Рекс Стаут - Убить зло
Тебе пришлось сойти в Олбани в пять часов утра и около часа ждать поезда на Бостон, где ты сделал еще одну пересадку, на этот раз на поезд, отправлявшийся на север.
В ожидании очередного поезда ты провел ночь в гостинице в Портленде, и раннее утро застало тебя в дребезжащем местном поезде, двигавшемся в сторону лесов Мейна. Сойдя на станции в Пайнвилле около полудня и следуя указаниям, которые ты записал в офисе двумя месяцами раньше, ты нанял «форд» в небольшом гараже при дороге и минут двадцать трясся по узкой грязной дороге, забираясь в глубь леса. Наконец «форд» остановился перед маленьким коттеджем, располагавшимся в середине поляны; с одного конца громоздилась куча напиленных дров, поднимаясь выше крыши домика; из-за этой кучи появился какой-то человек и стал медленно приближаться к тебе.
Да, сказал он, его зовут Стив, и это его усадьба; да, сказал он, тропинка на Бакит-Лейк сворачивает вправо от дороги, как раз за опушкой этой поляны. Ты не пропустишь поворота; около трех миль налево уходит старая лесная дорога, а на Бакит-Лейк нужно свернуть вправо. Да, конечно, ты можешь оставить у него свои вещи, но он сможет доставить их только послезавтра. Ты достал из чемодана зубную щетку и расческу, передал ему вещи, расплатился с водителем «форда», прошел по дороге несколько сотен футов до того места, где поворот на тропинку был отмечен упавшим деревом, и углубился в лес.
Первые две-три мили ты довольно уверенно шагал по тропинке, но затем стал сомневаться, в одном месте, когда внезапно тропинка вывела тебя на широкую поляну, которая в дождливый сезон, видимо, была болотом, ты рыскал по лесу около часу, прежде чем снова нашел тропу. Даже в лесу поддеревьями было жарко, пот стекал по твоему лицу и по спине, пока ты шагал, повесив пальто и пиджак на руку, в неуместном здесь и неудобном деловом костюме и в начищенных кожаных туфлях. Ты давно оставил позади дорогу; тропинка казалась бесконечной.
Предполагалось, что она тянется на семь миль, и ты начинал чувствовать беспокойство; ты взглянул на часы; может, ты сбился с пути? Ты зашагал быстрее, через несколько минут за стволами деревьев появился просвет, и ты вдруг оказался на краю зеленой лужайки, которая мягко спускалась вниз к берегу озера — миниатюрному круглому озерку не более трех сотен ярдов в диаметре, окруженному со всех сторон густым зеленым лесом. Невдалеке, справа от тебя, стояла небольшая хижина, и ты чуть ли не бегом кинулся к ней с криком: «Эй! Шварц! Привет!»
Он лежал в траве за хижиной и читал книгу. На твои крики он вскочил и бросился к тебе навстречу с удивленной и радостной улыбкой:
— Билл! Боже, как ты забавно выглядишь! — И он горячо пожал тебе руку. — Все-таки ты приехал!
За эти три недели десятки раз ты готов был все ему рассказать — для этого ты и полез в эту глушь. Тебе казалось, что, рассказав ему, ты испытаешь невероятное облегчение; если произнесешь все это вслух, все детали и случаи, а потом скажешь: «Вот что ты об этом думаешь? Разве это не чепуха?» Может, поэтому ты и не решился это сделать, потому что это было единственным концом, за который ты мог потянуть; если это казалось необъяснимым и нелепым самому тебе, как это будет выглядеть в рассказе, что он может сказать, только то, что ты сходишь с ума? Может, ты ожидал от него чего-то еще. В нем был какой-то свет, которого он никому не показывал — ты просто знал, что он у него есть. У него была какая-то тайна, всегда была; каждое лето он уезжал в эту хижину на два месяца, абсолютно один, — ты был единственным человеком, которого он пригласил сюда.
Когда ты плавал, ловил рыбу, бродил по лесу, читал его книги и лежал на траве, разговаривая с ним, на траве под открытым, усыпанным звездами небом, а над тобой пролетал мягкий шепот деревьев, у тебя было ощущение, что твое здравомыслие оказалось во власти дурного духа и ты ищешь слово, способное изгнать его. Уставший после дневного напряжения, так как Шварц был невероятно активным и ты с трудом поспевал за ним. Он сидел в лодке, вытащенной на берег озера, курил, вокруг спускались сумерки, и после долгого молчания говорил:
— Нет, не думаю, что это важно, но этого, конечно, никто не сможет доказать. Просто потому, что я не могу представить себе организм, который заставляет действовать кто-то, помимо его самого. Разве только стимулы, но это другое дело. Если ты дотронешься до меня раскаленным железом, я отпряну, но железо здесь только внешнее; пружина моего действия находится внутри — это желание отстраниться от того, что может причинить боль. Все моральные и этические нормы не что иное, как то же раскаленное железо — Христос и Магомет, Кант и Кальвин, и Энтони Комсток — все они, собственно, одинаковы — невротические кузнецы, которые бросают железо в пламя, раздувают кузнечные меха, затем выдергивают нас и куют.
Ха! По меньшей мере, только некоторые понимают, почему мы отпрыгиваем, — но остальные только скрываются за дерево и строят им рожи…
Это была его любимая тема. Ты молча сидел, курил, лениво прислушиваясь к его болтовне, размышляя, почти спокойный… Горячее железо… Слова… Чушь!
Его отпуск подходил к концу, на День труда Шварцу нужно было уезжать. Ты проводил его по тропинке до Уилсона. Довольный и обрадованный твоим решением остаться, он договорился со Стивом, что он будет снабжать тебя продуктами, а также чтобы он приготовил хижину и лодку на зимовку, когда ты соберешься уезжать. Днем за ним пришел «форд», ты стоял и махал ему вслед, пока он не скрылся из виду, а потом один зашагал по тропе назад.
Ты вынес одиночество всего две недели. После первого же дня и ночи ты стал бояться, во всяком случае, тебе стало крайне неуютно. Все, что в его присутствии было таким приветливым и мирным, — лес, тихое крошечное озерко, обволакивающая тишина, время от времени нарушаемая только пением птиц, шорох невидимой белки или мускусной крысы, — все стало невероятно враждебным и угрожающим. Ты не хотел выходить на озеро в лодке, озеро казалось бездонным, запретным и ужасающим; а что касается леса, то однажды, когда ты направился к вершине холма, куда часто хаживал с Шварцем, ты повернул на полдороги, какой-то момент стоял, затаив дыхание, в самой чащобе леса, а затем стремительно побежал назад по своим следам, чтобы поскорее увидеть сквозь редеющий лес поляну с хижиной и озеро. Хуже всего было по ночам: ты не мог заснуть и, лежа с открытыми глазами в темноте, глазел на квадрат окна, прислушиваясь к тишине…
Как-то, сидя в сгущающихся сумерках у самой воды, ты обнаружил, что раздумываешь о том, что произойдет, если ты выплывешь в лодке на середину озера и спрыгнешь в воду. Естественно, если ты не поплывешь, то утонешь; но сможешь ли ты удержаться от того, чтобы не плыть? Лодка будет находиться от тебя всего в нескольких футах. Сможешь ли ты устоять против желания ухватиться за ее борт?
