Эми Майерс - Преданный слуга
Ближе к концу недели, тринадцатого июня, Лондон расцвел праздничным убранством, и серокаменный город стал походить на загородное поместье, полное цветов и разноцветных флагов. В петлицах и на шляпках красовались яркие банты, а велосипеды и кареты переливались красным, белым и синим цветами.
Вернувшись поздно вечером в субботу, девятнадцатого, на Бейкер-стрит, я, к своему большому облегчению, обнаружил, что Шерлок Холмс наконец-то готов пообщаться со мной.
— Сегодня меня посетил сэр Джордж, — сообщил мой друг. — Ватсон, он прибыл.
— Кто, Холмс?
— Фон Гольбах собственной персоной. Он остановился в дипломатической миссии, хотя конечно же не имеет официального приглашения, поскольку прискорбный разрыв его господином дружественных отношений между нашими нациями в городе Каус в девяносто пятом означает, что не только сам этот господин не может пересекать Ла-Манш, но также и присутствие здесь его «серого кардинала» не приветствуется.
— В таком случае, когда Мейер поедет передавать письмо, мы его и возьмем.
— Он прекрасно понимает, что будет арестован еще до того, как успеет дернуть шнурок дверного звонка. Нет, ему придется искать какой-то другой способ.
Холмс взял в руки свою скрипку, и я понял, что нам предстоит долгое ожидание. Впрочем, время имеет свойство утекать довольно быстро, как песок сквозь пальцы. Скрипка моего друга монотонно стонала и вчерашним вечером, и сегодняшним воскресным утром — обычный признак того, что нервное напряжение Холмса достигло предела. Раскаленный воздух и духота сказались и на мне, я стал неоправданно нетерпимым.
— Холмс! — закричал я. — По крайней мере, играйте что-нибудь вразумительное, чтобы можно было распознать мелодию.
Скрипка взвизгнула еще более раздражающе.
— Вам нужна мелодия, Ватсон? — холодно ответил мой друг, бросив на меня уничижительный взгляд. — О, моя бедная скрипка! Что она может исполнить для вас? Думаю, «Боже, храни королеву» будет весьма кстати. Или лучше Сузу, какой-нибудь бравурный марш? «Полет валькирий», Ватсон! — воскликнул он. — Где был мой ум, коим одарил меня Господь?
Спустя мгновение скрипка, к которой он тут же потерял всякий интерес, уже лежала на столе, а глаза Холмса излучали тот неистовый свет, что был так хорошо мне знаком.
— Я чуть было не совершил промах, последовав примеру нашего друга мистера Дидье, — сказал Холмс, — и предположив то, что еще не подтверждено фактами. У нас осталось очень мало времени. Логические выводы — наша единственная надежда. Будьте добры, Ватсон, — добавил он, — принесите мне вчерашний номер «Таймс» и программу празднования юбилея, которую вы столь любезно купили для миссис Хадсон.
Когда я выполнил поручение, пообещав миссис Хадсон вернуть ей брошюру с программой, Холмс выхватил ее у меня из рук и несколько минут внимательно изучал, после чего воскликнул:
— Идемте, Ватсон! Вам понадобятся ваша лучшая соломенная шляпа, самая модная трость и тот злополучный фланелевый пиджак, который вы приобрели для занятий греблей.
— Куда мы едем, Холмс? — спросил я нетерпеливо, чрезвычайно довольный тем, что мы наконец-то начинаем действовать. — Мне захватить револьвер?
— Для прогулки по Сент-Джеймсскому парку, Ватсон? — Он усмехнулся. — Полагаю, что нет. Хотя вы и идете один, все же не думаю, что утки могут представлять потенциальную опасность.
Мои надежды рухнули. Я нуждался не в оздоровительной прогулке, а в разрешении нашего дела. Однако он не был настроен обсуждать это, полностью сосредоточившись на том, чтобы я выглядел в соответствии с его пожеланиями.
— Ладно, Холмс, — согласился я, хотя и неохотно.
— Дорогой старина Ватсон, после вашей прогулки я настоятельно рекомендую вам посетить концерт, который, согласно программе, начнется у Сент-Джеймсского парка в полдень.
— Концерт, Холмс? Боже милостивый, как я могу думать о музыке в такое важное для нас время?
— Вы можете предложить более подходящее место для нашей встречи, мой друг?
Успокоившись тем, что у Шерлока Холмса в самом деле созрел в голове какой-то план, я доехал в кэбе до входа в парк, откуда уже пешком направился по Аллее птичьих клеток вдоль южного берега озера. Если бы не снедавшая меня тревога, то я получил бы удовольствие от прогулки в таком прекрасном парке, заполненном теперь прибывшими на торжество гостями. Дети радостно катали туда-сюда обручи, гуляющие вокруг озера сияли улыбками, влюбленные парили в своем собственном блаженном мире, пестрый ковер из цветов всех оттенков радуги пленял мой взор, а когда я шел по мосту, выглянуло солнце. Некоторое время погода была неустойчивой, но ничто не могло ослабить энтузиазм предвкушающих праздник людей.
Я послушно занял место у эстрады, в задних рядах кресел, как и приличествовало человеку, образ которого я в моем нынешнем виде воплощал. Мимо проехал продавец мороженого, крутя педали своего велосипеда, а я обеспокоенно высматривал Шерлока Холмса, но тщетно. Его нигде не было. Вдоль передних рядов, заполненных людьми высокого социального положения, пробирался билетер, грубоватого вида парень в фуражке и помятой военно-морской форме. Немецкий оркестр из города Бродстерс графства Кент уже готовился заиграть, когда билетер дошел до меня; я протянул положенные шесть пенсов, но мои мысли были далеко.
— Игра начинается, Ватсон.
Я вздрогнул, услышав этот хриплый шепот нагнувшегося за упавшей монеткой парня, который только что продал мне билет. Ну почему я должен удивляться, увидев Шерлока Холмса собственной персоной на этот раз в роли самого незаметного билетера, каким когда-либо могли похвастаться Королевские парки? Он прошел дальше, обменявшись парой галантных фраз с сидящей рядом со мной молодой леди, и у меня сразу возникло сомнение, не преуменьшает ли мой друг число дам, с которыми он заводил интрижки в интересах дела или просто на досуге.
Ну конечно! Концерт духового оркестра. Холмс надеялся найти среди слушателей Мейера, к которому присоединится фон Гольбах. Но когда? Концерт проходил без происшествий, хотя волнение мешало мне оценить его по достоинству. Под конец оркестр сыграл потрясающее попурри из произведений Гилберта и Салливана, и зрители встали при звуках государственного гимна, который в этот день открытия недельных празднеств исполнялся с глубоким чувством и торжественностью. Меня охватило сильное беспокойство. Холмс исчез, музыканты упаковывали инструменты, а слушатели расходились. Сейчас было подходящее время, но тем не менее я не видел никого среди групп задержавшихся зрителей, кто соответствовал бы данному Холмсом описанию Мейера.
