Энн Перри - Смертная чаша весов
Уильяму придется присутствовать на суде, видеть, как Рэтбоун пытается бороться и проигрывает, и сознавать, что он губит свою репутацию и все, что так кропотливо построил за всю свою профессиональную жизнь.
Конечно, рядом с Оливером будет Эстер. Она постарается сделать все возможное, ломая себе голову, как ему помочь, проводя бессонные ночи в мучительных раздумьях и тревоге…
И даже когда все кончится и Рэтбоуна будет ждать беспощадная критика, насмешки и позор за его нелепый поступок, за вызов, брошенный обществу, Эстер останется с ним. Эта женщина готова помогать ему и защищать его, даже если потом, наедине с собой, она не поскупится на суровое осуждение. Эстер заставит адвоката подняться и снова начать борьбу, заставит его принять вызов общества, несмотря на всеобщий гнев и презрение. Чем больше Оливер будет нуждаться в помощи, тем сильнее будет поддерживать его мисс Лэттерли.
Монк с неожиданной теплотой вспомнил, как в самый трудный для Рэтбоуна час, когда он был напуган и находился в полном смятении, Эстер на коленях умоляла его не сдаваться, и ее уговоры, а порой и суровая критика вернули ему силу и решимость продолжать борьбу. Даже в страшные для себя минуты, когда ей казалось, что Оливер не прав, девушке и в голову не приходило бросить его. Ее преданность не зависела ни от того, прав он или виноват, верила ли она или не верила в его успех, – это была решимость не покидать его даже в час поражения, в том числе если он сам был повинен в нем.
В Эстер не было кокетливой прелести Эвелины, не было ее красоты или обаяния. Но в ней жили смелость и неизменное благородство искренней натуры, что для пресытившегося славой Рэтбоуна сейчас было подобно глотку чистой ледяной воды,
– Благодарю, – сдержанно ответил Монк на приглашение фон Зейдлиц. – Я уверен, что это было бы великолепно… но мой долг зовет меня в Лондон… долг перед друзьями, которые мне дороги. – Он отвесил поклон и с истинно немецкой официальностью щелкнул каблуками. – Ваше общество было несказанно приятным, графиня, но, увы, пора вернуться к суровой действительности. Доброй ночи… и прощайте.
Лицо Эвелины словно обмякло от неожиданности, но лишь на мгновение. Вскоре оно уже горело от нескрываемого и необъяснимого гнева.
Уильям, повернувшись, стал спускаться по лестнице в холл и вскоре покинул дом.
Глава 8
Возвращение в Лондон оказалось долгим и скучным, но дало Монку возможность тщательно продумать, что он скажет Рэтбоуну и как это поможет тому на суде. Он так и эдак обдумывал ситуацию, но не нашел, за что уцепиться и как помочь другу в защите Зоры фон Рюстов. Независимо от того, кто был намечен в жертвы убийства – Фридрих или Гизела, – последняя и в том и в другом случае была невиновна. Единственным подающим надежды фактом было то, что теперь речь действительно пойдет об убийстве.
Приехав в Лондон, сыщик тут же направился в свою квартиру на Фицрой-стрит. Распаковав чемоданы, он принял горячую ванну и переменил белье, а затем попросил у хозяйки горячего чаю, по которому соскучился за эти три недели, что не был дома. После чая Уильям почувствовал себя вполне готовым ехать к Рэтбоуну на Вер-стрит, хотя и страшился того, что придется сказать адвокату. Но иного выхода у него не было.
Неожиданный приход Монка так удивил юриста, что тот даже пренебрег правилами приема посетителей и, не дожидаясь доклада клерка, едва услышав, что сыщик беседует в холле с Симсом, сам распахнул перед ним двери своего кабинета. Как всегда, Оливер был безукоризненно одет, но лицо его выдавало усталость и тревогу.
– Добрый день, Монк, – поприветствовал он своего друга. – Входите. – Затем посмотрел на клерка. – Благодарю вас, Симс.
Тот отступил в сторону, давая Уильяму пройти.
– Принести чаю, сэр Оливер? – спросил клерк, вопросительно посмотрев сначала на шефа, а потом на гостя.
Он, очевидно, знал о важности дела, которое вел Рэтбоун, и о том, какие новости мог привезти сыщик. Но по виду Уильяма помощник сэра Оливера понял, что новости были не из хороших.
– О… не думаю, – ответил юрист, глядя не на служащего, а на Монка, в глазах которого он уже увидел свое полное поражение на процессе. – Благодарю, Симс, – добавил Рэтбоун. В голосе его было разочарование, которое ему трудно было скрыть.
Закрыв дверь кабинета, адвокат как-то скованно обошел письменный стол, остановился в его дальнем конце и, пододвинув стул, сел. Монк тоже присел на ближайший стул.
Рэтбоун не скрестил ноги, как любил обычно делать, и не откинулся на спинку стула. Лицо его казалось спокойным, глаза глядели прямо, но в них был страх, когда он смотрел на своего гостя.
Детектив не видел оснований рассказывать обо всем в хронологическом порядке. Это лишь усилило бы напряженность.
– Мне кажется вполне вероятным, что Фридрих был убит, – прямо сказал он. – У нас есть все основания поставить в суде этот вопрос, и, возможно, мы даже сможем это доказать, если нам повезет и хватит наших профессиональных способностей. Однако нет никаких оснований полагать, что виновна именно Гизела.
Оливер ничего не ответил – он только смотрел на Уильяма.
– Да, никаких, – повторил тот.
Сыщику не хотелось говорить то, что он должен был сказать адвокату. Его опять охватило знакомое чувство бессилия, когда он был вынужден смотреть на то, как мучается и погибает человек, которого он должен спасти. Монк ничего не был должен Рэтбоуну; тот сам был виноват, что взялся за это безнадежное дело. Так Уильям полагал разумом, но чувства его говорили другое.
Детектив глубоко вздохнул.
– Фридрих был всей ее жизнью. У Гизелы не было любовника, и муж тоже был ей верен. Как друзья, так и недруги знали, что они боготворят друг друга. Они все делали вместе, у них были одни интересы. Из тех сведений, которые я получил, очевидно, что они продолжали любить друг друга.
– А его долг? – не выдержав, прервал посетителя Оливер. – Не было ли заговора вернуть его в Фельцбург, чтобы он возглавил борьбу за независимость?
– Бесспорно, был.
– Тогда…
– Это ничего не значит! – резко прервал Монк юриста. – Он пренебрег своим долгом двенадцать лет тому назад, и нет никаких свидетельств того, что он изменил свое прежнее решение.
Рэтбоун с такой силой сжал в кулак лежавшую на столе руку, что на ней побелели косточки суставов.
– Двенадцать лет назад его стране не грозила опасность насильственного присоединения к союзу немецких княжеств. Неужели ему не были дороги понятия чести, патриотизма и долга? Черт побери, Монк, он родился герцогом, родился, чтобы править!
Сыщик слышал нотки отчаяния в голосе Оливера и видел его в глазах адвоката, и об этом же свидетельствовали и красные пятна на его щеках. Но Уильям был бессилен ему помочь. Все, что он знал, могло только усугубить отчаяние его друга.
