Ипполит Рапгоф - Тайны японского двора. Том 2
Канецкий и барон молча подписали бумагу.
— Очень, очень сожалею о печальном инциденте, — сказал префект, подавая руку на прощанье. — А вы, господин Канецкий, не волнуйтесь, иначе и себя и барона поставите в очень затруднительное положение. Не забывайте, что вы иностранцы и что гостеприимством Франций можно пользоваться лишь при условие уважения к ее законам.
ХХХVIII. Венок хризантем
— Какие чудные хризантемы я нашла у Дюруа! — сказала старушка, подавая Хризанте букет этих южных цветов.
Принцесса взглянула на цветы и улыбнулась.
— Это жалкая пародия на те, которые растут у нас, — вздохнула она.
Старушка удивилась:
— Неужели?
— Конечно. О, если бы вы посмотрели, какие громадные цветы растут у нас даже в диком состоянии! — воскликнула она.
Старушка продолжала изумляться.
— Я хочу пройти в кумирню. Где мое белое платье? — сказала принцесса.
— Сейчас его принесут.
Действительно, через несколько минут в комнату принцессы была внесена большая картонка.
— Помогите мне одеться, — сказала принцесса, обращаясь к старушке.
Принцессу охватило сильное волнение.
Мысль увидеть брата-покойника пугала ее. Но это был последний долг, и она сознательно обрекала себя на это мрачное испытание.
В кумирне царила мертвая тишина. Мощная фигура Будды подавляла своими огромными размерами. Кругом по стенам развешаны были изображения лисиц, голубей и даже лошадей; перед этими божествами курился фимиам.
По обеим сторонам большого жертвенника на подставках в виде дракона возвышались две бронзовые вазы артистической работы.
Лампионы и цветные фонарики дополняли убранство кумирни. Неуверенно ступая, принцесса спустилась по широкой лестнице и направилась к гроту, посреди которого, на небольшом возвышении, виднелся труп принца.
В правой ее руке у нее дрожал венок из хризантем.
Она молча подошла к подножию траурного кресла, боясь поднять глаза. Обливаясь слезами, она склонила колени перед заснувшим навеки братом и затем распростерлась на циновке. Но вот она немного успокоилась, привстала, чтобы поцеловать руку усопшего и….
Ужасный крик огласил кумирню.
Вид трупа привел ее в ужас.
Ей чудилось, что брат грозно смотрит на нее.
Она метнулась в сторону, застонала и лишилась чувств.
Старушка бросилась за помощью и принцессу внесли в ее комнату.
В то время, как врач маркиза исследовал лежавшую в обмороке на своей кровати Хризанту, жена камердинера тайком утирала слезы.
— Ваше желание сейчас не может быть приведено в исполнение, — произнес доктор шепотом, обращаясь к послу. — Хлороформ действует сначала возбудительно и только реакция, вызванная этим возбуждением, имеет последствием глубокий сон.
— Но поймите, доктор, что сегодня необходимо ее отправить…
Посол, не желая более распространяться в присутствии посторонних лиц, замолчал.
— Мы об этом поговорим с вами в вашем кабинете, — заявил доктор, — а принцессу необходимо оставить в покое.
Когда посол и доктор удалились, Хризанта мало-помалу пришла в себя.
— Воды, — проговорила она.
Камердинер бросился за графином.
— Ужасно! ужасно! — заметалась она. — Меня хотят убить… Я, как во сне, слышала их разговор… Я этого не заслужила…
— Что вы, что вы, принцесса! Никто об этом не думает Как можно…
— Не успокаивайте меня, я все слышала… Я не хочу помирать… Я люблю барона… Он меня спасет, — говорила она сквозь слезы.
Старуха замолчала.
— У меня к вам просьба, — сказала Хризанта после некоторого раздумья, — ради Бога, не откажите и ничего не говорите о том вашему мужу. Ради всего святого, ради вашего Бога, отнесите маленькую записку, которую я вам дам, в гостиницу «Континенталь» или пошлите ее с каким-нибудь комиссионером.
— Принцесса! Если это узнают, я и муж останемся без куска хлеба. Мы люди бедные…
— Успокойтесь, никто ничего не будет знать. Зато я вас вознагражу.
— Ах, боюсь мужа!..
— Вы мне спасете жизнь. Поймите, что я люблю человека, с которым меня разлучили, и я должна его успокоить, иначе он себя лишит жизни и этим убьет меня.
— Бедная принцесса, — проговорила сквозь слезы старуха. — Конечно, могу ли я вам отказать? Меня Бог накажет за это. Будь что будет, я уж, так и быть, исполню вашу просьбу.
Принцесса оживилась, поспешно вскочила с кровати и бросилась обнимать старуху.
В это время камердинер принес воды.
— Теперь уходите, ваша жена поможет мне переодеться.
Лишь только камердинер ушел, Хризанта бросилась к письменному столу.
— Вот, милая моя, — сказала она, запечатывая конверт, — это письмо должно во что бы то ни стало быть вручено сегодня же в собственные руки барона фон-дер-Шаффгаузена.
Старушка грустно смотрела на принцессу.
— Могу ли я на вас рассчитывать?
— Можете, принцесса, — вздохнула женщина.
Спрятав письмо, она молча вышла из комнаты.
Пока Хризанта писала, в кабинете посла происходило совещание маркиза с доктором, которому поручено было усыпить принцессу.
— Лучше всего дать ей сначала морфий, — начал подкупленный послом эскулап.
— Но в чем? Ведь она ничего не ест, — заметил Ямато.
— В лимонаде.
— Она догадается, — вставил посол.
— Когда она его заметит, — иронически сказал доктор, — будет уже поздно. Дадим ей такую дозу, которая подействует моментально. Я сейчас напишу рецепт.
XXXIX. Письмо
На набережной Орсе, в квартире Канецкого, замечалось большое оживление.
Канецкий, сын русского генерала, находясь в разводе со своей женой, известной московской купчихой, проводил время в Париже среди золотой молодежи, блестящего демимонда и артистов.
Он праздновал свои именины и любезный мосье Пайяр прислал к нему не только своего повара, но также и полдюжины услужливых лакеев.
Расположенный подковой стол был украшен живыми цветами и бесчисленным количеством самых разнородных бутылок, среди которых на видном месте красовалась бутылка-великан лучшего редерера.
В комнате стоял удушливый запах дыма.
Почти все курили, кто сигары, кто — папиросы и только секретарь английского посольства пускал клубы дыма из своей коротенькой трубки-матло[2].
На разгоряченных лицах виднелись улыбки.
Резким контрастом являлся барон.
— Пей, Эдмунд, — понукал его Канецкий. — Брось грустить. Поверь, мы добьемся своего…
Барон ничего не отвечал.
Маркиз де-Гра, сидевший рядом с бароном и сочувствовавший ему, о чем-то говорил шепотом.
