его в сэре Фрэнсисе Левисоне. Ричард Гэр тоже пропал без вести, все считали его умершим.
— Что с того? — возразил судья с прежним негодованием. — Даже предполагая, что Ричард Гэр умер, разве вы не должны были помочь нам обелить его в глазах общества?
Отуэй Бетель опустил голову.
Затем последовала речь в пользу обвиняемого, возбудившая только недоверчивые улыбки, нетерпение и неудовольствие слушателей. В четыре часа присяжные ушли на совещание. Через четверть часа они вернулись. Обвиняемого попросили встать. Он был смертельно-бледен.
— Господа присяжные! — сказал председатель суда. — Соблаговолите сообщить ваше мнение: виновен этот человек или не виновен?
— Виновен! Но мы считаем своим долгом просить суд о снисхождении к преступнику. Мы думаем, что преступление было совершено непреднамеренно, а в припадке гнева.
Судья с минуту молчал; потом, вынув из-под мантии черную шапочку, произнес:
— Подсудимый! Вам угрожает смертный приговор. Вы хотите что-нибудь сказать в свое оправдание?
Сэр Фрэнсис Левисон судорожно оперся на решетку, за которой стоял, затем, тряхнув головой, произнес:
— Милорд! Мне нечего сказать, кроме того, что господа присяжные поступили разумно, прося вас о снисхождении. Я не стану отрицать, что я убил Галлиджона, но я убил его непреднамеренно. Поверьте мне! Клянусь вам!.. Когда в ту роковую ночь я покинул Эфи, чтобы забрать шляпу, забытую мною в коттедже, я не собирался никого убивать… Между отцом Эфи и мной завязался спор… и как произошла эта катастрофа, я и сам не знаю…
Судья надел свою черную шапочку, потом, скрестив руки, начал:
— Подсудимый! Присяжные признали вас виновным, и я утверждаю их приговор. Вы убили беззащитного человека. Это отвратительное преступление, поступок подлеца. Ваш защитник надеялся смягчить нас, указывая на то, что вы джентльмен, член английской аристократии. Признаюсь, я был удивлен и оскорблен. По моему мнению, положение, которое вы занимаете в обществе, только отягчает ваше преступление. Когда человек образованный, человек из вашего общества, позволяет себе пасть так низко, он лишается права на всякое сочувствие, на малейшую жалость; впрочем, ваша прошлая жизнь была длинным рядом развратных и бесстыдных деяний. С честным ли намерением вы ухаживали за Эфи Галлиджон? Нет, вы хотели погубить ее… И вы исполнили это даже после того, как умертвили ее отца. Что касается меня, я могу лишь предложить вам воспользоваться теми немногими днями, которые вам остались, чтобы постараться спасти свою душу искренним раскаянием и подумать о другом милосердии, которое не во власти человеческой. Идите к Господу. Он один может теперь сжалиться над вами и простить ваше преступление. Что же до нас, то мы обязаны исполнить свой долг перед обществом, и нам остается только произнести приговор. Фрэнсис Левисон! Вы вернетесь в тюрьму, далее будет приказано отвести вас на место казни, где вы будете повешены и останетесь повешенным до тех пор, пока не испустите последний вздох. Идите же, и да помилует милосердный Бог вашу бессмертную душу! Аминь!
Толпа разошлась, но в тот же самый день в суде должно было рассматриваться другое, не менее интересное дело. Читатель догадывается, что оно касалось Ричарда Гэра, так несправедливо осужденного и изгнанного из общества.
О! Это была трогательная сцена. Здесь собрались люди, знавшие Ричарда еще ребенком и юношей. Все пришли теперь с желанием порадоваться его счастью, его возвращению. А между тем некоторые из них когда-то первыми бросили в него камень, первыми поверили несправедливому обвинению, возведенному на молодого человека, — тем горячее старались они теперь выразить ему свое раскаяние.
Вырвавшись из толпы бесчисленных друзей, оглушенный поздравлениями и пожеланиями, он бросился в объятия отца, который, стыдясь самого себя, крепко прижал сына к груди.
— Отец! — воскликнул Ричард со слезами на глазах. — Я все позабыл с той самой минуты, как тебя увидел! Будем опять счастливы!
Но старик не в силах был ответить; губы его нервно затряслись, лицо перекосилось, дрожь пробежала по всему телу, и несчастный судья, во второй раз сраженный параличом, был отнесен домой Ричардом и полковником Бетелем.
Глава XX
Смерть Уильяма
Уильям Карлайль лежал при смерти. В изголовье его постели сидела леди Изабелла. Ребенок был тих и спокоен. Его бледное личико осунулось.
— Миссис Вин, — прошептал ребенок, — теперь уже недолго остается ждать?
— Чего ждать, дитя мое? — спросила Изабелла.
— Ждать, пока придут папа, мама, Люси…
Бедная мать почувствовала, что сердце ее разрывается на части.
— А я, Уильям, — произнесла она, — разве я для тебя ничего не значу?
— Нет-нет, миссис Вин, значите; но скажите, пожалуйста, можем ли мы там, на небе, узнавать наших родных?
— Дитя мое, там, на небе, у нас не будет родных. У всех будет один общий отец — Господь!
Откинув голову на подушку, Уильям посмотрел на небо. Небо было чистым, и теплые лучи июльского солнца проникали в комнату.
— А ведь это очень любопытно! — воскликнул мальчик. — Я увижу это небесное жилище с дверями, украшенными жемчугом и драгоценными камнями, с золотыми мостовыми… Там, на берегу реки, растут душистые цветы и деревья с чудесными плодами; там играют на арфах, на фортепьяно, поют… и что еще, миссис Вин?..
— Все, что хочешь, Уильям, все, о чем только может мечтать наша душа.
— Миссис Вин, — немного помолчав, продолжал ребенок, — Христос сам придет за мной или пошлет ко мне своего ангела?
— Христос обещал посетить тех, кого Он искупил своей кровью, кто возлюбил Его и ищет в Нем успокоения.
— О да! Да! Я буду очень счастлив…
Изабелла закрыла лицо обеими руками.
— Ты будешь счастлив! О! И почему я не на твоем месте?!
— Миссис Вин, — продолжал ребенок, не слышавший этого тягостного вздоха, — как вы думаете, встречу ли я на небе мою маму… мою настоящую маму?
— Да, встретишь, — прошептала Изабелла, — и я думаю, скоро.
— Но как же я ее узнаю?
Изабелла наклонилась над головкой ребенка, и крупные слезы скатились по ее щекам.
