Поль-Луи Сулицер - Ориан, или Пятый цвет
— Твой отец действительно покончил с собой? — нерешительно спросила она, боясь его задеть.
Он молчал.
— Если я и говорю это, — продолжила она тоном, в котором не слышалось ни извинения, ни смущения, — если я так говорю, то причиной тому решительность, которую ты проявил, чтобы добыть эти документы, Я помню, каким ты был в тот день в доме Артюра. Ты походил на дикого хищника в поисках жертвы. Ты рылся, шарил, вынюхивал, ходил кругами; в тебе действительно появилось что-то звериное. Я никогда не видела у тебя такого лица и подумала, что человек, владеющий этими документами, — твой личный враг. Вечером, в пятницу, когда ты признался мне, что документы не настолько убедительны, как ты надеялся, я прочитала в твоих глазах больше чем разочарование. Больше чем ярость — чувство беспомощности, которое ты силился преодолеть. А вчера, увидев лицо твоего отца на старой фотографии, я пошла, что, если кто-то и виноват в его смерти и все еще жив, ты не успокоишься, пока не отомстишь…
Она замолчала. Ладзано незаметно прибавил скорость. Внезапно он затормозил у обочины и вместо ответа привлек женщину к себе, сжимая изо всех сил. Она не была твердо уверена, но ей показалось, что он плакал несколько секунд. Когда он тронулся с места, он взял руку Ориан и больше не отпускал ее, переводя рычаг коробки передач левой рукой, отпуская руль.
— Мой отец убил себя, — наконец произнес он. — Но ты права, он не вонзил бы себе в сердце нож, не покажи ему Артюр дорогу к отчаянию, не растопчи он его честь.
Вот и все, что он сказал. Но и этого было много. До самого поезда они молчали. Устроившись рядом в своих креслах, они уснули, проникшиеся взаимным доверием.
49
Ангел прекрасно провел время в Париже. После ночи в отеле «Рафаэль» за счет благодушного Октава он сделал себе подарок, посидев за столиком в «Серебряной башне», любуясь панорамным видом на Нотр-Дам и набережные Сены. Между филе тюрбо, муссом из семги и слоеным пирогом с перепелкой и виноградом он вознес тихую, но горячую молитву Деве Марии. Корсиканец никогда раньше не имел возможности так близко видеть башни собора, устремленные в небо, к Матери Вожьей. Он подумал, что поведает ей самые благочестивые свои мысли, которые, как он считал, могли бы дать ему отпущение грехов за все его плохие поступки. Потом он посетил могилу Наполеона в Доме инвалидов, в Лувре посмотрел на египетские сокровища, привезенные «его» императором.
Всякий раз, когда ему поручали деликатное дело, Ангел нуждался в удовлетворении своих сексуальных потребностей с какой-либо незнакомкой. В плотском акте он находил источник успокоения и энергии, которые в нужный момент делали его хладнокровным и трезвомыслящим, обеспечивая успех операции. Вот почему около пяти вечера он нашел одну знакомую Орсони в частном отеле квартала Нейи. Принявшая его улыбающаяся блондинка была заранее предупреждена о приходе этого пылкого мужчины. Она указала ему комнату, где его ждало на все готовое создание — без белья под юбкой-распашонкой и без лифчика под блузкой. Инициативу девушка взяла на себя — сняла с него пиджак и брюки. И, ни слова не говоря, опустилась перед ним на колени. Процедуру провела с искусством, свидетельствующим о большом опыте. Затем она опрокинулась на спину на кровать, все еще одетая, и продемонстрировала хорошую работу своих ляжек. Важен был результат: сильные объятия, возбуждающие и стремительные. Ангел ушел, как и пришел, он не стал мыться — предпочел сохранить на себе испарения чужого тела, чтобы оградить себя от других, менее приятных запахов. Ангел был великолепным стрелком. Он мог с расстояния ста метров попасть в голову человека. Он получил порцию «любви», сексуальное напряжение прошло, и теперь его рука не дрогнет. Он влепит пулю в самое яблочко. Но в этот раз он не получил от Орсони точных указаний. Его просто попросили остаться в Гамбе до возвращения Артюра.
Решение было за Артюром. Редко случалось, чтобы Артюр полностью не доверял Орсони. Но тем не менее была привилегия, которую он оставлял за собой: показать «крестному отцу» что шефом, в конце концов, остается он, Артюр. Таким образом, вернувшись из поездки за границу, Артюр встретил Ангела в своем салоне в Гамбе. Прежде чем отправить его на задание, он горячо пожал ему руку. Ангел казался очень довольным. Задача была не из трудных. Он даже выразил удивление ее легкостью. Но Артюр был непреклонен. Он собственноручно вручил ему холодное, очень острое оружие и пару толстых замшевых перчаток, прекрасно прилегающих к ручке ножа. Ангел, разумеется, не задал ни одного вопроса. Если так нужно было заказчику — такому приятному, изысканному, настоящему джентльмену, — так он и сделает. За все хорошо заплачено, в частности, и за «Серебряную башню», и услуги амазонки.
Была ночь, когда такси высадило любовников на маленькой улочке Карм. Ориан захотелось немного размять ноги, и они направились в сторону Пантеона, окруженного голубоватым ореолом подсветки. Они держались за руки и тихо разговаривали. Ладзано еще раз поблагодарил Ориан за то, что они есть; молодая женщина ответила ему тем же, добавив, как она счастлива и как ей повезло в жизни.
— Я должен уехать вечером. Завтра, обещаю, у тебя будут документы. Я скажу тебе, где я их спрятал. Они в безопасности, можешь быть спокойна.
Обратно они пошли быстрее. Становилось прохладно, а Ориан была легко одета. Ангелу нужно было подождать, пока Ладзано останется один. Но помнил он и слова Артюра: «Если он с женщиной (Артюр знал, о какой женщине речь), просто напугайте ее, это вы умеете».
Ангел натянул на голову чулок с прорезями для глаз. Надев сверху шляпу, он наглухо застегнул молнию своей куртки и сунул руки в карманы. Подкладка в правом кармане была продырявлена, чтобы оставалось место для острого кончика ножа. Когда он, втянув живот и опустив голову, приблизился к паре, Ладзано и Ориан как раз говорили друг другу «до свидания», не подозревая, что лучше подошло бы слово «прощай». Ангел с дьявольской точностью вонзил нож прямо в сердце. Ладзано молча рухнул, настолько быстрым и сильным оказался удар. Ориан издала вопль: нож с перламутровой рукояткой только что пронзил сердце ее возлюбленного. Ангел уже исчез на своем мотоцикле, стоявшем поблизости с работающим на малых оборотах двигателем. Когда прибыла полиция, Ладзано лежал в луже крови. Ориан запомнила проклятый нож, который врач вытащил из груди убитого. Полицейский в пластиковых перчатках положил его в стерильную коробочку.
— Странное оружие, — заметил он, осматривая белую перламутровую рукоятку необычной толщины и двустороннее лезвие.
