Александр Бородыня - Цепной щенок. Вирус «G». Самолет над квадратным озером
На небольшой скорости «Волга» бежала по городу, а сидящий за рулем Чебрисов все говорил и говорил, не останавливаясь. Он почти захлебывался собственной речью, так, что слова было не вставить.
— Ты пойми, Давидик, у нас здесь не столица. Следует учесть: городок небольшой, провинциальный… Знаменитых людей захоронено немного, и у каждого из них уже приличная компания подобралась, но они бы и еще к себе пустили, обычно они не возражают. Вот только кто копать будет? Копать, видишь, некому… И я, видишь, лопату не взял… Давай мы их лучше кремируем? И надежно, и просто… А это вот наличные, — он повторил веско. — Наличные, Давидик.
— Пойдет в счет моей доли, — сказал Д.Д.
— Твоей доли? Я своей доли десять лет не видел, а увидел — обомлел! Ты помнишь, сколько там было резаной бумаги, ты помнишь, сколько у нас было резаной бумаги, так нет больше резаной бумаги, сгнила!..
— Золото тоже истлело?
— Почему истлело, золото я выкопал. — Осторожно «Волга» заворачивала в какой-то неосвещенный двор. — Если совсем по чести, то твоя доля выходит пятьдесят штук, — пухлой ладошкой он стукнул по рулю. — Пятьдесят и все. — Он вышел из машины и сказал уже в открытое окошко. — Погодите здесь, а я пока пойду посмотрю! — Он исчез во мраке, но скоро вернулся и замахал рукой. — Понесли, понесли, ждет!
На просьбы помочь Чекан никак не отреагировал. Он сразу сел в машину и уехал. Лилю все-таки вырвало. Она не смогла смотреть, как кочегар в рваном ватнике и таких же пропитанных нечистотами толстых штанах запихивает головой вперед, в узкую ревущую пламенем топку котельной голый мужской труп. Она вышла и присела на скамью во дворе, ждать.
Во дворе не было ни одной лампочки, не светилось ни одно окно, сияла только широкая щель под дверью в кочегарку.
Антоша разбил длинной кочергой кости студента-физика и отправил в ту же топку молодого курчавого электрика. Он сел пересчитывать выданные Чеканом деньги. Д.Д. устроился напротив, на ящике. Ему захотелось угостить истопника куском антрацита в лоб и отправить в пламя следом за физиком и электриком.
С некоторых пор даже сама мысль о расправе над подобной дрянью в человеческом обличье доставляла старику немалое удовольствие. Он вспомнил, что во дворе его ожидает девочка, и захотел удержаться. Но не получилось. Слишком сильно было желание раздавить этого черного гнилого человека. Настолько сильно, что на несколько минут за ним пропали все остальные чувства.
— А ты одежду сохранил?
Антоша утвердительно крякнул.
— И правильно, — одобрил Д.Д. — Там в кармане джинсов кошелечек.
— Где? — остроносое старческое лицо, возбужденное огнем, повернулось к горе одежды, сорванной с мертвецов. Тощие желтые пальцы забегали, выворачивая карманы. — А нету! — он повернулся, удивленный, к Д.Д. — Нету кошелечка-то!.. Ошибочка вышла?..
Д.Д. всмотрелся в это темно-желтое лицо. Прицелившись, он ткнул ногтем в известную точку на подбородке.
— Ты чего? — отнимающимся языком спросил Антоша. — Я работу знаю… Ты зачем, гнида? Ты это почему?
Шумело пламя. В черном проеме было видно — пламя разлагает легкую человеческую плоть. От знакомого запаха Д.Д. поморщился. Антоша, неподвижный, парализованный ударом, сидел на полу у стены. Его рука, попавшая на кучу антрацита, подергивалась, как от легких ударов электрического тока.
Почти тем же движением, что кочегар выворачивал карманы чужой одежды, Д.Д. залез в телогрейку, где на голом теле Антоши лежал пришитый к ватнику карман, и, вывернув его, извлек толстую пачку коричневых купюр. От пачки исходил запах свежих денег, и это был другой запах. Пододвинув ящик поближе к огню, Д.Д. опустился на него и разъял пачку. Очень медленно, по одной купюре, по одному плотному прямоугольничку он опускал деньги в топку. В горячем вихре сотенные закручивало, и они растворялись в пыль.
Не в состоянии шелохнуться, Антоша смотрел старческими слезящимися глазами. Трудно было понять, что эти глаза выражают более: сожаление или ненависть. Кочегар был значительно моложе самого Д.Д., лет, наверное, на двадцать, но во внешности это не прочитывалось. Когда, в пламя скользнула оптом вся оставшаяся пачка, Антоша весь напрягся и страшным голосом замычал.
— Да тихо ты, — сказал Д.Д. — Видишь, разорался! — Он взял кочергу и разбил кости электрика, после чего вышел к Лиле во двор.
Было почти что светло. Вокруг в домах горело много окон, можно было услышать первые звуки радио. Ухо Д.Д. не застало последнюю бравурную фразу гимна. Еще два часа назад он думал исключительно о том, как спасти собственную жизнь, теперь мысли и желания старика зеркально переменились. На одной чаше весов были несколько скучных лет (какой бы ни был у него жизненный заряд, все равно долго не протянуть), так называемая спокойная старость в достатке, на другой — последняя возможность резко переменить все, может быть, не для себя, для других постараться. Рискнуть? (Чем? Жизнью? Да разве она теперь имеет хоть какое-то значение, его жизнь?) Попробовать вырваться за пределы смыкающегося уже круга, разорвать кольцо… Вдохнув свежего ночного воздуха, Д.Д. уже твердо определился:
«Рискнуть! Найти мальчишку со шрамом, а там посмотрим, что дальше!»
Когда он поднялся из кочегарки, далекий голос диктора сообщал о подготовке праздничного парада и новом президентском указе. Лиля давно уже вскочила со скамейки и стояла неподвижная, замерзая.
— Все в порядке? — спросила она.
Д.Д. кивнул.
— Пошли, — сказал он и спросил сам: — А у вас в городе тоже бывает демонстрация?
— Конечно, — Лиля вяло кивнула. — Каждый год демонстрация. Почему не быть? Будет, точно. А куда мы теперь? — Она приостановила старика. — Знаете, что я подумала? Нужно к Славику съездить в часть. Он, наверное, что-то помнит.
Все же она первой предложила поехать. Д.Д. поймал девчонку, но в голосе его не было ничего, кроме скучного вопроса. Он спросил так, как можно спросить у ребенка, вымыл ли тот руки перед едой.
— Это далеко?
— Двадцать километров по шоссе… Он вчера был почти трезвый, понимаете?.. Понимаете, я видела…
— Ну, говори, — не удержался Д.Д.
— Понимаете, у него на шее… — Лиля показала ногтем. — Как у них… Что это может быть?.. Почему это…
— Не знаю.
— А вы что, правда, преступник? — сменила она тему. — Скажите, я никому не скажу, вы зачем сюда приехали? Вы уголовник, да?
Осторожно Д.Д. посадил девушку на скамейку, сам опустился рядом и терпеливым голосом заговорил с ней. Он говорил сдержанно, тщательно подбирая слова, но, нажимая голосом, не давал себя нигде перебить. На этот раз ему почти не нужно было лгать, и правда доставляла старику удовольствие. Правда веселила его.
