Джон Бёкан - Тридцать девять ступенек. Маска Димитриоса
Когда Димитриос опять появился у нас, он очень долго извинялся за причиненные нам неприятности, сказал, что это больше никогда не повторится, и, выплатив десять тысяч франков, обещал давать нам такую сумму ежемесячно. Какое-то время мы действительно жили очень спокойно. Полиция нас, конечно, иногда навещала, но относилась к нам вполне лояльно. Вдруг по требованию итальянского консульства нас вызвали в окружную магистратуру, подвергли там допросу, а затем препроводили в полицейский комиссариат, где мы провели ровно сутки.
Когда мы оттуда вышли, я закатил Жиро скандал. Как я уже говорил, он мне давно не нравился. Это был глупый и грубый человек, притом подозрительный и крикливый. Мне очень не нравилось, что вокруг него всегда собирался всякий сброд, который отпугивал чистую публику. Он не мог работать в хорошем заведении. В лучшем случае он мог стать хозяином какого-нибудь бистро, но скорее всего гниет сейчас в тюрьме. Вот еще одна его скверная черта: когда он был очень зол, он распускал руки.
Итак, мы с ним вдрызг разругались, и он сказал, что я просто струсил и что только такие дураки, как я, отказываются от бизнеса, который приносит десять тысяч ежемесячно. Я знал, что во время пребывания в Мараккеше и в Алжире он хорошо ладил с полицией и потому презирал ее. Главным для него было уметь делать деньги и не сесть при этом в тюрьму. Но я так жить не мог. Всякий вызов в полицию выводил меня из себя, хотя я знал, что мне ничто не угрожает. В общем-то, Жиро был прав, я не то чтобы струсил, но почувствовал себя не в своей тарелке, и, подумав, предложил Жиро стать единоличным владельцем «Le Kasbah Parisien», выплатив мне ту сумму, которую я вложил при организации нашего дела.
Это была жертва с моей стороны, как вы сами понимаете, но я пошел на нее, потому что не мог больше ни одной минуты оставаться вместе с Жиро. В тот же день к нам пожаловал Димитриос, и Жиро, чуть не треснув от самодовольства, рассказал ему о нашей сделке. Жиро, не стесняясь, потешался надо мной. Димитриос молча слушал его и улыбался. Когда Жиро куда-то отлучился, Димитриос предложил мне встретиться с ним в одном кафе после того, как он уйдет от нас.
Я колебался, идти мне или нет. Вообще-то я неплохо зарабатывал, сотрудничая с ним, а, как мне потом стало известно, похвастать этим могли лишь немногие. Мне было также лестно, что он оценил мои умственные способности, хотя изредка и посмеивался надо мной. Короче, я решил пойти.
Он предложил мне сесть, но я грубо спросил (почему-то мне трудно было с ним вежливо разговаривать), что ему от меня нужно.
— Мне кажется, вы правильно поступили, порвав с Жиро, — сказал он, — С этим женским бизнесом пора кончать. Слишком опасно, да и доход очень маленький.
Я осведомился, не сказал ли он об этом Жиро.
— Пока нет, — ответил он, — Надо будет подождать, пока он не выплатит вам деньги.
Я начал благодарить его, но он только нетерпеливо дернул головой.
— Жиро дурак, — сказал он, — Я бы давно с ним порвал, если бы не вы. Я предлагаю вам работать вместе, и не жалейте о том, что потеряли выгодное предприятие.
Потом он спросил меня, что я знаю о торговле героином. Узнав, что я не новичок в этом деле, он предложил мне заняться продажей героина в Париже и сказал, что он может купить двадцать килограммов героина в месяц и оплатить расходы по его продаже потребителю.
Вряд ли вам известно, мистер Латимер, что двадцать килограммов героина — вещь совершенно неслыханная, которая стоит кучу денег. Я спросил Димитриоса, как он собирается организовать продажу, но он сказал, что это уже его дело и пусть оно меня не волнует. Он предложил мне заняться оптовой закупкой за границей и организацией доставки наркотиков во Францию. Если я согласен, то мне надо будет поехать в Болгарию, где у него уже налажен контакт с поставщиками наркотиков, и позаботиться о том, чтобы товар прибыл в Париж. В случае моего согласия я буду получать десять процентов от стоимости.
Я сказал, что мне надо подумать, но про себя уже решил, что принимаю его предложение: ведь это означало, что я могу заработать около двадцати тысяч франков в месяц. Я также посчитал, что за вычетом накладных расходов на розничную торговлю и тому подобное, покупая героин по цене пятнадцать тысяч франков за килограмм, при продаже наркотика в Париже по цене сто франков за один грамм можно было выручить триста тысяч франков в месяц. Капитал — чудесная вещь, если знаешь, куда его приложить, и не боишься некоторого риска.
В сентябре 1928 года я поехал в Болгарию, где должен был получить двадцать килограммов героина и доставить их в Париж в начале ноября. Димитриос тем временем занялся вербовкой агентов, которым затем поручался подбор розничных торговцев наркотиками.
В Софии мне надо было встретиться с человеком, который открыл для нас кредит и должен был указать мне тех, кто изготовлял наркотики. Он…
Латимер не мог не спросить:
— Вы не помните его фамилию?
Мистер Питерс бросил на него недовольный взгляд и нахмурился.
— Мне кажется, вы задаете неуместный вопрос, мистер Латимер.
— Может быть, Вазов?
— Да, — ответил мистер Питерс, и глаза его опять начали слезиться.
— Ну а кредитом вы пользовались в Евразийском кредитном тресте?
— Вы, очевидно, знаете много такого, чего мне и в голову не приходило. — Мистер Питерс был очень недоволен. — Позвольте вас спросить…
— Я просто догадался. Скомпрометировать Вазова вы уже все равно не можете, потому что он умер три года тому назад.
— Я знаю. Неужели вы и об этом догадались? Много у вас еще таких догадок, мистер Латимер?
— Больше нет. Прошу вас, продолжайте, пожалуйста.
— Искренность… — начал было мистер Питерс, но передумал и стал пить кофе. — Ну что ж, продолжим, — сказал он, ставя чашку на стол. — Вы правы, мистер Латимер, именно Вазов помог мне связаться с поставщиками наркотиков, а руководимый им банк выдал деньги на их покупку и транспортировку. Я решил отправить их по железной дороге в Салоники, а уже оттуда доставить пароходом в Марсель.
— Просто написав на мешке «героин»?
— Вы шутите, мистер Латимер. Признаюсь, я никак не мог придумать, как замаскировать наркотики. Единственные товары болгарского экспорта, которые не подвергались таможенному досмотру во Франции, были зерно, табак и розовое масло. Димитриос торопил меня с доставкой, а у меня пока ничего не получалось, и от этого, естественно, голова шла кругом.
— Под каким видом вам это удалось?
— В гробу, мистер Латимер. Я подумал о том, что французы с большим пиететом относятся к смерти. Вам не приходилось бывать на похоронах? Потрясающее впечатление — то, что у них называется pomp funebre. Вот я и подумал, что таможенные чиновники наверняка не будут тревожить покой мертвеца. Я купил в Софии гроб, настоящее произведение искусства, мистер Латимер, купил себе соответствующее платье и, поверьте, мистер Латимер, сам проникся какой-то печальной торжественностью. Нечего говорить о том, что грузчики несли гроб как реликвию. На таможне в Марселе даже мой личный багаж не подвергся досмотру.
