Колин Декстер - Без вести пропавшая
– Что ты делаешь с моей входящей почтой?
Миссис Уэбб, подключив электрочайник, с притворным раздражением вырвала у него письмо.
– Видела это? – спросил Бэйнс.
Миссис Уэбб посмотрела на письмо.
– К нашим делам не имеет отношения, верно?
– Как ты думаешь, это из-за его пустяковых налоговых деклараций? – Бэйнс глубокомысленно хмыкнул.
– Не говори глупости.
– Может, вскроем его?
– Нет, не будем, – сказала миссис Уэбб.
Бэйнс вернулся к своему столу и начал составлять список старост. Филлипсону придется назначить полдюжины новых старост. Или, если быть более точным, он попросит Бэйнса дать ему список возможных кандидатов. В некотором смысле главный шеф был не таким уж плохим парнем.
Сам Филлипсон пришел только после одиннадцати.
– Утро доброе, Бэйнс. С добрым утром, миссис Уэбб.
Его голос звучал слишком весело. Может, он забыл, что школа открывается с завтрашнего дня?
– Доброе утро, директор школы.
Бэйнс всегда называл его «Директор школы»; остальная часть персонала обращалась к нему «сэр». Это была всего лишь небольшая уступка, но для него это было хоть что-то.
Филлипсон пошел к двери своего кабинета, притормозив у стола секретарши.
– Есть что-нибудь важное, миссис Уэбб?
– Я не думаю, сэр. Хотя, может быть это.
Она вручила ему письмо с пометкой «частное и конфиденциальное». Озадаченно нахмурившись, Филлипсон вошел в свой кабинет и закрыл за собой дверь.
В недавно построенном, небольшом особняке на окраине Кернарфона в Уэлсе, другой наставник детей более остро осознавал, что школа на следующий день будет перезагружена. Они вернулись домой только накануне из Шотландии из отпуска, точнее его пародии – дождь, дважды проколотые колеса, потерянная кредитка банка «Барклайс» и опять дождь – и дома множество вещей, которые требовалось сделать.
Газон, для начала. Извлекая выгоду из череды продолжительных ливней, трава вымахала до тревожных масштабов за время их отсутствия, и срочно требовалось снять урожай. В 9.30 он обнаружил, что удлинитель для электрической косилки не работает, и уселся на пороге у задней двери с тяжелым сердцем и маленькой отверткой.
Казалось, что жизнь протекала медленно и не особенно гладко для Дэвида Эйкама, работавшего два года назад помощником учителя французского языка в школе «Роджер Бэкон» в Кидлингтоне, и работавшего теперь, по-прежнему помощником учителя французского, только в школе города Кернарфон.
Он не нашел никаких повреждений на обоих концах удлинителя, и снова зашел в дом. Никаких признаков жизни. Он подошел к подножию лестницы и закричал, в его голосе слышалась нервозность и раздражение:
– Эй! Тебе не кажется, что пора, наконец, вылезти из этой проклятой постели?
Он бросил удлинитель, прошел обратно на кухню и сел грустно за стол, где за полчаса до этого приготовил завтрак, и послушно отнес поднос с чаем и гренками наверх. Он снова безуспешно повозился с одним из чертовых контактов. Она присоединилась к нему через десять минут, одетая в домашний халат и шлепанцы.
– Что тебя гложет?
– Господи! Разве ты не видишь? Я полагаю, что этот бардак с электрикой ты устроила в последний раз, когда пылесосила комнату – хотя, что-то не могу вспомнить, когда это было.
Она не обратила внимания на его оскорбительный тон и взяла у него удлинитель. Он смотрел как она, откинув длинные светлые волосы с лица, ловко отвинтила и исследовала проблемные контакты. Она была моложе, чем он – много моложе – и он до сих пор находил ее чрезвычайно привлекательной. Он задал себе вопрос, как он задавал его часто, было ли решение, которое он принял, правильным решением, и еще раз сказал себе, что все было правильно.
Неисправность была обнаружена и исправлена, и Дэвид почувствовал себя лучше.
– Чашку кофе, дорогая? – С приятной теплотой в голосе.
– Пока нет. Мне хотелось бы крекеров.
Он посмотрел на заросший газон и тихо выругался, слабые пунктирные линии косого моросящего дождя появились на оконном стекле.
Среднего возраста женщина, неряшливая и неопрятная, с цилиндрическими бигуди в волосах, материализовалась из боковой двери на первом этаже; ее карьера неуклюже скатывалась вниз по лестнице.
– Я хочу поговорить с ней.
– Не сейчас, дорогая. Не сейчас. Я опаздываю.
– Если ты не можешь ждать, то больше не возвращайся. Будешь жить на улице.
– У меня всего минута, дорогая. – Он приблизился к ней, склонил голову в сторону и положил руки ей на плечи. – В чем проблема? Ты же знаешь, я ничего не сделаю, что тебя может расстроить.
Он изобразил достаточно приятную улыбку, и что-то похожее на подкупающую откровенность мелькнуло в его темных глазах. Но она знала его как облупленного.
– У тебя в комнате женщина, скажешь, нет?
– У тебя нет причин для ревности, ты же знаешь.
Она теперь находила его отталкивающим, и сожалела о тех первых днях.
– Пусть убирается, и держи ее вне моего дома – здесь не будет больше женщин. Вот так. – Она скинула его руки со своих плеч.
– Она уйдет, она уйдет – не волнуйся. Она всего лишь молодая цыпочка. Ей некуда идти, только в ночлежку – ты знаешь, как это...
– Сейчас же!
– Не глупи. Я уже опаздываю, и я потеряю работу, если не буду осторожен. Будь благоразумна.
–Ты потеряешь жилье, и кровать, и все остальное, если не сделаешь, как я говорю.
Юноша достал грязную купюру в пять фунтов из заднего кармана.
– Я полагаю, это заткнет тебя на день или два, старая сука.
Женщина взяла деньги, но продолжала наблюдать за ним.
– Это надо прекратить.
– Да-да.
– Сколько еще она будет здесь?
– Еще несколько дней.
– Две недели уже прошло, ты всегда был лжецом.
Юноша захлопнул за собой дверь, сбежал вниз по дороге, и повернул направо на Ричмонд-роуд.
Даже по собственным скромным стандартам, мистер Джордж Тэйлор не добился особого успеха в своей жизни. Пять лет назад он, неквалифицированный рабочий, принял предложение «уволиться по собственному желанию», последовавшему за реорганизацией завода «Коули Стил», где до этого работал водителем бульдозера на строительстве магистрали M40. Следующий год он провел, выполняя небольшие, но случайные работы, и пил, слишком много, и играл в азартные игры, слишком много. А потом этот ужасный скандал, и, как следствие, – его нынешняя работа. Каждое утро в 7.15 он отъезжал на своем проржавевшим, зеленом «Моррисе» от муниципального дома в Кинлингтоне в Оксфорде, вниз к Уолтон-стрит, и по бетонированной дороге, которая проходила между каналом и железнодорожной линией, к открытому полю, где раскинулась главная городская свалка. Каждое утро в течение последних трех лет – в том числе и в тот день, когда исчезла Вэлери – он совершал один и тот же маршрут, со своими бутербродами, заменявшими обед, и рабочим комбинезоном рядом, на пассажирском сиденье.
