Саймон Толкиен - Последний свидетель
Питер вышел на улицу. Грета покинула машину и ждала его на тротуаре.
— Ну, как, тебе лучше? — заботливо спросила она. — Выглядишь по-прежнему неважно.
— Нет, теперь все о'кей. Я в полном порядке.
— Тебя тошнило, да?
— Да, было дело, — солгал он. — Наверное, что-то съел.
— Если плохо себя чувствуешь, совсем не обязательно ехать к Майлзу сегодня. Могу повидаться с ним завтра, прямо с утра.
— Перестань, о чем это ты. К завтрашнему дню надо хорошенько подготовиться.
— Да, пожалуй, ты прав. Просто я так устала. Знаешь, как тяжело высидеть там весь день, слушая всю эту грязь, все эти лживые утверждения.
— Патрик сказал, что сегодня у Томаса был оглушительный провал.
— Да, все прошло хорошо.
— И еще он сказал, что Майлз выявил в его истории о возвращении тех парней массу уязвимых мест и несуразностей.
— Да, теперь окончательно ясно: он все это выдумал.
— Но почему ты не познакомила меня с этими его показаниями, а, Грета?
— Ты это о чем?
— О вторых показаниях Томаса, касающихся возвращения тех мужчин.
— Не знаю. Наверное, потому, что сама получила их только перед началом суда, да и волноваться там было особенно не о чем, одно нагромождение лжи за другим. Я же говорила тебе, как все произошло в действительности, что он все это выдумал, и ты со мной согласился. Так что о чем тут еще говорить, все ясно.
— Да, конечно, — кивнул в ответ Питер, но голос выдавал, что думает он обратное.
— А с чего это ты вдруг так заинтересовался этими показаниями? — спросила Грета.
— Я?.. Нет. Просто Патрик сказал, что выжал из перекрестного допроса максимум. Что Томасу сегодня пришлось нелегко.
В салоне автомобиля повисло напряженное молчание. Питер смотрел в окно, стараясь подавить тревогу. Грета, в свою очередь, не сводила с него глаз. И вот наконец не выдержала первой.
— Ты ведь видел Томаса в здании суда, уже на выходе, да, Питер? Наверное, потому так и расстроился, верно?..
Настойчивость, звучавшая в голосе жены, заставила Питера оторваться от окна и взглянуть на нее.
— Да нет, конечно, с чего ты взяла. Я пошел в туалет, там меня вырвало. Я ведь уже говорил тебе. — Питер старался замаскировать тревогу раздраженным тоном. К его удивлению, трюк сработал. Грета заговорила снова, в голосе звучали извиняющиеся нотки.
— Я просто так спросила, — сказала она. — Без всякой задней мысли. И мне очень жаль, что тебе было плохо.
— Глядя на тебя, не скажешь, — буркнул в ответ он.
— Перестань. Что за глупости?
Она легонько чмокнула его в щеку, Питер улыбнулся и снова отвернулся к окну, за которым пролетала каменная стена набережной Челси. Он смотрел на Темзу и размышлял над тем, где живет этот Мэтью Барн. Ему обязательно надо расспросить Томаса о Роузи, но скажет ли ему сын правду? «Никому нельзя доверять», — с грустью подумал вдруг Питер. Ему так хотелось верить Грете, да он почти был уверен, что верит. Но если спросить ее о Роузи снова, сказать о возможности какой-то связи, она сразу подумает, что он не доверяет ей, и это станет гибельным для них обоих. Питер чувствовал, что и без того наговорил лишнего. Грета смотрела на него так странно, когда они выходили из машины.
— Думаю, мне лучше остаться дома, — заметила она. — Нехорошо бросать тебя в одиночестве, раз ты неважно себя чувствуешь. Майлз поймет.
— Нет, Грета, это было бы ошибкой. Я точно знаю, завтра тебе предстоит тяжелое испытание, надо подготовиться как следует. А в этой утренней спешке, то и дело поглядывая на часы… Нет, тогда тебе не удастся сосредоточиться.
— Все не так плохо, дорогой, не надо драматизировать, — улыбнулась она ему. — Впрочем, возможно, ты и прав. И я почувствую себя намного лучше, если выпью. Будь паинькой, приготовь своей девочке коктейль. А я пока пойду переоденусь.
Питер ждал в гостиной, прислушиваясь к шагам жены наверху. Сидел и не сводил глаз с телефона, точно загипнотизированный. Аппарат стоял на письменном столе-бюро, том самом, в потайном ящике которого Томас нашел медальон. Теперь бюро пользовалась Грета, и Питер вдруг задумался: положила ли она что-нибудь в этот потайной ящик взамен медальона? В сотый раз он пытался представить Энн, как выглядела она в тот, последний день перед смертью: за ленчем, лежа на диване, проходя мимо него по лестнице. Нет, медальона на ней вроде бы не было, но как можно быть уверенным в этом… Он ведь не знал, что в тот день Энн умрет, не знал, что видит ее в последний раз.
Я уже не твоя Грета Роуз. Больше нет. Значит, когда-то была ею? Нет, он должен все выяснить. Питер поднял трубку и набрал телефон справочной службы. Номер Мэтью Барна зарегистрирован не был, и он уже почти сдался, как вдруг вспомнил: школа! Он же родитель одного из учеников, полностью оплачивающий обучение сына. В Карстоу непременно дадут ему этот номер, у них нет причин для отказа.
И вот вскоре он уже говорил с Томасом.
— Что тебе надо, папа? — Голос Тома звучал устало, но он назвал его «папой», уже какой-то прогресс.
— Мне надо поговорить с тобой. Спросить кое о чем.
— О чем?
— О Роузи.
На том конце линии повисло молчание, на секунду Питеру даже показалось, что их разъединили.
— Томас, ты меня слышишь?
— Да, слышу.
— Я не могу долго говорить. Где встретимся?
— Не знаю.
Снова молчание, и тут Питер услышал шаги Греты, она спускалась по лестнице.
— Времени нет. Жду тебя в Челси, на ступеньках у Таун-Холла. В шесть тридцать.
— Где это?
— Да тут, неподалеку от дома. За углом.
Едва успел Питер положить трубку, как в гостиную вошла Грета.
— Кто звонил?
— Да, так, один человек из министерства.
— И что же он делает за углом неподалеку от дома?
— Речь идет о палате общин. Встречаемся гам на следующей неделе.
Ложь с легкостью слетела с уст Питера, он даже сам не ожидал подобного. Ответ, похоже, удовлетворил Грету. Она приняла от него бокал и поцеловала в губы. Это мимолетное прикосновение вдруг пробудило в нем желание.
Она догадалась об этом по его взгляду, улыбнулась и слегка отстранилась. Она по-прежнему обладала над ним особой чувственной властью.
— Нет, не сейчас, дорогой. Иначе я не смогу сконцентрироваться. Кроме того, на мне платье, в котором я завтра буду давать показания. Решила примерить. Что скажешь, как тебе?
— Думаю, оно само совершенство, — ничуть не покривив душой, ответил Питер. Черное платье безупречного покроя и длины. Подчеркивает тонкую талию и высокую грудь, но вырез скромный. Никогда прежде Грета не казалось ему такой красивой.