Сара Дюнан - Родимые пятна
Кроме того, подумала я про себя, он большой остряк.
Она пожала плечами.
— Ведь это не я, а вы частный детектив, мисс… мисс…
Пока она заглядывала в мою визитку, дабы уточнить имя, я уже вышла.
На улице шел дождь. Кто-то спер с моей машины антенну, спасибо хоть стерео не тронули. Но я и без антенны умудрилась поймать третью программу и теперь вслушивалась в звуки музыки, не то Брамса, не то Бетховена, что немного скрасило послеполуденное время, посвященное слежке за подозреваемым, как назвал бы это Фрэнк. Я всегда пользовалась этим прекрасным термином, когда приходилось ждать. Но ожидание имеет и свои маленькие радости. На какой другой работе вам будут платить за то, что вы сидите и, слушая музыку, предаетесь приятным размышлениям, в то время как ваши глаза привычно следят за происходящим? Я вспомнила учительницу, обучавшую меня в юности искусству танца. А она, признаться, была отличным наставником, и если бы не обстоятельства, круто изменившие мою судьбу, после шести месяцев занятий с ней я непременно стала бы артисткой, лишь бы угодить ей. Где-то на чердаке родительского дома все еще хранились свидетельства моей одержимости— несколько ужасно безжизненных, нарочито манерных фотоснимков. Страшно подумать, сколь многие судьбы были искалечены из-за глупых девичьих фантазий. Представляю, какое впечатление произвела мисс Патрик на юную дочь фермера, отчаянно жаждавшую выбиться из серой действительности и достичь такого же изящества и величия. Я была настолько подавлена всеми этими размышлениями, что прослушала название симфонии, но главного не упустила: было уже 6.15 вечера, а Реснитчатый так и не появился. Похоже, после ланча на работу он не вернулся. Ну что ж, завтра, как говорила в «Унесенных ветром» особа намного более привлекательная, чем я, будет новый день.
Дождь припустил сильнее, и я поехала в северном направлении. Мне, признаться, доводилось в жизни чувствовать себя победительницей, но этого надо было уметь дождаться. Сначала всегда трудно, будто оказываешься в чужой стране, не зная ни ее языка, ни обычаев, так что требуется время для акклиматизации. Особенно если дело касалось исчезнувших людей. Кто бы они ни были, поначалу для вас это всего лишь плоды чужого воображения. Когда вы находите их, они всегда не похожи на то, как вы их себе представляли. Если я найду Кэролайн Гамильтон, она может оказаться похожей на всех вообще балетных девушек или, напротив, отличной от всех, свежей и оригинальной, но затиснутой в рамки общей участи.
Вернувшись домой, я написала отчет о своих действиях в этот день. Много времени это не заняло. В моем распоряжении оставался целый вечер. Если бы это был не Лондон, а Лос-Анджелес, Чикаго или даже Нью-Йорк, я, помотавшись днем по улицам, сидела бы теперь в одном из дюжины местечек, где частный сыщик может чувствовать себя как дома. Я представила, как сижу у стойки бара, помаленьку прихлебываю бурбон и обмениваюсь с барменом рецептами коктейлей или макаю французское жаркое в лужицу кетчупа, а чуть позже какая-нибудь официантка Кирсти доливает кофе в мою чашечку. Образы, конечно, не слишком возвышенные, но гораздо более яркие и убедительные, чем реально существующий китайский ресторанчик на Холловэй-роуд, торгующий блюдами навынос, где вам предлагают ростки фасоли с морскими водорослями, или местный паб, где женщина, пьющая в одиночестве после восьми часов вечера, смотрится, как клизма на витрине, и соответственно себя чувствует. Я подумала было, не позвонить ли своему прежнему дружку и не пригласить ли его выпить. Но прошло три месяца, это много. Расставшись, можно, конечно, время от времени что-то и повторить, но особой нужды в том я не испытывала. Сказать по правде, не так уж много осталось людей, с которыми мне хотелось бы водить компанию. К тому же в полумраке, без верхнего света, который озарял бы сальные следы пребывания мисс Эволюции, моя квартирка казалась почти уютной. Я приготовила себе немного спагетти с мясным соусом и открыла бутылку кьянти. Затем, прихватив пульт от телевизира, завалилась в постель и несколько минут смотрела фильм с Клинтом Иствудом, где мужики смертным боем молотили друг друга железными кулаками и при этом чувствовали себя как ни в чем не бывало. Единственный раз в жизни один сукин сын ударил меня в лицо, и я до сих пор помню оглушительную боль от сломанных костей, которая пронзительно отдалась во всех закоулках мозга. Я неделю не могла говорить, и при хорошем освещении на моем лице до сих пор видна вмятина от удара. А Клинт после столь зубодробительного и гибельного, по сути, мордобоя проснулся в постели с блондинистой куколкой, и на лице его не было ни единой царапины. Я заснула раздраженной, и мне снились плохие сны.
Глава 3
На следующий день я позавтракала в машине и к студии «Херувим» прикатила довольно рано. Всякий ребенок знает, что субботнее утро— это время, когда ученики танцевальных школ могут реально подзаработать. Трогательные девчушки в трико, с маленькими, но совсем по-взрослому выглядящими пучочками на гладко причесанных головках завязывают балетные туфельки, со всех сторон опекаемые заботливыми мамушками и бабушками. Все это вдруг живо напомнило мне детство. Правда, в памяти моей возникло совсем другое: толстый ребенок, чья улыбка терялась меж холмиков щек, плотное тельце, втиснутое в белое трико с оборочками, полные ножки, неуклюже толкущиеся под оборками. Интересно, кто-нибудь говорил мне об этом или я сама представляла себя таким медвежонком? Удивительно, насколько сильна в детях уверенность, что они вырастут и станут кем-то необыкновенным. Увы, все это проходит вместе с детством. Проходит и забывается.
Через час я поняла, что наш прекрасный молодой учитель танцев не появится. Когда последняя стайка детей покинула помещение, я вернулась в студию и прошла по коридору, заглядывая в пустые классы, и в конце концов обнаружила одну из девушек, сидевших вчера в кафе. Она стояла перед настенным зеркалом и делала наклоны, одной напряженно вытянутой ногой опершись о балетный станок. Причем, дыхание ее при столь тяжелом упражнении оставалось ровным. Но вот она выпрямилась и посмотрела в зеркало: долгий критический взгляд без намека на самолюбование. На шее и плечах у нее поблескивал пот. Через пару минут она вновь подняла прямую ногу и медленно, грациозно начала склонять свой торс, касаясь руками носка пуанта.
Я искренне посочувствовала ей, ибо знала, какая боль пронизывает при таких экзерсисах внутреннюю сторону бедра. Нетрудно понять, почему неутомимые труженики сцены столь часто бывают пассивны во время любовных свиданий. Но без всех этих мук на репетициях не будет блеска и легкости на сцене. Я со стуком закрыла дверь и не очень-то грациозно направилась к сей труженице.
