Рекс Стаут - Рождественская вечеринка
— Это меняет дело, — согласился я и проскользнул внутрь, двигаясь подальше, чтобы освободить место для Пэрли. А места ему требовалось предостаточно. Взгромоздившись на сиденье, он захлопнул дверцу.
— Раз мы все равно сидим в машине, — предложил я, — почему бы нам заодно не прокатиться? По городу можешь не колесить — просто высади меня на Тридцать пятой улице.
Но Пэрли неожиданно заупрямился.
— Я не люблю разговаривать во время езды. Как, впрочем, и слушать. Что ты здесь делал сегодня?
— Я уже говорил. Развлекался. Пробовал три марки шампанского. Меня пригласила мисс Дики.
— Попробуй еще разок. Из всей компании ты — единственный посторонний. Почему? Для мисс Дики ты чем-то особенным не являешься. Она собиралась выйти замуж за Боттвайля. Итак, почему?
— Спроси у нее.
— Мы уже спрашивали. Она сказала, что особых причин приглашать тебя у нее не было. Еще добавила, что ты нравился Боттвайлю, да и остальные считали тебя за своего — с той поры, как ты разыскал для них какие-то гобелены. Говорила она сбивчиво, подбирая слова. К тому же, сам знаешь — всякий раз, как случается убийство, а ты оказываешься поблизости, мне любопытно знать — почему. Спрашиваю в последний раз.
Значит, она не стала упоминать про разрешение на бракосочетание. Молодец. Я бы с большим удовольствием слопал весь снег, выпавший в Нью-Йорке начиная с полудня, чем попытался объяснить происхождение этой бумажки сержанту Стеббинсу или инспектору Кремеру. Именно по этой причине я и перерыл корзинку для бумаг.
— Спасибо за доверие, — ответил я, — но злоупотреблять я им не стану. Я уже поведал тебе, как на духу, обо всем виденном и услышанном сегодня. (Тут я поневоле очутился в одной компании с миссис Джером, поскольку я умолчал о разговоре с Марго). И рассказал все, что знаю обо всех этих людях. Оставь меня в покое и отправляйся ловить своего убийцу.
— Я тебя знаю как облупленного, Гудвин.
— Да, и ты даже называл меня Арчи. Я свято лелею память об этом.
— Я тебя слишком хорошо знаю, — задумчиво произнес он. Его крупная голова на бычьей шее повернулась ко мне, и наши глаза встретились. — Не думаешь же ты, что я способен поверить в то, что этот парень удрал из комнаты, а ты его не заметил?
— Ерунда! Я сидел на полу, у меня на руках умирал человек, а все остальные сгрудились вокруг нас. Да ты и сам прекрасно знаешь, что несешь вздор. Не считаешь же ты меня сообщником убийцы.
— А я вовсе не говорил, что считаю тебя сообщником. Даже если Санта Клаус и был в перчатках — а зачем они ему понадобились, как не для того, чтобы не оставить отпечатков, — я не утверждаю, что он убийца. Но если тебе вдруг известно, кто он такой, то ты пытаешься по какой-то причине его выгородить и сейчас водишь нас за нос, что тогда?
— Тогда было бы скверно, согласен. Посоветуйся я с самим собой, я бы первый выступил против.
— Черт побери! — рявкнул Пэрли. — Ты знаешь его или нет?
— Нет.
— Ни ты, ни Вулф не приложили руки к тому, чтобы он появился там?
— Нет.
— Ладно, проваливай. А в управление тебя пригласят как пить дать.
— Надеюсь, что не сегодня. Устал как собака. — Я распахнул дверцу. — Мой адрес ты знаешь.
Я перепрыгнул через сугроб, а Пэрли запустил мотор и машина с ревом рванулась вперед.
Время для того, чтобы поймать свободное такси, было самое подходящее, но из-за чертова снегопада мне пришлось промерзнуть целых десять минут, прежде чем рядом ни притормозила желтая «канарейка». Когда мы подкатили к крыльцу нашего старого особнячка на Западной Тридцать пятой улице, было уже без восьми восемь.
Как и всегда, когда меня нет дома, дверь была на засове, так что мне пришлось звонить, чтобы Фриц открыл и впустил меня в дом. Я поинтересовался, вернулся ли Вулф, и Фриц ответил, что да, мол, — вернулся и изволит ужинать. Убрав шляпу на полку и повесив пальто, я полюбопытствовал, осталось ли хоть что-нибудь для меня, а Фриц серьезно ответил, что да, осталось, и даже очень много, и отступил в сторону, пропуская меня в столовую. Да, по манерам Фриц даст его очков вперед любому мажордому или дворецкому.
Вулф, рассевшийся в своем необъятном кресле за столом, поздоровался со мной — причем вполне нормально, даже не пролаял. Я ответил любезностью на любезность, сел на свое место, развернул на коленях салфетку и извинился за опоздание. Фриц принес мне теплую тарелку, судок с тушеными утятами и блюдо с картофелем, запеченным с грибами и сыром. Я, не скупясь, наложил себе изрядную порцию. Вулф спросил, идет ли еще снег, и я ответил, что да. Потом, проглотив несколько кусочков, я нарушил молчание сам:
— Насколько вам известно, я вполне одобряю ваше правило никогда не говорить о делах во время трапезы, но я угодил в передрягу, которая к делам не относится. Она касается только меня лично.
Вулф хрюкнул.
— О гибели мистера Боттвайля сообщили по радио в семь часов. Ты был там.
— Да. Я был там. Я стоял рядом с ним на коленях, когда он умирал. — Я отправил в рот очередной кусок, лихорадочно соображая. Черт бы побрал это дурацкое радио! Я вовсе не собирался даже заикаться об убийстве до тех пор, пока не прояснил бы более важный, с моей точки зрения, вопрос. Когда во рту освободилось достаточно места, чтобы ворочать языком, я произнес: — Могу доложить обо всем подробно, если пожелаете, но сомневаюсь, чтобы нам удалось заполучить клиента. Единственная подозреваемая с достаточно набитой мошной, чтобы уплатить вам гонорар, — миссис Перри Портер Джером, — но она уже уведомила сержанта Стеббинса, что не намерена терпеть угроз и оскорблений. К тому же, если они разыщут Санта Клауса, вопрос о поимке убийцы может отпасть сам собой. Я же хочу рассказать о том, что случилось до того, как Боттвайль скончался. То разрешение на вступление в брак, что я вам показывал, яйца выеденного не стоит. Мисс Дики передумала. Я выкинул два доллара коту под хвост. Она заявила мне, что решила выйти за Боттвайля.
Вулф обмакнул корочку пирога в лужицу соуса на своей тарелке.
— Вот как? — произнес он.
— Да, сэр. Удар был для меня, конечно, страшный, но со временем я бы оправился. Однако десять минут спустя скончался Боттвайль. Что мне оставалось делать? Несмотря на суету и приставания полицейских, я сумел как следует обмозговать случившееся. Я пришел к выводу, что не стану унижаться и делать изменнице повторное предложение. Конечно, я мог бы раскошелиться еще на пару долларов и обзавестись новым разрешением, но не хочу, чтобы эта ветреница перед брачным алтарем известила меня, что опять передумала и хочет выскочить за какого-нибудь проходимца. Нет, пусть это и разобьет мое сердце, но я постараюсь забыть ее. Вычеркну ее из своей жизни.
