Элизабет Джордж - Прах к праху
Пальцы Хелен поползли к нему на грудь, расстегивая попадающиеся по пути пуговицы. Опустились к брюкам, расстегнули ремень.
— Дентон уже лег, дорогой? — прошептала она у его губ.
Дентон? При чем тут Дентон?
— Он, случайно, на кухню не придет, нет?
На кухню? Она что, действительно хочет, чтобы они… Нет. Нет. Она не может этого хотеть.
Линли услышал звук расстегиваемой молнии. В глазах у него потемнело. Он прикинул возможность голодного обморока. Потом почувствовал на себе ладонь Хелен, и вся оставшаяся в его голове кровь запульсировала в другом месте.
— Хелен, — проговорил он. — Я не помню, когда ел в последний раз. Честно, я не знаю, смогу ли …
— Чепуха. — Она снова прижалась к его губам. — Я не сомневаюсь, что ты отлично справишься.
И он справился.
Оливия
Ноги сводит судорогой. За последние двадцать минут я уронила четыре карандаша и не имела сил поднять их. Я просто брала новый из жестянки. Я продолжала писать дальше, не обращая внимания на то, во что за прошедшие несколько месяцев превратился мой почерк.
Крис пришел минуту назад, встал у меня за спиной и промассировал мне плечи так, как я люблю. Прижался щекой к моей макушке.
— Не обязательно писать все зараз.
— Почему?
— Не спрашивай. Ты знаешь.
Он ушел. Сейчас он в мастерской, делает клетку для Феликса. Обычно он работает под музыку, но не стал включать ни радио, ни стереосистему, чтобы я могла ясно мыслить и спокойно писать. Я хочу того же, но звонит телефон, и я слышу, как он спешит ответить. Слышу, каким мягким делается его голос. Я пытаюсь не обращать внимания на: «Да… нет… По-прежнему… Нет… Нет, дело совсем не в этом…» Я жду продолжения, произнесенных шепотом главах слов, например «люблю», «хочу», «скучаю» и «если бы только», многозначительных вздохов.
Я напряженно прислушиваюсь, хотя при этом мысленно называю буквы алфавита в обратном порядке чтобы заглушить голос Криса. Долгая жуткая тишина, после которой он произносит: «Я понимаю», — таким голосом, что у меня внутри все сжимается от боли. Я слышу, как он произносит: «Только терпение», — и слова на бумаге расплываются у меня перед глазами. Карандаш выскальзывает на пол. Я беру новый.
Крис приходит на кухню. Ставит чайник. Достает кружку из ящика, чашку из шкафа. Опирается руками о стойку и стоит, опустив голову, словно что-то там разглядывает.
Я чувствую, как сердце бьется у меня в горле, и хочу сказать: «Можешь идти к ней. Можешь идти, если хочешь», но не говорю, потому что боюсь — он уйдет.
Любовь ранит слишком сильно. Почему мы ждем, что она будет чудесной? Любовь — это цепь мучений. Как будто заливаешь сердце кислотой.
Чайник закипает и отключается. Крис наливает воду и спрашивает;
— Выпьешь, Ливи? И я отвечаю:
— Спасибо, да.
Он поворачивается, и некоторое время мы смотрим друг на друга. И молча говорим то, что не решаемся произнести вслух. Наконец он замечает:
— Мне нужно закончить клетку. К вечеру Феликсу понадобится место для ночлега.
Я киваю, но лицо мое горит. Когда Крис проходит мимо меня, его ладонь задевает мою руку, и мне хочется поймать её и прижать к своей щеке.
Я окликаю его, и он останавливается позади меня. Я делаю вдох, и боль оказывается сильнее, чем я ожидала. Я говорю:
— Наверное, я просижу за своей писаниной не один час. Если хочешь уйти… возьми собак на вечернюю пробежку или… загляни в паб.
— Думаю, с собаками ничего не случится, — спокойно говорит он.
Я смотрю на желтый разлинованный блокнот, третий, с тех пор как я начала писать, и говорю:
— Теперь уже недолго. Ты знаешь.
— Не спеши, — говорит Крис.
Он возвращается к работе, разговаривает с Феликсом, потом начинает стучать молотком — частые удары, по одному-два на каждый гвоздь. Крис сильный и умелый. Он не допускает ошибок.
Я все недоумевала, почему он меня взял к себе.
— Я что, стала минутным капризом? — спрашивала я его.
Потому что в моем понимании не было никакого смысла цеплять шлюху, покупать ей две чашки чая и блинчик, приводить домой, поручать ей плотницкую работу и в конце концов пригласить остаться, когда он не собирался — не говоря уже, что не имел желания — трахать ее. Поначалу я думала, что он хочет посутенерствовать. Я думала, что ему нужны деньги на наркотики, и все ждала появления игл, ложек и пакетиков с порошком.
Когда же я потребовала ответа, что все это значит, он спросил, в каком смысле, и окинул взглядом баржу, словно мой вопрос относился к ней.
— Это. Здесь. Я. Я с тобой.
— А разве это должно что-нибудь значить?
— Парень и девушка. По-моему, когда они вдвоем, это всегда что-то значит,
— А-а. — Он поднял на плечо доску и оглянулся по сторонам. — Куда это молоток подевался? — И принялся за работу, и меня заставил.
Пока баржа доделывалась, на ночь мы бросали пару спальников слева от лестницы, в противоположном от животных конце баржи. Крис спал в нижнем белье. Я спала голой. Иногда рано утром я сбрасывала одеяло и поворачивалась на бок, чтобы груди казались полнее. Однажды я поймала его — он меня разглядывал. Я проследила его взгляд, медленно скользивший по моему телу. Он о чем-то задумался. Вот оно, подумала я. Потянулась, выгнув спину, проверенным гибким движением.
— У тебя замечательная мускулатура, Ливи. Ты регулярно делаешь упражнения? Ты бегаешь?
— Черт, — ответила я. И добавила: — Ну да, наверное, я смогу побежать, если придется.
— Как быстро?
— Откуда я знаю?
— А темноты не боишься?
Я провела ладонью по его груди.
— Ну, зависит от того, что нужно в темноте делать.
— Бежать. Прыгать. Карабкаться. Прятаться.
— Что это? В войну играть?
— Вроде того.
Я сунула пальцы за резинку его трусов. Он поймал мою руку.
— Давай посмотрим, — сказал он.
— На что?
— Годна ли ты на что-нибудь, кроме вот этого.
— Ты гомик? В этом все дело? Импотент или что-нибудь такое? Почему ты этого не хочешь?
— Потому что между нами будут другие отношения. — Он скатал свою постель. — Не обязательно так вести себя с мужчинами. Есть и другие способы утвердиться.
— Например?
— Быть самой собой. Чего-то стоить. В том или ином плане.
— Ой, ну хорошо. — Я села, прикрывшись одеялом. — Начинай, — сказала я.
— Что начинать?
—Лекцию, которую тебе не терпится мне прочесть. Только будь осторожен, потому что я ведь не твой зверек и могу уйти в любой момент, когда пожелаю.
— Тогда почему не уходишь?
Я сердито на него посмотрела. Ответить я не могла. У меня была квартирка в Эрлс-Корте. Постоянные клиенты. Ежедневная возможность распространить свой бизнес и на улицу. Пока я имела желание делать все что угодно и пробовать все что угодно, у меня был стабильный источник дохода. Так почему я оставалась?
