Энн Перри - Утопленник из Блюгейт-филдс
— Когда вы видели его в последний раз? В какое время он обычно возвращается — и не говорите мне, что вы этого не знаете.
— Около шести — он всегда приходит домой около шести. Но я вот уже два дня как его не видел. Прошлой ночью Альби здесь не было, и я понятия не имею, где он был. Господь Бог тому свидетель! И больше я вам ничего не смогу сказать, даже если вы сошлете меня в Хафстралию!
— Теперь в Австралию больше никого не ссылают — вот уже много лет, — рассеянно заметил Питт. Он поверил этому человеку. Ему не было никакого смысла лгать, в то же время он рисковал всем, если бы инспектору вздумалось за него взяться.
— Ну, тогда в Колдбат-филдс! — сердито сказал домовладелец. — Честное-благородное, я понятия не имею, куда делся Альби. И вернется ли он вообще. Мне очень хочется верить, что вернется — он задолжал мне плату за эту неделю, вот так! — Внезапно он очень расстроился.
— Надеюсь, Альби вернется, — сказал Питт, предчувствуя беду.
Впрочем, может быть, Альби действительно вернется. В конце концов, почему бы и нет? Как он сам говорил, здесь у него хорошая комната и постоянная клиентура. Можно разве только предположить, что он нашел себе одного клиента, требовательного, ненасытного, не желающего ни с кем делиться, притом достаточно состоятельного, чтобы тот полностью содержал его для своего собственного ублажения. О подобных подарках судьбы мечтал каждый такой подросток, как Альби.
— Значит, он вернется, — язвительно заметил домовладелец. — А вы, стало быть, собираетесь до тех самых пор торчать здесь словно столб? Вы распугаете всех моих… посетителей! Для такого заведения нет ничего хорошего в том, если вы стоите здесь! Это навевает дурные мысли. Люди станут думать, будто тут что-то стряслось!
Питт вздохнул.
— Конечно, нет. Но я вернусь. И если ты выгонишь Альби или сделаешь ему плохо, я отправлю тебя в Колдбат-филдс прежде, чем твои гнусные ноги успеют коснуться земли!
— Вижу, он вам приглянулся, да? — Лицо старика скривилось в грязной ухмылке. Воспользовавшись замешательством Питта, он выбил его ногу из щели и захлопнул дверь.
Инспектору не оставалось ничего другого, кроме как отправиться обратно в полицейский участок. Он и так уже опаздывал, а у него было еще много дел.
Гилливрей несказанно обрадовался известию относительно поджигателя, и прошло четверть часа, прежде чем он наконец спросил у Питта, почему тот так задержался.
Инспектор предпочел подойти к правде окольным путем.
— Что вам еще известно об Альби Фробишере? — спросил он.
— О ком? — нахмурился Гилливрей, словно не сразу сообразив, о ком идет речь.
— Об Альби Фробишере, — повторил Питт. — Что вам еще о нем известно?
— Помимо чего? — в раздражении спросил сержант. — Он мужчина-проститутка, вот и всё. Чего еще не хватает? Какое нам дело до всего остального? Мы не можем арестовывать всех гомосексуалистов города, ибо в таком случае мы только этим и будем заниматься. К тому же надо еще доказать, что он занимался своим ремеслом, а как это сделать, не привлекая его клиентов?
— А что плохого в том, чтобы привлечь клиентов? — впрямую спросил инспектор. — Они виновны нисколько не меньше его, а то и больше. Им не нужно думать о том, как заработать на кусок хлеба.
— Мистер Питт, вы хотите сказать, что проституция — пристойное занятие? — спросил потрясенный Гилливрей.
Обыкновенно лицемерие приводило Томаса в бешенство. На этот раз, поскольку этот вопрос вырвался у сержанта совершенно непроизвольно, его захлестнула полная безысходность.
— Разумеется, нет, — устало произнес инспектор. — Но я могу понять, как многие из тех, кто торгует своим телом, доходят до этого. А вы осуждаете тех, кто прибегает к услугам проституток, в том числе даже подростков?
— Нет! — вырвалось у Гилливрея. Сержант был оскорблен; сама эта мысль вызывала у него отвращение. Затем до него дошло, какие выводы естественным образом вытекали из его предыдущего заявления. — Ну… я хотел сказать…
— Да? — терпеливо спросил Питт.
— Это не приведет ни к чему хорошему. — Гилливрей покраснел, говоря эти слова. — У тех, кто общается с Альби Фробишером, есть деньги — скорее всего, это люди благородного происхождения. Не можем же мы арестовывать людей этого круга за такие мерзости, как половые извращения. Только подумайте, к чему это приведет.
Питту можно было ничего не отвечать; он знал, что выражение его лица будет достаточно красноречивым ответом.
— У многих людей самые… самые разнообразные вкусы. — Щеки Гилливрея стали пунцовыми. — Не можем же мы лезть в чужие дела. Все то, что делается приватно, так, чтобы никто об этом не знал… — Набрав полную грудь воздуха, он с шумом его выдохнул. — В общем, лучше оставить их в покое! Нам нужно думать о настоящих преступлениях — мошенничестве, воровстве, разбое и тому подобном, — в которых есть пострадавшие. То, чем благородный господин занимается у себя в спальне, касается только его одного, и если эти деяния противоречат законам божьим — в качестве примера можно привести прелюбодеяние, — лучше предоставить карать за них самому Господу.
Усмехнувшись, Питт посмотрел в окно на струйки дождя, стекающие по стеклу, и мокрые улицы.
— Если только, конечно, речь не идет о Джероме.
— Джерома судили не за его противоестественные наклонности! — с жаром возразил Гилливрей. — Его осудили за убийство!
— Вы хотите сказать, что, если бы он не убил Артура, вы бы закрыли глаза на все остальное? — изумленно спросил инспектор. Затем внезапно до него дошло, что Гилливрей сказал: «его осудили за убийство», а не «он виновен в убийстве». Что это было — неудачное выражение или непроизвольное признание тех сомнений, которые оставались у него?
— Если бы Джером не убил Артура, полагаю, никто ни о чем не узнал бы. — У Гилливрея был наготове идеальный, рассудительный ответ.
Питт не стал ничего возражать; скорее всего, это было так. И, разумеется, если бы его сын не был убит, Энсти Уэйбурн ни за что не стал бы преследовать Джерома в судебном порядке. Кто в своем рассудке будет сам раздувать подобный скандал? Уэйбурн просто выставил бы наставника вон без рекомендаций и на том удовлетворился бы. Одних только бездоказательных намеков на небезупречные моральные устои Джерома было бы достаточно для того, чтобы разбить его карьеру, а имя Артура осталось бы даже неупомянутым.
— В любом случае, — продолжал Гилливрей, — все это дело осталось позади, и вы только породите множество ненужных проблем, цепляясь за него. Я больше ничего не знаю об Альби Фробишере и предпочитаю ничего не знать. И вы должны согласиться, сэр, что так будет лучше — при всем моем уважении к вам.
