Энтони Беркли - Перепуганная компания
— Невероятно! — согласился с ним Роджер и добавил: — Я часто представлял, что бы я делал, если бы неожиданно разбогател. Все мечтают об этом. А ты думал об этом?
— Конечно, друг мой. Что я, из другого теста? Я думал: если разбогатею, то сделаю что-нибудь такое, что шокирует мистера Общественное Мнение, а потом куплю необитаемый остров и большую яхту. И надо сказать, что в течение последних двух недель, — произнес мистер Пиджин, неожиданно "пустив петуха",я исполнил все три своих заветных желания.
— Так-так, — сказал Роджер, отвлекшись от созерцания океана. — И как же, был шокирован мистер Общественное Мнение?
Мистер Пиджин напустил на себя таинственный вид:
— Думаю, будет лучше, если это останется тайной между мной и им.
Роджер рассмеялся.
В глубине души он был восхищен. Необитаемый остров — это да! Мечта любого юноши. Пока нас манят необитаемые острова, мы молоды. Но вот мы вдруг обнаруживаем, что душевая кабинка "А" или "Б" для нас предпочтительнее, чем лагуна, воды которой бороздят акулы, а центральное отопление нам милей, чем тропическое солнце над хижиной, крытой пальмовыми листьями. Это и означает, что мы незаметно повзрослели. А самой большой неожиданностью для мистера Общественное Мнение, скорее всего, было решение мистера Пиджина променять устоявшийся уклад университетской жизни на отдаленный остров, предпочтя общество мартышек общению со своими коллегами. Похоже, что ни профессорские очки, ни надоедливое общество стареющих юношей и молодящихся стариков не смогли искоренить тот дух подлинной молодости, который по-прежнему жил в костлявой груди пятидесятилетнего мистера Пиджина.
Роджер действительно был восхищен им.
Затем до него дошло, что он только что впервые услышал о существовании некоего пустынного острова.
— А где находится остров? — спросил он.
Мистер Пиджин неопределенно махнул рукой куда-то на запад:
— Думаю, где-то там. Мили и мили.
— Ты был на нем?
— Ну да. Во время первого плавания на этой яхте.
— Какой он?
— Думаю, не лучше и не хуже любого другого острова. Сказать по правде, Шерингэм, — разоткровенничался мистер Пиджин, — он меня разочаровал. Там нет ни лагун, ни сухопутных крабов. А мне хотелось, чтобы была лагуна, и я всегда хотел посмотреть, как выглядит береговой краб. А тебе приходилось сталкиваться с береговыми крабами?
Роджер взглянул на своего собеседника с подозрением:
— Так мы сейчас плывем туда?
— Дорогой мой Шерингэм, с чего это взбрело тебе в голову? — отмахнулся мистер Пиджин.
— Просто потому, что ты умалчиваешь о цели путешествия. Мы уже четвертый день в море, и никто понятия не имеет о нашем курсе. И ты не хочешь говорить об этом. Спрашивается, почему? — произнес Роджер еще более подозрительно.
Плечи мистера Пиджина начали сотрясаться. Если бы не его мимолетная ухмылка, никто бы и не подумал, что он смеется. Это была его особенность смеяться беззвучно. Она не только приводила в замешательство, но по временам производила зловещее впечатление. Это напоминало неожиданное превращение вороны в отвратительного старого стервятника, торжествующего победу. Но Роджер уже начал понимать, что чувство юмора у мистера Пиджина не носило зловещего оттенка, хотя, с точки зрения обычного человека, оно, конечно, было своеобразным.
— Дорогой мой друг, — сказал мистер Пиджин, с трудом справившись с приступом смеха, — я не говорю об этом, потому что и сам не знаю, куда мы плывем. Вы сами можете избрать маршрут. Как только вы решите, куда хотите направиться, я с огромным удовольствием дам команду капитану доставить нас к месту назначения.
— А пока этого не случилось, мы просто-напросто плывем куда глаза глядят?
Мистер Пиджин на минутку растерялся:
— Ну-у, — протянул он.
— При этом ты прекрасно понимаешь, что та неординарная компания, которую ты собрал на борту, никогда не придет к единому решению о чем бы то ни было.
Мистер Пиджин осклабился:
— "Неординарная компания"? Дорогой мой Шерингэм, среди них нет ни одного "неординарного" человека. Наоборот, каждый из них — законченное воплощение одного из типов ординарности. У нас на борту собралась компания самых обычных, заурядных людей.
— Брехня!
— Прости, что ты сказал?
— Ничего, — поспешно произнес Роджер. — Американский сленг, это значит "ну, хорошо". Не приходилось слышать?
Мистер Пиджин повернулся в сторону палубы. Большой тент защищал ее центральную часть от слепящего солнца, которое уже припекало. Под тентом сидело несколько человек, там были сэр Джон Бирч, капитан Твифорд, мисс Сент-Томас и леди Дарракот. Колени последней укрывал сложенный в несколько раз плед — несмотря на то, что день выдался теплый. В леди Дарракот с ее седыми волосами и стройной, но хрупкой фигурой ощущался какой-то болезненный надлом наравне с явно ощущаемой силой духа, противостоящей несовершенствам телесной природы. Мисс Винсент и мистер Паркер, лежа на ковриках, загорали на солнце в пляжных костюмах и оживленно переговаривались. Рядом с ними стояли бутылки с кокосовым маслом. На другой стороне палубы, под тентом, скрытая палубными надстройками, мисс Кросспатрик читала толстую книгу, видимо, весьма серьезного содержания.
Взгляд мистера Пиджина остановился на большой группе, к счастью, находящейся за пределами слышимости.
— Возможно, один-два типа в какой-то степени дублируют друг друга, пробормотал он, продолжая их спор с Роджером. — Например, можно поставить нам в вину приглашение двух истинных аристократов. А впрочем, не знаю. Всегда интересно наблюдать различия в представителях одного типа.
— Вы называете истинным аристократом сэра Джона Бирча?
— Может быть, "аристократ" — слишком сильно сказано, — задумчиво произнес мистер Пиджин. — "Истинный джентльмен" звучит лучше? Это любопытный тип: человек, чье рождение является единственным, что в нем ценят.
Жаль, что в современном мире нет места таким, как сэр Джон Бирч. Такие люди принадлежат вчерашнему дню. Вчера еще они были нужны. Можно сказать, это они объединили сельское население, выступив в роли кристалла, с которого начинается кристаллизация сельского уклада. Но время обогнало этих аграриев, эти поколения бравых наездников, сельских землевладельцев, принявших на себя моральную и материальную ответственность за свои округа, поскольку им никогда не приходило в голову заниматься чем-либо еще. Тело, а не голова всегда управляло ими. Поэтому они и были безголовыми: мозги им не требовались. Вот откуда возник этот тип. Но больше в нем нет надобности, и что теперь будет с ними? Рост налогов ведет к тому, что они лишаются своих земель. Они распродают своих скакунов и дома, не в силах конкурировать с потомками тех, кому пришлось выживать за счет своих мозгов, а не тела. А что еще им остается? Потягивать дармовое виски, принимая приглашения от совершенно чуждых им по духу людей. Предложите сэру Джону за хорошие деньги совершить что-нибудь, что ему противно, — и он без колебаний откажется. Но он не видит ничего дурного в том, чтобы есть и пить за чужой счет — в обмен на престиж общения с ним, ведь он искренне полагает, что одно его присутствие уже почетно для всех остальных членов общества.
