Жорж Сименон - Стриптиз
— Сделайте два шага вперед, Мадо! Два шага…
Я сказал: два шага… Но нет, вы вполне можете!.. Вот видите… Очень хорошо… Дамы и господа! А сейчас мадмуазель Мадо исполнит для вас свой первый в жизни номер стриптиза.
Теперь он стал управлять оркестром двумя руками, добиваясь от музыкантов ритмически навязчивой мелодии. Одновременно прожектор красным светом создавал вокруг Мадо волнующий ореол.
Не сводя глаз с Джианини, новенькая робко дотронулась было до своих плеч, чтобы опустить вниз платье, но ее белые руки бессильно повисли вдоль тела.
Он улыбался ей, стараясь подбодрить, заставлял музыкантов ускорить ритм с таким видом, будто лепит прямо в воздухе какие-то странные фигуры.
Вдруг Мадо метнула испуганный взгляд в сторону входа, где сквозь дым, висевший в зале, разглядела лицо хозяина, который не сводил с нее глаз.
Создавалась тягостная атмосфера, и некоторые из зрителей уже готовы были выкрикнуть:
— Довольно! Хватит.
Селита, как и все остальные, застыла в тревожном ожидании чего-то нехорошего, постыдного. Разве не было у всех ощущения, что они присутствуют при какой-то жестокой игре?
Наконец решившись, девушка зацепила пальцами бретельки черного платья и раздвинула их, обнажая поблескивающую округлость плеч, впадины перед ключицами, по-детски тонкие, бледные руки.
Тело оставалось неподвижным, пока платье медленно скользило вниз и, преодолев преграду бедер, вдруг упало к ногам.
Кто-то в углу зааплодировал. На него зашикали.
Может быть, музыка, напоминающая какое-то негритянское заклинание, создавала особо нервное напряжение, ибо никто не произносил ни слова, не прикасался к стакану. Все без исключения взгляды были устремлены на застывший силуэт, высвеченный пурпурным лучом прожектора.
Девушка поспешно наклонилась, чтобы высвободить ноги, и, может быть бессознательно, стала делать то, что ей диктовало вдохновение: ее руки медленно поползли вверх, нежно поглаживая шелковые чулки, затем слегка приподняла комбинацию, оголив лишь небольшую часть тела, что производило более сильное впечатление, чем откровенная нагота тех, кто выступал до нее.
Теперь Джианини сам затаил дыхание, боясь разрушить уже сложившееся очарование. Он стал подыгрывать ей, приноравливать музыку к жестам девушки.
Селита сильно сжала губы и вдруг почувствовала, что в них вонзились ее острые зубы. Раза два или три она подумала с надеждой, что Мадо вот-вот остановится, охваченная внезапной паникой, обнаружив все эти лица, обращенные в ее сторону, и убежит.
Но произошло обратное. Забыв о рекомендации мсье Леона, девушка сняла комбинацию через голову, и этот жест, казалось, раскрепостил ее. То, что она ощутила себя вроде бы уже совсем голой, подхлестнуло ее; было заметно, что к ее щекам прихлынула кровь и глаза оторвались наконец от дирижера и обратились к притихшему в полумраке залу.
Послышались вздохи облегчения, особенно когда на ее лице появилась улыбка, адресованная не кому-либо другому, а только себе самой, как бы в ответ на какие-то свои тайные мысли.
Джианини все понял и ускорил ритм. Музыка стала такой навязчивой и дикой, что напоминала звуки африканского тамтама.
А она принялась танцевать. Но это не был определенный, известный танец.
Его даже нельзя было назвать танцем в собственном смысле слова. Это были еще не совсем уверенные, медленные движения тела, которое только-только постепенно пробуждалось.
Зрителей не покидало ощущение, что номер буквально висит на волоске.
Достаточно было какого-нибудь пустяка: кашля, смешка, неловкого жеста — и все очарование исчезнет.
Оставалось проделать самое трудное. Селита это знала лучше, чем кто-либо другой, ибо она никогда не соглашалась обнажать свою грудь.
Затем последовал долгий и глубокий вздох. Бросив тревожный, перепуганный взгляд в окружающую ее темноту, Мадо завела руку за спину, чтобы расстегнуть бюстгальтер.
Именно с этого мгновения Селита почувствовала, что прокусила губу до крови, ибо она ясно поняла, что новенькая выиграла партию. Никогда еще ей и никому другому не удавалось держать публику в таком напряжении.
Внезапно после удара тарелок Джианини, у которого даже выступил пот на лбу, переменил темп музыки, и инструменты стали воспроизводить нечто похожее на прерывистое дыхание, сперва робкое, жалостливое, а затем в нем постепенно начинали звучать торжествующие нотки.
Не об этом ли моменте мечтала девушка из Бержерака, когда покидала родительский дом с твердым намерением заниматься стриптизом? И не от этих ли ласкающих ее тело взглядов она впадала в транс?
В отличие от Мари-Лу она не имитировала любовный экстаз, а искренне его переживала с таким видом, будто бросает вызов тем, кто смотрит на нее. Видно было, как по ее телу пробежала дрожь, и все мужчины и даже женщины, забыв об ее обнаженной груди, о ее животе и бедрах, внимательно следили за тем смятением, которое читалось в ее зрачках.
Когда же она рухнула на колени, все встали, некоторые даже зааплодировали, но их заставили прекратить, ибо в это время Мадо с полузакрытыми глазами всем своим телом вела какую-то таинственную борьбу, пока не опрокинулась на спину без сил.
Это зрелище захватило Селиту, как и всех остальных, что только усилило ее бешенство. После напряженной паузы зал разразился такими овациями, что задрожали стаканы на столиках. Люди били в ладоши, топали ногами, что-то выкрикивали, приподнимались на цыпочки, чтобы лучше разглядеть безжизненно поникшее тело девушки.
— Дамы и господа…
Голос Джианини терялся в общем шуме.
Обеспокоенный мсье Леон, которому от выхода больше ничего не было видно, кинулся в толпу.
— Отлично, малышка!
Он был так потрясен, что Селита и Флоранс переглянулись.
Хозяин протянул руку Мадо, помог ей подняться, собрал ее одежду и повел девушку к двери, ведущей в служебное помещение.
Зрители продолжали аплодировать. Тогда оркестр по указанию Джианини заиграл танец самба, что привлекло пары на танцевальную площадку, зажегся яркий свет.
Флоранс не было у кассы. Она, должно быть, отправилась туда, где находились ее муж и Мадо. Наташа, которая проходила мимо, тихо прошептала:
— Ну, старушка, ты как в воду глядела…
Селита вспомнила, как сегодня она им объявила, что новенькая может занять место одной из них. Сказала просто так, чтобы их позлить.
Но Мадо Леруа угрожала занять не просто чье-то место, а именно ее, Селиты. Мадам Флоранс тоже это поняла. Как бы они ни ненавидели друг друга, но боролись они обе за одного и того же мужчину, и в такой ситуации, как эта, становились союзницами.
Как обычно после окончания первого сеанса, начиналась суматоха. Часть посетителей требовали счет, и Жюль метался от столика к столику, а Франсина сновала по залу, разнося пальто и меха, хранившиеся в гардеробе.
