Жорж Сименон - Мегрэ и человек на скамейке
— Ты ей сказал, что из полиции?
— Нет. Заявил, что я приятель ее сына и мне нужно его видеть…
— Она направила тебя в магазин?
— Да. Женщина ничего не подозревала и сообщила, что он уехал сегодня утром в четверть девятого, как всегда. Мать никогда не слыхала, чтобы ее сын изучал право. Муж ее работает на складе тканей, на улице Виктуар. Они не так богаты, чтобы платить за обучение сына.
— Что ты делал дальше?
— Я сделал вид, что это, видимо, не тот Жорис, которого я ищу. Спросил у нее, есть ли в доме фотография сына. Она показала мне снимок, стоявший в столовой.
Милая женщина, она ничего не заподозрила. Хлопотала над тем, чтобы не остыл утюг. Я не переставал осыпать ее комплиментами…
Мегрэ не сказал ничего. Он, казалось, не проявил никакого интереса к этому сообщению. Сантони работает недавно и не знает еще стиля работы Мегрэ и его сотрудников.
— Выходя, я воспользовался ее невнимательностью. — Сантони протянул руку.
— Давай.
Мегрэ и без того знал, что Сантони утащил фотографию. На ней был изображен худощавый, нервозный, с очень длинными волосами юноша. Женщинам он, вероятно, нравился и знал об этом.
— Это все?
— Видимо, стоит проследить, вернется ли он сегодня вечером домой, правда?
— Увидим.
— Вы недовольны?
Что ему сказать? Сантони оботрется, как и другие.
Когда Мегрэ брал к себе инспекторов из другого отдела, с ними всегда повторялась та же история.
— Если я не следил за девушкой, то потому, что знал, где ее можно искать. Каждый день в половине шестого, а самое позднее в сорок пять минут шестого она приходит в контору, сдает деньги и отчет. Может быть, вы хотите, чтобы я туда пошел?
Мегрэ заколебался. Ему уже хотелось сказать, чтобы Сантони вообще больше ничем не занимался. Но подумал, что это было бы несправедливо, поскольку инспектор старался.
— Узнай, вернулась ли она в контору, а потом — уйдет ли оттуда как всегда.
— Может, парень с ней встречался?
— Может. В котором часу он возвращается домой?
— Он ужинает в восемь. В это время он всегда дома.
— Телефона у них нет?
— Нет.
— А у консьержки?
— Не думаю. Не похоже, чтобы в таком доме был телефон.
— Зайди туда в половине восьмого и расспроси консьержку. Оставь у меня фотографию.
Раз уж Сантони взял фотографию, то Мегрэ задержит ее у себя. Кто знает, может и пригодится.
— До ухода на улицу Риволи остается два часа. Что делать?
— Зайти в отдел инспекций меблированных комнат.
Нет ли там бланка на имя Луи Туре.
— Думаете, у него есть комната в городе?
— А где же он оставлял желтые башмаки и яркий галстук, прежде чем вернуться домой?
— Да, это правильно.
Через два часа вышла послеобеденная газета с портретом Луи. Совсем крохотный снимок, помещенный в углу страницы, с короткой подписью: «Луи Туре, убитый вчера после обеда в глухом переулке около бульвара Сен-Мартен. Полиция напала на след убийцы».
Это было выдумано, но газеты всегда преподносят такое на полном серьезе. Странно только, что комиссару никто еще не звонил в связи с этим делом. И, собственно, в кабинете он торчит, чтобы отвечать на звонки. В подобных случаях людям почти всегда кажется, будто они знают жертву или же видели около места преступления подозрительную особу. Большинство таких донесений после проверки оказываются неправдоподобными. И все же иногда они помогают установить истину.
Три года месье Луи брал завтрак, завернутый в газету, и уезжал из Жюви всегда одним поездом, чтобы вернуться тем же самым поездом вечером.
Куда он шел, когда выходил из поезда на Лионском вокзале? Это осталось тайной.
Первые месяцы, видимо, настойчиво искал новую работу. Ему пришлось, как и другим, стоять в хвосте у порога редакций, чтобы тотчас бежать по адресу, указанному в газетных объявлениях. Потом след его пропал на долгие месяцы. Туре не только должен был заработать то, что получал у Каплана, но еще иметь деньги, чтобы выплатить долги.
Все время он возвращался домой как и прежде. Жена ничего не знала о его делах. Так же, как и дочь, сестры и их мужья.
Однажды он приехал на улицу Клиньянкур, чтобы отдать Леонии деньги и гостинец для старухи.
В то время уже появились желтые башмаки.
Почему его так заинтересовали эти желтые башмаки?
Мегрэ и сам не знал. Прежде всего они были доказательством независимости Туре. Ведь когда он носил их, то считал себя свободным человеком, ни жена, ни ее родственники не имели над ним власти, пока снова не надевал свои черные. Это имело также и другое значение.
У Луи были теперь деньги. Но почему он не говорил своим знакомым, что работает?
Консьержка случайно встретила его на скамейке бульвара Сен-Мартен. Она не поздоровалась с ним, а отвернулась — чтобы не смутить. Ее удивило, что он сидел на скамейке. Такого человека, как месье Луи, который всю свою жизнь работал по десять часов, застать вдруг на скамейке!
Пусть в воскресенье, пусть после обеда. А то в одиннадцать часов, когда во всех конторах, магазинах и складах кипит работа.
На лавке последнее время видел его и старый друг месье Семброн, но уже на бульваре Бон-Нувель, недалеко от того же бульвара Сен-Мартен и улицы Бонди. Это было после обеда. Месье Семброн не стал отворачиваться, а заговорил с Туре. А кто крутился около лавки в ожидании знака, чтобы подсесть? Семброн не рассмотрел незнакомца. Но то, что он сказал, было неожиданностью: «Такие люди всегда там сидят на лавках».
По мнению комиссара, две вещи — желтые башмаки и сидение на лавке не совсем подходили друг другу.
В конце концов, надо рассматривать тот факт, что Луи в один дождливый и холодный день, где-то в полпятого, после обеда, пошел через глухой переулок и кто-то, тихо крадучись за ним, всадил ему нож между лопаток.
Это случилось по крайней мере в десяти метрах от тротуара. А ведь по нему плыл людской поток…
Никто так и не позвонил. Вечерело. Комиссар поднялся и снял с вешалки теплое пальто. Прежде чем выйти, открыл дверь в комнату инспектора:
— Я буду через два часа.
Брать машину было ни к чему. Он вскочил в автобус и через несколько минут вышел на углу Севастопольского бульвара и Больших бульваров.
Еще вчера в это время Луи Туре тоже был здесь. Он имел бы еще время сменить желтые башмаки на черные и направиться на Лионский вокзал, чтобы вернуться в Жюви.
Толпа на тротуарах увеличивалась. Чтобы перейти улицу, надо было почти целую минуту ждать на каждом углу.
«Это, видимо, она», — подумал Мегрэ, увидев скамейку на тротуаре против бульвара Бон-Нувель.
