Ксавье Монтепен - Чревовещатель
Среди этого товара виднелась красная шелковая материя, в которую было что-то завернуто. Мавританка развернула ее почтительно и вынула полдюжины серебряных перстней со странными буквами и четыре хрустальных флакончика в золоченой оправе.
– Вот амулеты, — сказала она, указывая на перстни. — Вот талисманы, — прибавила она, дотрагиваясь до склянок.
– Как их употреблять? — спросила молодая женщина.
– Дайте вашу левую руку.
Леонида повиновалась, мавританка надела перстень на безымянный палец, потом, откупорив флакон, продолжала:
– Понюхайте.
Госпожа Метцер колебалась.
– О! Не бойтесь, в этом флаконе чудные духи.
Это было правдой, и Леонида, снова повинуясь, испытала восхитительное ощущение. Ей показалось, что душистые цветы с самым тонким и нежным ароматом распустились прямо перед ней.
– А дальше? — спросила она.
– Оставьте этот перстень на пальце. На нем кабалистические знаки, те самые, которые позволили царю Соломону победить врагов благодаря волшебному кольцу. Нюхайте время от времени духи из этого флакона. В нем вытяжка из растений, собранных в горах в особые часы последователем тайного учения, произносившим специальные заклинания, которым злые гении вынуждены покоряться. Верьте и спите спокойно. Вам нечего опасаться: ни вам, ни тому, кто вас любит и кого любите вы.
– Ах! — прошептала Леонида. — Как бы мне хотелось вам верить!
– Не сомневайтесь! Без веры амулет и талисман потеряют свою силу. Теперь вас защищают Аллах и его пророк. Я расплатилась с вами.
– А я хочу заплатить свой долг, — поспешно сказала молодая женщина, сунув три золотых в руку мавританки.
Та выразила свою признательность и хотела уже уйти, когда появились Даниель Метцер и Ришар Эллио, возвращавшиеся с прогулки. Даниель удивился, увидев мавританку, и спросил, что это значит. Леонида ответила правду, но умолчала о последней части разговора.
– Если у этой разносчицы есть вещи, хоть сколько-нибудь достойные госпожи Метцер, — оживился Ришар Эллио, — позвольте мне, любезный компаньон, поднести их ей. Ну-ка! Покажи нам свой товар!
Мавританка поспешно разложила драгоценные ткани, затканные золотом и серебром, китайский креп, вышитый шелком. Ришар Эллио купил все, заплатил, не торгуясь, и сложил это богатство к ногам Леониды, даже не взглянувшей на него.
– Благодарю вас, щедрый господин! — сказала мавританка гортанно и тише прибавила, обращаясь к молодой женщине: — Помните. — Потом, забрав свои пожитки, она быстро удалилась.
Сумерки сменили день. Ужин продолжался не так долго, как накануне. Ришар Эллио, был воздержан в напитках, осторожен в словах, не позволил себе ни одной двусмысленности. Следовательно, госпожа Метцер не имела предлога, чтобы покинуть застолье. Она испытывала какую-то дремоту, возникшую, конечно, из-за прошедшей бессонной ночи.
Обед, наконец, кончился. Даниель Метцер, как и накануне, проводил гостя в его комнату и снова предложил ему свои услуги. Ришар Эллио противился:
– Вчера усталость после дороги, а главное, слишком усердные возлияния заставили меня забыть о приличиях. Будет непростительно, если я и сегодня злоупотреблю вашей любезностью. Притом перед сном я хочу написать два-три письма и выкурить сигару. Итак, добрейший друг и любезный будущий компаньон, прощайте.
Даниель Метцер ушел, а на губах Ришара Эллио опять появилась злая улыбка. Леонида, вернувшись в свою спальню, опустилась в кресло. Дремота и какое-то непонятное оцепенение все больше овладевали ею. С трудом встав с кресла, она подошла к окну и отворила его. Свежий вечерний воздух немного оживил ее, и несколько секунд ее глаза жадно всматривались в гущу зелени.
– Однако он, должно быть, пришел, — прошептала она. — Я уверена, что он там, мой рыцарь! Он любит меня! Откуда она это знает? Как линии моей руки могли открыть ей тайну нашей любви? А эти талисманы! Надо быть безумной, чтобы верить им. А я верю. Стало быть, я безумна!
Леонида, оставив окно открытым, подошла к лампе, стоявшей на столе возле ее постели, взяла хрустальный флакон и понюхала. Глаза ее тотчас закрылись. Флакон, вырвавшись из рук, упал и разбился, бедняжка же упала на постель без чувств, словно мертвая.
LVI
Мавританка, отправившись из Буджарека в Блида, не приметила человека в белой блузе и большой соломенной шляпе, прятавшегося за группой мастиковых деревьев возле калитки. Это был Жорж Прадель. Пропустив молодую женщину шагов на тридцать вперед, он пошел за ней следом. За все время пути лейтенант не сделал ни единой попытки приблизиться к ней и вошел в гостиницу, только когда она затворила за собой дверь номера. Оказавшись в своей комнате, Жорж принялся ждать. Спустя несколько минут в дверь под номером пять осторожно постучался трактирщик.
– Войдите! — крикнула Ревекка.
Лейтенант приложился ухом к проделанному отверстию и услышал следующее:
– Я принес обед.
– Хорошо. Поставьте поднос на стол. Я съем что-нибудь и лягу. И пусть меня сегодня больше не беспокоят.
Трактирщик ушел, а жидовка повернула ключ в замке, задвинула задвижки на двери, выходившей в коридор, и вошла в спальню. Молодой человек подождал еще немного, потом, думая, что всякое промедление смерти подобно, тихо отодвинул задвижку, которая теперь одна замыкала дверь между номерами, на цыпочках прошел первую комнату и встал на пороге другой.
Напротив, спиной к нему, Ревекка, сидя возле столика, заканчивала свою легкую трапезу. Она еще была в мавританском костюме. Жорж видел ее отражение в зеркале, зловещий блеск в черных глазах. «Презренная тварь задумала преступление!» — сказал он про себя с дрожью.
Лейтенант подошел. Легкие шаги не могли его выдать, но Ревекка, нечаянно подняв глаза, приметила в зеркале позади себя офицера, бледного и грозного, и тотчас его узнала. Вне себя от страха, она вскочила, словно пантера, и хотела выхватить из-за пояса малайский кинжал. Жорж не дал ей на это времени. Он стремительно бросился на нее и лишил возможности позвать на помощь, заткнув ей рот своим носовым платком. Куском полотна он крепко связал ей руки и ноги, бросил ее в кресло, потом, схватив кинжал, которым она хотела поразить его, наклонился к ней и сказал очень тихо:
– Не кричите, или я вас убью!
Он вынул кляп.
– Ах! — пробормотала пленница, лицо которой побагровело от испуга и ярости. — Насиловать женщину и угрожать ей достойно ли офицера?
– Неужели вы надеетесь, что я стану с вами беседовать? — воскликнул Жорж. — Полно! Я буду допрашивать, а вы должны отвечать.
