Энн Перри - Утопленник из Блюгейт-филдс
— О! — Шарлотта принялась лихорадочно искать ответ. — Я сестра леди Эшворд. — По крайней мере это должно было снять всякие подозрения относительно того, что она как-то связана с полицией. И снова Шарлотта почувствовала, что покраснела.
— В таком случае я приношу свои извинения за эту… жестокую и весьма омерзительную тему, сестра леди Эшворд! — На лице у Вандерли мелькнула веселая усмешка. — Но вы сами начали этот разговор, и если ваша сестра была убита, вы уже знакомы с неприятной стороной полицейского расследования.
— О да, конечно, — согласилась Шарлотта, все еще заливаясь краской. Вандерли прав: она сама напросилась на откровенность. — И вы нисколько меня не шокировали, — быстро добавила она. — Но это очень страшно — то, что ваш племянник был таким… таким извращенным подростком, как вы говорите.
— Артур? Увы, это так. Жаль, что из-за него повесят другого человека, даже если это весьма неприятный учитель латыни с темпераментом, похожим на уксус. Бедолага — и все же, смею заметить, если бы его не осудили, он продолжал бы и дальше совращать других мальчиков. Очевидно, он приставал и к младшему брату Артура, а также к Титусу Суинфорду. Это уже было совершенно напрасно. Если Артур его бросил, ему надо было бы найти кого-нибудь такого, кто уже обладал бы подобными наклонностями, связываться только с теми, кто хочет этого сам, а не наводить страх божий на таких детей, как Титус. Он очень милый мальчик, Титус. Чем-то похож на Фанни, но только не такой умный, хвала небесам. Умные девочки возраста Фанни вселяют в меня ужас. Они замечают все, а затем с потрясающей четкостью повторяют в самый неподходящий момент. Все это от того, что им нечем заняться.
В этот момент возвратилась Фанни, гордо неся для Шарлотты пунш, и Вандерли, извинившись, удалился, оставив Шарлотту озадаченной и слегка возбужденной. Он заронил семена идей, которые до сих пор не приходили в голову ни ей самой, ни Томасу.
Глава 9
Питт даже не подозревал о бурной деятельности своей жены. Он был настолько занят собственными сомнениями относительно доказательств вины Джерома, что принял за чистую монету желание Шарлотты отправиться в гости вместе с тетей Веспасией, к чему в другое время отнесся бы с явным подозрением. Шарлотта относилась к тете Веспасии с уважением и изрядной симпатией, но вряд ли отправилась бы вместе с ней в гости исключительно ради светских приличий. Этот круг общения нисколько ее не интересовал.
У Питта из головы не выходили мысли о Джероме, не позволяя сосредоточиться ни на чем другом. Инспектор чисто механически занимался другими расследованиями, допуская вопиющие оплошности, и как-то раз ему указал на них какой-то младший сержант. Томас вышел из себя, в первую очередь, поскольку сознавал, что сам во всем виноват, после чего извинялся перед сержантом. К чести последнего следует заметить, что он отнесся к этому с пониманием, чувствуя, что инспектора терзают какие-то заботы. К тому же ему был по душе начальник, умеющий признавать свои ошибки.
Но Питт понимал, что означает это тревожное предостережение. Он должен что-то предпринять в отношении Джерома, иначе совесть будет донимать его все сильнее и сильнее, пока в конце концов не лишит его способности трезво мыслить, и он совершит ошибку, которую уже нельзя будет исправить.
Как и смертная казнь, которую также нельзя исправить. Человек, несправедливо заточенный в тюрьму, может выйти на свободу, может начать заново строить свою жизнь. Но повешенного уже не воскресишь.
Как-то утром Питт сидел за столом у себя в кабинете, разбирая ворох донесений. Он внимательно смотрел на каждый лист бумаги, читал слова глазами, но ни капли их смысла не регистрировалось у него в сознании.
Гилливрей сидел напротив, выжидательно глядя на него.
Собрав донесения, инспектор начал перечитывать их заново. Внезапно он оторвался от бумаг.
— Гилливрей!
— Да, сэр?
— Как вы вышли на Абигайль Винтерс?
— На Абигайль Винтерс? — нахмурился сержант.
— Вы не ослышались. Как вы на нее вышли?
— Методом исключения, сэр, — с некоторым раздражением ответил Гилливрей. — Я изучил множество проституток. Если бы понадобилось, я был готов перебрать их всех. Абигайль Винтерс была двадцать пятой или около того. А что? Не вижу, какое это теперь может иметь значение.
— Вам на нее никто не указал?
— Конечно, указали! А как еще, по-вашему, я выходил на проституток? Сам я с ними не знаком. Имя Абигайль Винтерс назвал один из моих осведомителей, который в прошлом уже поставлял мне информацию. Если вы хотели это узнать, это не был кто-то заинтересованный. Послушайте, сэр. — Сержант наклонился через стол. Подобные манеры особенно раздражали Питта. От них попахивало фамильярностью, словно инспектор и сержант занимали по службе равное положение. — Послушайте, сэр, — повторил Гилливрей. — В деле Уэйбурна мы выполнили свою работу. Присяжные признали Джерома виновным. Его судили честно и справедливо, на основании показаний свидетелей. И даже если вы ни в грош не ставите Абигайль Винтерс и ей подобных — и, разумеется, Альби Фробишера, — вы должны признать, что Титус Суинфорд и Годфри Уэйбурн — честные и порядочные юноши, не имеющие никакого отношения к проституткам. Предполагать противное абсурдно. Обвинение должно доказать вину, сняв все разумные сомнения — а не вообще все сомнения. А при всем моем уважении, мистер Питт, сомнения, которые остались у вас, разумными не назовешь. Они надуманные и нелепые! Нам недостает только очевидца, но никто не совершает тщательно спланированное убийство при свидетелях. Убийство в порыве ярости — да; возможно, убийство из страха, в приступе гнева или даже из ревности. Однако это убийство было спланировано заранее и совершено хладнокровно и чисто. Так что давайте не будем больше к нему возвращаться, сэр! Дело закрыто. Вы только навлечете на себя ненужные неприятности.
Питт посмотрел на убежденное лицо Гилливрея, оттененное белым накрахмаленным воротничком. Ему очень хотелось проникнуться к сержанту ненавистью, однако он вынужден был признать, что совет Гилливрея дельный. Если бы они поменялись местами, он сам сказал бы своему начальнику именно это. Дело закончено. И нечего идти наперекор разуму, настаивая на том, что очевидное решение не является правильным. В большинстве преступлений жертв значительно больше, чем только те, кого пырнули ножом или изнасиловали; и в данном случае жертвой стала Эжени Джером — а может быть, в каком-то смысле и сам Джером. И по-детски наивно рассчитывать на то, что все несправедливости будут исправлены.
