Эрл Гарднер - Криминальные истории
— Вот именно, — сказал Бергер. — В этом все дело. Что касается успешного ведения расследования, то показания этих свидетелей стало невозможно использовать. Когда мы поймаем настоящего преступника и этот свидетель столкнется на суде с человеком, который совершил преступление, ему при перекрестном допросе придется признать, что ранее он делал такие заявления, которые не позволяли провести должную идентификацию, и это произошло под влиянием Перри Мейсона и лица, которое действовало по его указанию.
— Почти в любом проводимом вами расследовании, — сказал Мейсон, — свидетели дают противоречивые показания. Им приходится возвращаться и начинать все сначала, и когда наконец они проводят идентификацию, то в большинстве случаев она оказывается повторной идентификацией. Вот поэтому полиция нередко считает идентификацию, осуществленную на основе устных показаний, «косвенным доказательством».
— Мы не об этом ведем речь, — заявил Бергер. — Суть нарушения, как я вижу, в том, что показания свидетелей были искажены.
— Нет, показания не были искажены, — заметил Мейсон. — То, что вы говорите, называется воздействием на умы свидетелей.
— Но это одно и то же, — возразил Бергер.
— Придите с этим мнением в суд, и вы увидите, что это совсем не так.
Наконец Гамильтон Бергер сказал:
— Я не хочу затягивать рассмотрение вопроса и добавлять что-либо в протокол.
— Полиция, — заявил Мейсон, — обычно показывает свидетелю полицейскую фотографию подозреваемого и наброски портрета, сделанные на основе устных описаний. Когда он хорошо изучит фотографию подозреваемого, ему обязательно показывают наброски портрета.
— Достаточно, — заявил Бергер. — Мы собрались здесь не для обсуждения методов работы полиции.
— А я для этого, — заметил Мейсон.
— А я нет, — отпарировал Бергер. — Заседание объявляю закрытым. Что касается управления окружного прокурора, то мы подадим властям жалобу на неправильные действия частного детектива. Вторая жалоба на ваши действия будет направлена в дисциплинарный отдел коллегии адвокатов.
— Вы тут размахивали статьями уголовного кодекса, господин окружной прокурор, — заявил Мейсон. — Если вы считаете, что обнаружили нарушения кодекса, выдайте ордер на арест, и я предстану перед судом присяжных. Они подвергнут свидетелей перекрестному допросу, и вы там не сможете задавать им эти наводящие вопросы. Тогда увидите, что останется от ваших обвинений.
— Как раз это я и собираюсь сделать, — прорычал Бергер.
— Действуйте, — сказал Мейсон.
Он поднялся и гордо вышел из комнаты.
Глава XVIII
Перри Мейсон сидел в гостиной Уорренов на 2420 Бригамор-стрит. Перед ним сидела Лорна Уоррен. Ее глаза были сухими, но очень утомленными.
— У нас немного времени, — говорил Лорне Мейсон. — Я хочу, чтобы вы точно рассказали, как все случилось. Расскажите о связях с Холлистером Гидеоном; что произошло, когда вы пришли в тот пустой склад. Не упускайте ничего и не жалейте себя.
— Это убьет меня, — проговорила Лорна. — После того, как станет все известно, я не смогу смотреть в глаза Горасу.
— Не говорите глупостей, — сказал Мейсон. — Горас верит вам.
— После этого не будет.
— Будет, — проговорил Мейсон. — Он знал обо всем еще до того, как женился на вас.
Ее глаза округлились:
— О чем он знает?
— О суде и о том, что вас оправдали.
— Он знает и об этом?
— Да.
— Боже мой, каким образом?
— Джадсон Олни выяснил все о вашем прошлом. Когда Горас Уоррен понял, что влюбляется в вас, он почувствовал, что вы скрываете свое прошлое, и решил все узнать.
— Он никогда не говорил мне об этом! — прошептала Лорна.
— Он полагал, что вам будет лучше, если все останется в секрете.
— Вы не пытаетесь облегчить мою участь, господин Мейсон.
— Я говорю вам правду.
— О, этот прекрасный, замечательный человек, — проговорила Лорна, и слезы полились из ее глаз.
— Перестаньте, пожалуйста. У вас нет времени на слезы, нет времени, чтобы растравлять себя, вызывать к себе сожаление.
— Я не пытаюсь вызвать к себе сожаление, я думаю об этом прекрасном человеке, о Горасе.
— Хорошо, — сказал Мейсон. — Горас прекрасный человек. Теперь сообщайте мне только факты. Это лучшее, что вы сейчас можете сделать, чтобы помочь вашему мужу.
— Я всегда чувствовала, — начала Лорна Уоррен, — себя морально обязанной перед Холлистером Гидеоном за эти 47 тысяч долларов.
— Вы хранили эти деньги для него?
— Боже мой, конечно нет.
— Что же случилось?
— У него было предчувствие, что власти сделают на его контору внезапный налет. У Гидеона на счету в банке было 47 тысяч долларов. Он снял их и положил к себе в сейф. Он хотел, чтобы я хранила их у себя. Но я боялась это делать. Я знала, что некоторые дела Гидеон вел неправильно, но я верила ему. Он представлялся мне самым замечательным, широкомыслящим бизнесменом, динамичной личностью. Я никогда не думала, что он может оказаться мошенником.
Он положил 47 тысяч долларов к себе в сейф. Потом попросил меня взять их и спрятать. Я не сделала это. В ту ночь офис был взломан, воры нашли шифр сейфа и забрали 47 тысяч.
— Если бы деньги были у Гидеона, — сказал Мейсон, — власти конфисковали бы их как полученные незаконным путем.
— Им бы было несколько трудно доказать это, во всяком случае, я не последовала данным мне Гидеоном инструкциям. Я боялась. В результате он потерял все шансы спасти какую-то часть из этих 47 тысяч.
— И когда вы узнали, что Гидеон выходит из тюрьмы, — сказал Мейсон, вы подумали о возмещении ущерба.
— Да, — сказала Лорна. — Мой муж — довольно преуспевающий бизнесмен, поэтому я старалась сберечь деньги, вкладывала их в ценные бумаги, готовилась к выходу Гидеона из тюрьмы. Я хотела прийти к нему и сказать: «Я нарушила ваши инструкции, поэтому вы потеряли оборотный капитал, с которого могли бы начать дело. Я хочу дать вам взаймы 47 тысяч долларов. Знаю, что с вашим талантом делать деньги вы быстро превратите эту сумму в целое состояние. Затем вы выплатите мне эти 47 тысяч, и мой муж ничего не будет знать об этом».
— Продолжайте, — сказал Мейсон, — что произошло дальше?
— Я положила деньги в чемоданчик в шкафу моей спальни, но их украли. Один из слуг, вероятно. Но я не могла подать заявление в полицию, потому что в этом случае весь прошлый скандал всплыл бы наружу. Я считала, что имя Гораса нельзя связывать с подобными историями. Он дорожит своим положением в обществе.
